Самара: исчезающая деревянная архитектура на Волге
В британской газете The Observer (воскресная версия газеты The Guardian) опубликована статья о самарском архитектурном наследии и его судьбе. Ниже перевод от Самарского обывателя© (оригинал перевода в блоге Записки самарского Обывателя):
Самара: исчезающая деревянная архитектура на Волге
Роуан Мур. The Observer. 24 октября 2010
Самара - сокровищница деревянной архитектуры, зданий в стилях модерн и конструктивизм. Как и многие другие российские города, она находится под угрозой, исходящей от жестоких застройщиков и коррумпированных местных чиновников. Но есть и признаки зарождающейся борьбы…
«Половина Самары знает, что Вы здесь», говорит ведущий местный посредник на рынке недвижимости. Он добавляет, с несколько театральным выражением угрозы, что неназванные люди следят за моими передвижениями, а во время моего пребывания таинственный учитель йоги и экс-рецидивист по кличке Бизон - бородатый, как уценённый Распутин - то появляется, то исчезает. Это звучит не так уж и страшно, если не знать, что находишься в области, в которой политика в области недвижимости является серьёзным делом. В 2004 году главный архитектор в соседнем городе Тольятти был убит, когда оказался на пути не у тех людей.
На карту здесь поставлен целый город, чья хрупкая красота может, как и пресловутое дерево, падающее в лесу, беззвучно исчезнуть. Это яркий пример того, что происходит по всей России, где исторические города практически беззащитны перед развитием, коррупцией и услужливыми местными органами власти. Большинство из них были скрыты из виду в советские времена, но их наследие не уступает тому, что лучше известно в западноевропейских городах. Недавняя отставка мэра Москвы Лужкова, при котором градостроительная ткань столицы была разорвана, даёт проблеск надежды: лужковская Москва стала образцом, которому последовали в провинциальных городах. Если быть закоренелым оптимистом, можно подумать, что теперь наступит время других образцов.
Центр Самары представляет собой разнообразный, но гармоничный ансамбль из тысяч богато украшенных деревянных домов, уникального и изящного варианта модерна, а также дерзких и полных надежд зданий первых послереволюционных лет. Город расположен в великолепном окружении, над широким размахом Волги, одной из великих рек мира. Большая часть из этого наследия уже исчезла, сожжена, подмята бульдозерами, подкошена болезнями или оставлена гнить. Гнойники новых башен взмыли от набережной и до горизонта. Почти все, что осталось, может погибнуть, благодаря местным властям, которые можно было бы наиболее мягко описать как бездеятельные. С её деревянными улицами и водным фасадом Самара могла бы быть русским Сан-Франциско. Но она быстро становится сборищем архитектурного мусора, как и очень многие города в очень многих частях мира.
Вы, наверное, не слышали о Самаре, даже если это шестой по величине город в России и архитектурно уникален. Об этом месте более чем в 500 милях к юго-востоку от Москвы западные европейцы мало что слышали. Здесь не было великих сражений, хотя в 1941 году правительство СССР эвакуировали в Самару, которая называлась Куйбышевом в советские времена. После войны город стал центром ракетостроения, а также закрытым городом. Те иностранные гости, которым было разрешено его посетить, перевозились в автомобилях с занавешенными окнами. Группа мачт, воздвигнутых для глушения передач Всемирной службы Би-Би-Си и Голоса Америки, до сих пор стоит на окраине. Самара ещё не до конца восстановила привычку контактов с миром.
Лучший период в истории Самары, около века назад, был прерван войной и революцией, что оставили мало времени для формирования его идентичности под влиянием искусства и литературы. В течение нескольких десятилетий люди сравнивали его с Чикаго из-за темпов роста, а богатые купцы построили богатые дома, спроектированные с бравадой и мастерством. К ним относятся Дом Курлиной, строительство которого обошлось в 3-4 раза больше, чем средняя тогда стоимость строительства роскошных домов, или „Дача со слонами“, ориентир, известный своими скульптурами зверей, построенный для художника и предпринимателя Константина Головкина. Он, как и другие, смог пользоваться своей собственностью лишь в течение нескольких лет, пока коммунистическое правительство не национализировало дома.
Коммунисты проявили определённую жёсткость по отношению к градостроительной ткани города, разрушив десятки церквей и монастырей, но они также оставил свои памятники, которые порождают двойственное восхищение. Конструктивизм, стиль 1920-х и начала 1930-х годов, является волнующим по своей смелости и свободе. Правда, дух немного захватывает и тот факт, что изящный и оптимистичный дом называется Клубом Дзержинского, в честь основателя КГБ. При Сталине официальный стиль стал более консервативным, но эти работы все ещё обладают достоинством, которое превосходит зловещность тогдашней политики. Среди таковых Санаторий „Красная Глинка“, построенный для старших членов партии на высоком волжском берегу, превратившийся сейчас в завораживающие развалины, где сам Феллини не отказался бы снять кино.
Эти здания - особняки миллионеров и рабочие клубы - устроились посреди деревянных домов с двориками, которые являются основой Самары. Некоторые из них богато украшены, а некоторые попроще. Но в совокупности они создают особую атмосферу, свойственную деревянным строениям. Это своего рода умиротворение, связанное с тем, что происхождение здания, как у дерева, равно как и признаки рукотворности, очевиднее, чем в кирпичной кладке. Улица деревянных зданий кажется более интимной и тёплой, чем с каменными домами. Редко, где найдётся город с таким обилием подобных улочек размером со старую Самару. Расположенные по геометрическому плану времён Екатерины Великой, они гибки и адаптируются в общем порядке, а дворики породили общины семей, живущих вокруг них. Та же гибкость означает, что они могут реагировать на современные потребности - родившийся в Самаре архитектор Виталий Стадников продемонстрировал, как плотность новых многоэтажек может в равной степени быть достигнута за счёт обновления дворов.
Деревянные дома примитивны - кажется, что вы можете построить их самостоятельно, но они также являются уязвимыми со своими деформациями, извилистостью и очевидной склонностью к гниению и огню. Они выглядят так, словно могут погибнуть так же легко как и появились. Так и происходит в Самаре, где тысячи исторических домов уже исчезли. В прошлом году охранные общества SAVE и MAPS опубликовали доклад о городе, в котором говорится, что «разрушительные темпы разрушения и распада» угрожают «исчезновением городской идентичности». Архитектура в Самаре, говорится в докладе, «свелась к роли служанки полукриминальных деловых кругов».
Министерство культуры Самарской области соглашается, говоря, что «отсутствие признанной ценности архитектурного и градостроительного наследия, в том числе в экономическом аспекте, и, наконец, просто отсутствие ответственности, приносит культурному наследию ущерб не меньший, чем вражеские бомбардировки». Региональные власти перекладывают вину на следующий уровень - городское руководство: «архитектурное наследие Самары не имеет разумного и заботливого хозяина … пока нет глубоких изменений в сознании жителей города и, в первую очередь, в сознании муниципальных властей, угроза самарскому культурному наследию останется».
Право собственности на дома, коллективизированные в коммунистические времена, во многих случаях неясно, оставляя жителей в беззащитности. Иногда застройщики могут приобрести право на перестройку всего квартала за несколько десятков тысяч долларов. Иногда расчистка участка ускоряется поджогами, и сгоревшие обломки испещряют весь город. Многие дома являются собственностью муниципалитета, и часто поддерживаются в наихудшем состоянии.
Вместо сложной ткани двориков появляются люмпенские безвкусные многоэтажки без малейших попыток ассимиляции, а перед ними простираются пыльные асфальтовые площадки. Каменные здания находятся не в лучшем положении. Дома в стиле модерн также рушатся и поджигаются, а их резные украшения разрушаются и исчезают. Элегантные оконные конструкции конструктивистских зданий заменены на неуклюжие пластиковые рамы. Лишь некоторые исторические здания стали объектами так называемой «реставрации», в которой создаётся клейкое подобие оригинального фасада, за которым вы найдёте стандартные подвесные потолки и лампы дневного света.
В других местах вы можете обращаться к местным органам власти за обеспечением защиты исторической ткани, но здесь они представляются основными соучастником уничтожения. В 2009 году городская администрация сократила список из 2000 зданий, достойных защиты, на несколько сотен. Список, в любом случае, засекречен, поэтому общественность не знает, что защищено, а что нет.
Не внушает оптимизма, что после выборов нынешнего мэра Виктор Тархова [в оригинале „Тарханова“ - ЗСО] в 2006 году на ряд постов назначены сотрудники компании „СОК“, которая с середины 90-х агрессивно захватила ряд предприятий. По словам Василия Сергеева с веб-сайта kompromat.ru, «несколько членов группы специализировались на убийствах ради денег, незаконном обороте наркотиков и вымогательстве». Сергеев сообщает, что заместитель главы департамента имущества, глава департамента архитектуры, глава департамента транспорта и четверо других связаны с группой „СОК“. Такие люди вряд ли позволят каким-то старым деревянным домам помешать их планам.
Проблемы усугубляются разделением полномочий между местными органами власти города и областным правительством, назначенным из Москвы. Каждый из них несёт ответственность за исторические здания и планирование, и их частая неспособность договориться создаёт вакуум власти, которым пользуются застройщики.
Я встретился с Алиёй Чебутарёвой, главным государственным инспектором Росохранкультуры в Поволжском федеральном округе. Она молода, кажется, серьёзно относится к своей работе, и лояльно отказывается критиковать своё начальство, но длинное название её должности маскирует тот факт, что она работает в отделе из одного работника - себя самой, хотя до 2008 года там было от семи до десяти сотрудников.
От имени областного правительства она должна в одиночку заботиться о 57 исторических зданиях в Самарской области (50 из которых находятся в самом городе), которые причислены к региональным памятникам - то есть, на уровне ниже федеральных памятников и выше тех, которые отнесены к муниципальным.¹ Она должна проверять их состояние и сообщать о нём, после чего Министерство культуры может навязать перечень обязательств владельцам здания, если найдёт их. А может и не навязать. Если собственники не выполняют требования, министерство может обратиться в суд, и здание будет передано кому-то ещё, кто будет лучше заботиться о нём. По крайней мере, они могут сделать это в теории. На практике, несмотря на ужасное состояние многих таких зданий, такой передачи никогда не случалось в Самаре. Частью проблемы является то, что не находится владельцев, готовых и способных позаботиться о домах ответственно.
Другими словами, у Чебутарёвой почти невыполнимая задача, которая также ярко свидетельствует о том, насколько областные власти привержены делу сохранения наследия, но основная доля ответственности за градостроительную ткань Самары лежит на городских властях. Поэтому я добивался интервью с заместителем мэра Сергеем Арсентьевым, главным ответственным за градостроительство. Он имеет репутацию жёсткого человека, но он, кажется, боится встречи с корреспондентом „Обзервера“: моя встреча с ним дважды перенесена, а затем отменена. Он, как мне сказали, должен обязательно проинспектировать дыру в дороге, коих много в Самаре. Через некоторое время Арсентьев внезапно уходит с работы.
Поэтому мой грозный посредник остаётся основным голосом местного сообщества застройщиков. «Коррупция в Самаре - ничто», сообщает он мне, предлагая альтернативную точку зрения по сравнению с точкой зрения практически любого другого жителя города, которого я встречаю. «Коррупция появляется только там, где есть большие деньги, а больших денег в Самаре нет». Проблема, скорее, в федеральном правительстве России, которое должны ввести налоговые льготы для владельцев исторических зданий, чтобы они могли позволить себе их содержание. В этом есть свой смысл, но перспектива такой инициативы от медлительных федералов в ближайшее время, в трудные времена, почти равна нулю. Он знает это, и это удобный способ увести разговор от реалий нынешней Самары.
Он также предлагает много причин, почему люди всегда предпочтут жить в новых зданиях. «Какой автомобиль Вы водите? Нравится ли вам автомобиль „Шкода“? Как вы можете заставить людей любить „Шкоды“, если они не хотят? Вы не можете заставить людей носить туфли, которые им не нравятся, если вы только не угрожаете расстрелять их. Старые здания плохо пахнут», добавляет он. Я живу в старом здании, которое не пахнет, говорю я ему, но он не хочет ничего знать.
Теперь борьба за наследие Самары сконцентрировалась вокруг одного здания - столовой, построенной в 1932 году для завода имени Масленникова. Это был идеалистический проект по задумке и дизайну. Идея заключалась в том, что этот кулинарный объект освободит женщин от домашних обязанностей. Столовая была спроектирована Е. М. Максимовой - женщиной, что было тоже необычно для того времени. Если смотреть сверху, план здания принимает вид серпа и молота, и это был всемирно известный проект в своё время.
Его оригинальная деликатность и воздушность были изменены в сталинские времена, и в настоящее время здание сильно потрёпано. Но оно остаётся необычайным и восстанавливаемым зданием, которое, несомненно, было бы отнесено к памятникам архитектуры в Великобритании. Семнадцать лет Федеральное министерство культуры требовало от областного правительства защиты здания, и в настоящее время угрожает судебным разбирательством. Несмотря на свои красивые слова о важности «культурного наследия», областной министр культуры Ольга Рыбакова возвращает без ответа письма даже свыше, обращённые к ней с призывом срочных действий. Тем временем, администрация города утвердила непродуманный план, предложенный группой „СОК“, о постройке на месте столовой 82000 квадратных метров коммерческих площадей.
Архитектор Виталий Стадников и другие начали кампанию по спасению здания, включая акции протеста, массовые велозабеги и техно-песню. Это кажется далёким от реальности, но они говорят, что поражены поддержкой, которую они получили, особенно от молодёжи. «Молодые люди видят, как город превращается в свалку», говорит один из протестующих, «и теряет своё разнообразие из-за такого количества новых монотонных зданий».
Нынешняя Самара находится в том же положении, что и Сан-Франциско в 1960-е годы, когда его деревянные дома находились под угрозой полного уничтожения, или Ковент-Гарден в 1970-е годы. В обоих случаях местные активисты победили застройщиков и, в конечном итоге, показали экономическую ценность старой застройки. Здания, которые были запланированы к сносу, стали желанными и ценными.
Существует вероятность того, что это может произойти в Самаре, но шансы против кажутся больше. Обсуждение судьбы Ковент-Гардена не сопровождалось убийствами. Мой друг-посредник, тем временем, озадачен борьбой за сохранение старого здания столовой и утверждает, что она, вероятно, профинансирована коммерческими врагами группы „СОК“. Затем на лицо посредника возвращается выражение угрозы. «Они должны заткнуться о Фабрике-кухне», говорит он. «С ней может случиться всё что угодно. Она может просто сгореть».
¹ Здесь автор несколько путает классификацию памятников. Памятники федерального значения он причисляет к памятникам регионального значения, а памятники регионального значения отнесены к несуществующему классу муниципальных памятников.