Доброе
Дедушка подарил мне, моим девяти сестрам и четырем братьям детство. Причем, детство счастливое, веселое, полное маленьких приключений. Он не пихал нам в руки четки, не рассказывал ни хадисов, ни аятов, не пугал загробными ужастиками, но любил нас. Трогательно как-то. Я помню, как он умудрялся убедить нас есть все то, что взрослые называют "полезным" и "витаминами", а дети не любят. Он говорил: "Сейчас я загадаю вам загадку, а тот кто ее разгадает получит, вот это красивое яблоко (грушу, сливу, орехи, стакан молока или кефира)". И этот фрукт, который мамы не могли заставить нас съесть никакими угрозами, становился желанным призом. Победитель мгновенно награждался. И схватив яблоко, начинал его есть, корча рожицы проигравшему. Дедушка же доставал еще одно такое же яблоко и говорил: "А вот это мы дадим авансом". И уже второй корчил рожицы. Он вырезал нам коз и индейцев из морковок, которые в отличие от целой морковки с удовольствием поглощались. Еще дедушка хорошо играл на кумузе. Он собирал нас - в разное время разных внуков (Зарема- Кумся- Баришка), (Мага-Мага-Шамиль), (Кузита - Ахмед - Райка), (Разик - Лариса - я) - и начинал играть - мы же начинали танцевать, хохоча и толкая друг друга. Еще мы делали с дедушкой зарядку. Посвящали ему свои маленькие добрые стишки, дарили рисунки, по полчаса несколько раз в день на деревьях собирали ему и бабушке тутовники в тарелочки. Он их никогда не доедал, но изображал такой восторг, что мы, наверное, всю жизнь могли бы собирать им эти тутовники.
- Деда, а ты убивал людей на войне?
- Ну что вы, разве можно убивать людей! Людей надо любить.
Дедушка убил много людей. У него медали за участие чуть ли не во всех самых кровопролитных сражениях войны.
Он никогда о войне не рассказывал. Каждое 9 Мая нам с Лариской давали задание - написать сочинение со слов дедушки. А дедушка смеялся: "Старый я, девочки, забыл все". На наше "не забыл, не забыл, расскажи дааааа", дед пожимал плечами, закатывал глаза и отвечал: "Нич-чего не пом-ню".
Также он отвечал в свое время и нашим папам. Берег он нас. Не хотел травмировать ничем. Родителям ругать не давал, говорил: "К ребенку подход нужен, ударить и поругать каждый может, а ты обмани, развлеки, поиграй".
Когда нашу Заремку засватали, ей обещали, что свадьбы до окончания универа не будет. Но уже через месяц сообщили: "Через три недели выходишь замуж". Заремке не было и восемнадцати. Никакие истерики и угрозы взрослые не слышали. И Зарема объявила голодовку. Она уходила в школу, возвращалась домой, запиралась изнутри и не выходила до следующего утра. Сколько бы не стучались, не требовали или умоляли поесть, сестра была неумолима. На третий день, вернувшись из школы, она опять быстро закрылась в комнате. От голода уже подкашивались ноги. Третий день кроме воды в пришкольном роднике она ничего употребляла. Кружилась голова, темнело перед глазами, но гордость не позволила бы сдаться даже если бы там же умерла. От обиды она бросилась на кровать и начала плакать. Успокоившись, решила поправить подушку и нашла под ней два сникерса. Поняла мгновенно: дедушка. И прекрасно зная, что о молчаливом сговоре все равно никто не знает, слопала оба сникерса. И так в течение недели каждый день она находила под подушкой фрукты, орехи, шоколадки, а на подоконнике чуду, тарелочку с пельменями и компот.
Свадьбу отложили. Ненадолго, но все-таки.
Каждой из нас есть, что вспомнить о дедушке безумно доброе, очень личное и незабываемое.