(no subject)
Последние дни перед отъездом - самые бестолковые, обгоревшие, мутные. Ленка носилась, как сумасшедшая, какие-то экскурсии, какие-то водопады. Ты что, не понимаешь? Время уходит. Господи, как будто отпуск последний в жизни раз. Маринка засела в номере, с мороженым и телевизором - отбывала оставшиеся дни. Поменяла бы, что ли, билет… хотя там - Москва, суета, а здесь - опрокинутый в море кувшин неба. Впрочем, она же его не видела - или боялась, что привыкнет смотреть только на него.
Меня же рвало на части: уехать прямо сегодня или никогда не уезжать. А что? Остаться. Волны и крабы, легкие юбки как единственно правильный, подходящий для жизни наряд.
Я шла по тропинке, петлявшей над пропастью - к роднику, я все здесь уже знала, и он появился из-за камней, будто поджидал.
- О, привет. Ты как здесь? - я расплылась в улыбке, немножко виноватой - остались каких-то три дня. Мне очень хотелось еще разок поцеловать его мягкие, вечно обветренные губы.
- Я.. так, нормально, - я подошла, поднялась на цыпочки и стянула с его носа темные очки.
Он не был рад, он почти плакал, и я, в общем, знала, почему. Прижалась молча, привычно устроилась в объятиях. Мы простояли десять, двадцать минут, под коромыслом полуразрушенной арки прохладилась тень.
Мы почти сплавились - мягкий комок, эскиз андрогинна, и когда он заговорил, я чувствовала каждое слово кожей.
- Пойдем в кино?
- Можно. А что показывают?
- Какая разница?
Он отпустил меня, почти толкнул. Резко крутанулся в другую сторону. Отвернулся.
- Ну что ты, что? - я обняла его спину, понимая уже, что какая тут случайность. Ждал за камнями, а вернее - следил. Подстраивал нашу встречу. Да я бы и сама… Черт, ужасно хотелось поцеловать его мягкие, вечно обветренные губы, но теперь уже точно нельзя было.
Теперь он говорил. Я не могла это слушать. Смотрела в сторону. Меня больше не тянуло остаться, я с тоской провожала глазами уходящие в небо самолеты.
Он говорил хорошее, нежное, про меня. Рисовал жизнь красивую, радостную, где мы были бы вдвоем. Он держал меня за руку - я не отнимала. Это самое меньшее, чем я могла искупить - отдать ему руку. Но не навсегда же. Не навсегда. Я не могла это слушать. Больно было смотреть в покрасневшие мальчишеские глаза - ведь я, в общем, в его горе не была виновата.
Помню, мы валялись на крыше, передавая друг другу сигаретку, небо смотрело на нас миллионом глаз, и все были светлыми, как его - серые. Тебе же хорошо со мной? Ну конечно, кивнула я в темноте, хорошо. Вспомнила, как днем мы ныряли дельфинчиком - я лежала на нем, держала за шею, и он тащил под воду два тела - свое, большое и загорелое, и мое - маленькое и посветлее. Его сила увлекала меня на дно.. и просто увлекала. Это же не последнее лето? - спросил он тогда. Конечно, не последнее. Что-то, а это я точно знала. Много пройдет еще лет, он все забудет. Но кольца все-таки не взяла.
- Я без тебя не смогу.
Я хотела сказать ему, что как еще сможет, но просто пообещала, что не уеду на край земли, а всего лишь - в Москву, где есть телефон и Интернет, и даже веб-камера. А лето - до него осталось каких-то три сотни дней.
- Чуть больше.
- Да, чуть больше.
Мы встретились через десять лет.
- Знаете, а она учила меня целоваться, - разоткровенничался он. Мы сидели на парапете, с моря тянуло свободой и свежестью, но это не помогало выветриться литрам алкоголя, что мы приняли внутрь за встречу.
- Да? - его жена повернулась ко мне, разглядывая с новым интересом.
Я видела, что ему очень хотелось поцеловать мои мягкие губы. И подумала, что, наверное, можно.
Только зачем.
Меня же рвало на части: уехать прямо сегодня или никогда не уезжать. А что? Остаться. Волны и крабы, легкие юбки как единственно правильный, подходящий для жизни наряд.
Я шла по тропинке, петлявшей над пропастью - к роднику, я все здесь уже знала, и он появился из-за камней, будто поджидал.
- О, привет. Ты как здесь? - я расплылась в улыбке, немножко виноватой - остались каких-то три дня. Мне очень хотелось еще разок поцеловать его мягкие, вечно обветренные губы.
- Я.. так, нормально, - я подошла, поднялась на цыпочки и стянула с его носа темные очки.
Он не был рад, он почти плакал, и я, в общем, знала, почему. Прижалась молча, привычно устроилась в объятиях. Мы простояли десять, двадцать минут, под коромыслом полуразрушенной арки прохладилась тень.
Мы почти сплавились - мягкий комок, эскиз андрогинна, и когда он заговорил, я чувствовала каждое слово кожей.
- Пойдем в кино?
- Можно. А что показывают?
- Какая разница?
Он отпустил меня, почти толкнул. Резко крутанулся в другую сторону. Отвернулся.
- Ну что ты, что? - я обняла его спину, понимая уже, что какая тут случайность. Ждал за камнями, а вернее - следил. Подстраивал нашу встречу. Да я бы и сама… Черт, ужасно хотелось поцеловать его мягкие, вечно обветренные губы, но теперь уже точно нельзя было.
Теперь он говорил. Я не могла это слушать. Смотрела в сторону. Меня больше не тянуло остаться, я с тоской провожала глазами уходящие в небо самолеты.
Он говорил хорошее, нежное, про меня. Рисовал жизнь красивую, радостную, где мы были бы вдвоем. Он держал меня за руку - я не отнимала. Это самое меньшее, чем я могла искупить - отдать ему руку. Но не навсегда же. Не навсегда. Я не могла это слушать. Больно было смотреть в покрасневшие мальчишеские глаза - ведь я, в общем, в его горе не была виновата.
Помню, мы валялись на крыше, передавая друг другу сигаретку, небо смотрело на нас миллионом глаз, и все были светлыми, как его - серые. Тебе же хорошо со мной? Ну конечно, кивнула я в темноте, хорошо. Вспомнила, как днем мы ныряли дельфинчиком - я лежала на нем, держала за шею, и он тащил под воду два тела - свое, большое и загорелое, и мое - маленькое и посветлее. Его сила увлекала меня на дно.. и просто увлекала. Это же не последнее лето? - спросил он тогда. Конечно, не последнее. Что-то, а это я точно знала. Много пройдет еще лет, он все забудет. Но кольца все-таки не взяла.
- Я без тебя не смогу.
Я хотела сказать ему, что как еще сможет, но просто пообещала, что не уеду на край земли, а всего лишь - в Москву, где есть телефон и Интернет, и даже веб-камера. А лето - до него осталось каких-то три сотни дней.
- Чуть больше.
- Да, чуть больше.
Мы встретились через десять лет.
- Знаете, а она учила меня целоваться, - разоткровенничался он. Мы сидели на парапете, с моря тянуло свободой и свежестью, но это не помогало выветриться литрам алкоголя, что мы приняли внутрь за встречу.
- Да? - его жена повернулась ко мне, разглядывая с новым интересом.
Я видела, что ему очень хотелось поцеловать мои мягкие губы. И подумала, что, наверное, можно.
Только зачем.