Глава 05. Лем. Распад
Когда кто-то держит тебя на мушке, самое важное, что следует учитывать при оценке ситуации - это его эмоциональное состояние. Разговор с хладнокровным человеком, твёрдо намеренным пустить в тебя пулю, и разговор с тем, кто схватился за пушку в припадке страха или ненависти - это два очень разных разговора. Ну а чтобы понять эмоциональное состояние оппонента, его крайне желательно видеть. Возможно, есть на свете душезнатцы, способные читать визави как книгу, пользуясь только слухом, но я про таких не слышал и, самое главное, сам к таковым не отношусь точно.
Оценить эмоциональное состояние Клауса мне в данный момент мешал целый ряд факторов. Во-первых, меня трясло - не столько от страха даже, сколько от неожиданности. Кто бы мог подумать, что старый книжный червь встретит меня со стволом в руках? Я был готов к тому, что он укажет мне на дверь или даже вовсе не станет разговаривать, но точно не к такому. У некоторых от страха соображалка начинает работать быстрее. Завидую им. Когда меня трясёт, все мысли высыпаются из моей головы, как из дырявой корзины. Во-вторых, в квартире было темно: все шторы плотно задёрнуты, свет нигде не горит. Хороший способ нейтрализовать Ирму - я пока не встречал никого, кто бы до него догадался. Но попутно и мне жизнь усложняет. Ну и, наконец, в-третьих, и это самое главное - Клаус находился у меня за спиной и приказал мне не оборачиваться.
- Клаус, старина... - осторожно позвал я и сделал паузу. За неимением информации от глаз, придётся всё же судить на слух. Конечно, так сложнее, но уж очень жить хочется.
- Молчать! Тут я вопросы задаю! - голос дрожит, почти срывается на визг. Понятно, Клаус на нервах. Значит, первым делом надо дать ему понять, что я не представляю угрозы.
Но вот как именно это сделать, я всё никак не мог сообразить. Брякнуть первое, что придёт на ум - вариант слишком опасный, формулировки надо подбирать тщательно. Но и тянуть паузу может быть опасно - с каждым мгновением Клаус будет нервничать всё больше. Последнее пугало меня больше, так что я решил рискнуть и таки брякнул:
- Тинайэн. Безвыходная ситуация, в которую двое попали в результате взаимного непонимания.
- Я знаю, что значит это слово, Лем. Но это не наш случай. Я прекрасно знаю, зачем ты здесь.
- Белла рассказала? А почему ты думаешь, что она говорит правду?
Вот это я, наверное, сказал зря, потому что Клаус сделал паузу, а когда заговорил, голос его звучал уже увереннее и, главное, куда злее, чем прежде:
- Потому что она мне никогда не врала.
- Эй, я же не говорю, что она дурит тебе голову. Она просто может сама не...
- Молчать! - вот теперь он таки сорвался на визг. Кажется, я не улучшаю ситуацию, а совсем наоборот.
Я нервно сглотнул. Внятный план всё никак не рождался, поэтому пришлось таки нестись по течению дальше, надеясь, что кривая вывезет. Я обвёл взглядом комнату, насколько это можно было сделать, не оборачиваясь. Увиденное меня не обрадовало - в стекле книжной полки напротив Клаус отражался хоть и смутно, но различимо, и в руке у него был здоровенный револьвер. Я сглотнул ещё раз и проговорил:
- Ты мне хотел вопросы задавать. Задавай, я всё расскажу. Мне врать резона нет.
- Сначала... - Клаус запнулся и, кажется, в его интонациях мелькнуло чуть больше неуверенности, - Сначала сделай два шага влево.
- Что?
- Два шага влево, - каркнул Клаус, - И не оборачивайся!
Я скосил глаза влево. На потёртом паркете был кривовато выведенный мелом круг. Я не обращал на него до этого внимания, воспринимая просто как ещё один элемент беспорядка в захламлённой комнате. А сейчас вдруг заметил, что выглядит рисунок свежим. Нехорошо как-то это всё. Очень подозрительно. Я не имел понятия, что это за круг и зачем нужен, но точно понимал, что становиться в него мне не надо. Вот совсем не надо. Клаус ведь не просто так хочет меня туда направить.
Шестерёнки в голове крутились бешено, но большей частью вхолостую - ничего разумного не придумывалось. Клаус прикрикнул - я не разобрал, что именно, - и, насколько можно было видеть в отражении, угрожающе махнул револьвером. Я медленно и нерешительно сделал шаг влево. Один. Наивная попытка тянуть время в надежде непонятно на что, но чего-то более конструктивного на ум не пришло. А потом я увидел, что круг нарисован почти у самой стены. А немного впереди было задёрнутое шторами окно.
Второй шаг я сделал чуть быстрее, но ещё менее уверенно - изображая, что у меня коленки от страха подкашиваются. Честно говоря, и изображать-то особо не пришлось. Как бы случайно зацепился стопой одной ноги за другую и повалился вперёд, махнув руками и вцепившись в штору. Где-то вот именно сейчас должен был грохнуть выстрел, и у меня все потроха сжались в ледяной ком. Когда на меня с лязгом рухнул слетевший с креплений карниз шторы, я чуть не потерял сознание и, кажется, обмочил штаны. В луче хлынувшего из окна света со злобным шипением мелькнула мне за спину Ирма. На этот раз останавливать её я, разумеется, не стал, да и вряд ли смог бы - был куда больше занят ожиданием удара пули, после которого свет померкнет, или как там это происходит в реальности, а не в героической прозе.
Удивительно, как много всякого успеваешь подумать в подобных ситуациях. Все мои переживания и страхи, как показалось, заняли прорву времени, на самом деле уместились в пару мгновений, которые моя забитая ими головёшка летела к полу. Я ударился всем телом о паркет, откатился вбок, перевернувшись на спину, и успел увидеть, как рассыпающийся Клаус дёргает рычаг какого-то агрегата. Буквально - рассыпающийся. Его тело прямо с одеждой было разделено на добрую дюжину частей и прямо на глазах расползалось. Отлетала в сторону рука с револьвером, скользила наискось вниз половина черепа, разъезжался в разные стороны торс. В руинах мне доводилось видеть всякое, но всё же не такое, именно поэтому я пытался уместить в мозгах и переварить именно зрелище смерти Клауса, а не машинку, до которой он дотянулся. Какая-то коробка из тёмного дерева, с медной отделкой и направленным в мою сторону стеклянным кругляшом - то ли фотоаппарат времён Кипящего века, то ли кинопроектор. Ещё одна штуковина, которой я до этого не замечал в забитом диковинным хламом помещении. Единственное, что бросилось мне в глаза в этом устройстве - Ирма, кажется, зацепила и его. По корпусу текла, расширяясь, косая ровная трещина.
Не знаю, сколько я, как замороженный, смотрел на это всё. Сердце успело стукнуть раз или два. Потом аппарат брызнул щепками и искрами, в комнате стало очень светло, а затем резко наступила тьма.
* * *
В себя я пришёл рывком, будто вынырнув из воды. Всё болело, особенно левое плечо и левая нога. Я вскочил. Точнее, попытался вскочить - тело слушалось плохо. Зато глаза разлепил и сумел кое-как сфокусироваться на окружающей действительности. Это была не квартира Клауса - от сердца сразу отлегло. Это был какой-то чердак, пустой и грязный. Пыльные стёкла в узких горизонтальных окошках пропускали света едва достаточно, чтобы можно было что-то рассмотреть. Я лежал на куче ветхого тряпья, а напротив меня сидела, обхватив колени, какая-то девица-хэль. Долговязая, тощая, нескладная, с растрёпанными чёрными волосами до пояса, угловатым лицом и взглядом, устремлённым в никуда. Обуви на ней не было, а одежда, похоже, была с чужого плеча - мешковатые штаны, слишком короткие и широкие, и мужская рубашка на несколько размеров больше нужного.
- Живой, значит, - произнесла она с непонятной интонацией.
У меня в ушах до сих пор звенело, так что я не сразу узнал голос.
- Ир... Ирма?
- Нет, старший оператор Северного узла, - огрызнулась она в ответ.
- Но как ты...
- Спроси что попроще, слушай! Этот твой друг, он... он меня убил.
- А разве тебя можно...
- Выходит, можно, - только теперь я понял, что она едва сдерживает слёзы, - Теперь я это знаю. У него был этот прибор. Он делает мир плоским.
- Плоским? - глупо переспросил я. Мозг всё ещё отказывался включаться. поэтому соображал я туго.
- Я не знаю! Я не разбираюсь в этом. Раньше я была сверху, а вы все внизу. Как картинки. Медленные и неповоротливые. А эта штуковина - она всё сплющила, я теперь на том же уровне, что и вы. Тоже картинка. Мои руки, ноги, всё тело - его тянет к земле. Когда я двигаюсь, получается медленно, а потом не выходит сразу остановиться.
- У тебя теперь есть масса и инерция, - пробормотал я, - Добро пожаловать в материальный мир. Ну, Клаус, ну самоделкин хренов... Он всегда любил копаться в этих ваших старинных машинках и что-то из них мастерить, но кто ж мог подумать про такое. Обычно у него ничего сложнее переносного холодильника собрать не получалось, а если получалось, то не работало.
- Выходит, пять лет он потратил не зря, - желчи в голосе Ирмы больше не было, только глухое отчаяние, - Я теперь такая насовсем, да?
- Ну, не думаю. Если можно сделать тебя материальной, то, логично предположить, что можно вернуть и обратно.
Ирма поёрзала, прижала колени к подбородку плотнее, но, кажется, всё же немного успокоилась. Я решил воспользоваться моментом и спросил:
- А что было-то?
- Я тебя вытащила, - Ирма уставилась на меня непонимающе, - Ты был в опасности, а я - охранная система.
- Спасибо, конечно, но... много народу тебя видело?
- Не знаю, - она пожала плечами, - Я бежала по крышам. Наверное, немного.
- А одежда? - я махнул в сторону её странного наряда.
- Взяла по дороге. Там были какие-то верёвки, и на них это висело. Это и ещё что-то, но оно мне не подошло.
- Восхитительно... - я попытался представить себе ощущения свидетелей, наблюдающих, как голая хэль тащит по крышам мужика вдвое крупнее неё.
- Теперь у меня всё болит и тело плохо слушается.
- Это называется "усталость", пока что тебе придётся к этому привыкнуть. На какое-то время.
- Надолго?
- Не знаю, - честно ответил я, - Наверное, надолго. Но не насовсем. Мы что-нибудь придумаем.
Я снова попытался подняться, на этот раз аккуратнее и медленнее, и мне это удалось. Кое-как отряхнувшись и проверив карманы, я обнаружил отсутствие пистолета. Ожидаемо - наверняка выпал где-то по дороге из кармана. Ирме явно было не до того. Тощая пачка купюр во внутреннем кармане зато никуда не делась, и это уже было что-то. В моём... в нашем положении любая хорошая новость, даже самая мелкая - это уже что-то. А тут не очень-то и мелкая - почти три сотни марок. Хватит на дешёвенькую комнату на несколько дней, и ещё на еду останется. Впрочем, помимо еды и жилья предстояли и иные расходы. Я посмотрел на Ирму и протянул ей руку:
- Ладно, пошли. Надо какие-нибудь ботинки тебе найти.
Оценить эмоциональное состояние Клауса мне в данный момент мешал целый ряд факторов. Во-первых, меня трясло - не столько от страха даже, сколько от неожиданности. Кто бы мог подумать, что старый книжный червь встретит меня со стволом в руках? Я был готов к тому, что он укажет мне на дверь или даже вовсе не станет разговаривать, но точно не к такому. У некоторых от страха соображалка начинает работать быстрее. Завидую им. Когда меня трясёт, все мысли высыпаются из моей головы, как из дырявой корзины. Во-вторых, в квартире было темно: все шторы плотно задёрнуты, свет нигде не горит. Хороший способ нейтрализовать Ирму - я пока не встречал никого, кто бы до него догадался. Но попутно и мне жизнь усложняет. Ну и, наконец, в-третьих, и это самое главное - Клаус находился у меня за спиной и приказал мне не оборачиваться.
- Клаус, старина... - осторожно позвал я и сделал паузу. За неимением информации от глаз, придётся всё же судить на слух. Конечно, так сложнее, но уж очень жить хочется.
- Молчать! Тут я вопросы задаю! - голос дрожит, почти срывается на визг. Понятно, Клаус на нервах. Значит, первым делом надо дать ему понять, что я не представляю угрозы.
Но вот как именно это сделать, я всё никак не мог сообразить. Брякнуть первое, что придёт на ум - вариант слишком опасный, формулировки надо подбирать тщательно. Но и тянуть паузу может быть опасно - с каждым мгновением Клаус будет нервничать всё больше. Последнее пугало меня больше, так что я решил рискнуть и таки брякнул:
- Тинайэн. Безвыходная ситуация, в которую двое попали в результате взаимного непонимания.
- Я знаю, что значит это слово, Лем. Но это не наш случай. Я прекрасно знаю, зачем ты здесь.
- Белла рассказала? А почему ты думаешь, что она говорит правду?
Вот это я, наверное, сказал зря, потому что Клаус сделал паузу, а когда заговорил, голос его звучал уже увереннее и, главное, куда злее, чем прежде:
- Потому что она мне никогда не врала.
- Эй, я же не говорю, что она дурит тебе голову. Она просто может сама не...
- Молчать! - вот теперь он таки сорвался на визг. Кажется, я не улучшаю ситуацию, а совсем наоборот.
Я нервно сглотнул. Внятный план всё никак не рождался, поэтому пришлось таки нестись по течению дальше, надеясь, что кривая вывезет. Я обвёл взглядом комнату, насколько это можно было сделать, не оборачиваясь. Увиденное меня не обрадовало - в стекле книжной полки напротив Клаус отражался хоть и смутно, но различимо, и в руке у него был здоровенный револьвер. Я сглотнул ещё раз и проговорил:
- Ты мне хотел вопросы задавать. Задавай, я всё расскажу. Мне врать резона нет.
- Сначала... - Клаус запнулся и, кажется, в его интонациях мелькнуло чуть больше неуверенности, - Сначала сделай два шага влево.
- Что?
- Два шага влево, - каркнул Клаус, - И не оборачивайся!
Я скосил глаза влево. На потёртом паркете был кривовато выведенный мелом круг. Я не обращал на него до этого внимания, воспринимая просто как ещё один элемент беспорядка в захламлённой комнате. А сейчас вдруг заметил, что выглядит рисунок свежим. Нехорошо как-то это всё. Очень подозрительно. Я не имел понятия, что это за круг и зачем нужен, но точно понимал, что становиться в него мне не надо. Вот совсем не надо. Клаус ведь не просто так хочет меня туда направить.
Шестерёнки в голове крутились бешено, но большей частью вхолостую - ничего разумного не придумывалось. Клаус прикрикнул - я не разобрал, что именно, - и, насколько можно было видеть в отражении, угрожающе махнул револьвером. Я медленно и нерешительно сделал шаг влево. Один. Наивная попытка тянуть время в надежде непонятно на что, но чего-то более конструктивного на ум не пришло. А потом я увидел, что круг нарисован почти у самой стены. А немного впереди было задёрнутое шторами окно.
Второй шаг я сделал чуть быстрее, но ещё менее уверенно - изображая, что у меня коленки от страха подкашиваются. Честно говоря, и изображать-то особо не пришлось. Как бы случайно зацепился стопой одной ноги за другую и повалился вперёд, махнув руками и вцепившись в штору. Где-то вот именно сейчас должен был грохнуть выстрел, и у меня все потроха сжались в ледяной ком. Когда на меня с лязгом рухнул слетевший с креплений карниз шторы, я чуть не потерял сознание и, кажется, обмочил штаны. В луче хлынувшего из окна света со злобным шипением мелькнула мне за спину Ирма. На этот раз останавливать её я, разумеется, не стал, да и вряд ли смог бы - был куда больше занят ожиданием удара пули, после которого свет померкнет, или как там это происходит в реальности, а не в героической прозе.
Удивительно, как много всякого успеваешь подумать в подобных ситуациях. Все мои переживания и страхи, как показалось, заняли прорву времени, на самом деле уместились в пару мгновений, которые моя забитая ими головёшка летела к полу. Я ударился всем телом о паркет, откатился вбок, перевернувшись на спину, и успел увидеть, как рассыпающийся Клаус дёргает рычаг какого-то агрегата. Буквально - рассыпающийся. Его тело прямо с одеждой было разделено на добрую дюжину частей и прямо на глазах расползалось. Отлетала в сторону рука с револьвером, скользила наискось вниз половина черепа, разъезжался в разные стороны торс. В руинах мне доводилось видеть всякое, но всё же не такое, именно поэтому я пытался уместить в мозгах и переварить именно зрелище смерти Клауса, а не машинку, до которой он дотянулся. Какая-то коробка из тёмного дерева, с медной отделкой и направленным в мою сторону стеклянным кругляшом - то ли фотоаппарат времён Кипящего века, то ли кинопроектор. Ещё одна штуковина, которой я до этого не замечал в забитом диковинным хламом помещении. Единственное, что бросилось мне в глаза в этом устройстве - Ирма, кажется, зацепила и его. По корпусу текла, расширяясь, косая ровная трещина.
Не знаю, сколько я, как замороженный, смотрел на это всё. Сердце успело стукнуть раз или два. Потом аппарат брызнул щепками и искрами, в комнате стало очень светло, а затем резко наступила тьма.
* * *
В себя я пришёл рывком, будто вынырнув из воды. Всё болело, особенно левое плечо и левая нога. Я вскочил. Точнее, попытался вскочить - тело слушалось плохо. Зато глаза разлепил и сумел кое-как сфокусироваться на окружающей действительности. Это была не квартира Клауса - от сердца сразу отлегло. Это был какой-то чердак, пустой и грязный. Пыльные стёкла в узких горизонтальных окошках пропускали света едва достаточно, чтобы можно было что-то рассмотреть. Я лежал на куче ветхого тряпья, а напротив меня сидела, обхватив колени, какая-то девица-хэль. Долговязая, тощая, нескладная, с растрёпанными чёрными волосами до пояса, угловатым лицом и взглядом, устремлённым в никуда. Обуви на ней не было, а одежда, похоже, была с чужого плеча - мешковатые штаны, слишком короткие и широкие, и мужская рубашка на несколько размеров больше нужного.
- Живой, значит, - произнесла она с непонятной интонацией.
У меня в ушах до сих пор звенело, так что я не сразу узнал голос.
- Ир... Ирма?
- Нет, старший оператор Северного узла, - огрызнулась она в ответ.
- Но как ты...
- Спроси что попроще, слушай! Этот твой друг, он... он меня убил.
- А разве тебя можно...
- Выходит, можно, - только теперь я понял, что она едва сдерживает слёзы, - Теперь я это знаю. У него был этот прибор. Он делает мир плоским.
- Плоским? - глупо переспросил я. Мозг всё ещё отказывался включаться. поэтому соображал я туго.
- Я не знаю! Я не разбираюсь в этом. Раньше я была сверху, а вы все внизу. Как картинки. Медленные и неповоротливые. А эта штуковина - она всё сплющила, я теперь на том же уровне, что и вы. Тоже картинка. Мои руки, ноги, всё тело - его тянет к земле. Когда я двигаюсь, получается медленно, а потом не выходит сразу остановиться.
- У тебя теперь есть масса и инерция, - пробормотал я, - Добро пожаловать в материальный мир. Ну, Клаус, ну самоделкин хренов... Он всегда любил копаться в этих ваших старинных машинках и что-то из них мастерить, но кто ж мог подумать про такое. Обычно у него ничего сложнее переносного холодильника собрать не получалось, а если получалось, то не работало.
- Выходит, пять лет он потратил не зря, - желчи в голосе Ирмы больше не было, только глухое отчаяние, - Я теперь такая насовсем, да?
- Ну, не думаю. Если можно сделать тебя материальной, то, логично предположить, что можно вернуть и обратно.
Ирма поёрзала, прижала колени к подбородку плотнее, но, кажется, всё же немного успокоилась. Я решил воспользоваться моментом и спросил:
- А что было-то?
- Я тебя вытащила, - Ирма уставилась на меня непонимающе, - Ты был в опасности, а я - охранная система.
- Спасибо, конечно, но... много народу тебя видело?
- Не знаю, - она пожала плечами, - Я бежала по крышам. Наверное, немного.
- А одежда? - я махнул в сторону её странного наряда.
- Взяла по дороге. Там были какие-то верёвки, и на них это висело. Это и ещё что-то, но оно мне не подошло.
- Восхитительно... - я попытался представить себе ощущения свидетелей, наблюдающих, как голая хэль тащит по крышам мужика вдвое крупнее неё.
- Теперь у меня всё болит и тело плохо слушается.
- Это называется "усталость", пока что тебе придётся к этому привыкнуть. На какое-то время.
- Надолго?
- Не знаю, - честно ответил я, - Наверное, надолго. Но не насовсем. Мы что-нибудь придумаем.
Я снова попытался подняться, на этот раз аккуратнее и медленнее, и мне это удалось. Кое-как отряхнувшись и проверив карманы, я обнаружил отсутствие пистолета. Ожидаемо - наверняка выпал где-то по дороге из кармана. Ирме явно было не до того. Тощая пачка купюр во внутреннем кармане зато никуда не делась, и это уже было что-то. В моём... в нашем положении любая хорошая новость, даже самая мелкая - это уже что-то. А тут не очень-то и мелкая - почти три сотни марок. Хватит на дешёвенькую комнату на несколько дней, и ещё на еду останется. Впрочем, помимо еды и жилья предстояли и иные расходы. Я посмотрел на Ирму и протянул ей руку:
- Ладно, пошли. Надо какие-нибудь ботинки тебе найти.