(no subject)
Мы идем по туннелю молча, время от времени покашливая: воздух здесь сухой и пахнет старой пылью. Где то позади нас времнами что-то гулко ухает, но мы даже не оборачиваемся, все опасное осталось позади. Перед нашими ногами прыгает желтый фонарный зайчик, освещая серый цементный пол и поблескивая на вмурованных в него десятисумовых монетках.
Мы идем забыв о времени и расстояниях - нет смысла, выбора у нас все равно нет - перед нами узкий туннель и идти можно только вперед. И когда мы выходим наконец в большое помещение похожее на вестибюль в метро, мы так устали, что не удивляемся, на это нет сил. Но плотный, упругий, пахнущий влагой и креозотом ветер в лицо приносит легкую тень радости.
Преодолев сопротивляющиеся двери, мы выходим в длинный коридор и тут я остаюсь одна - мои спутники, такие же как и я, безмолвные и безмерно уставшие расходятся к лифтам, которые тянутся нескончаемым рядом. Нажимают кнопки и входят в открывающиеся перед ними двери. По одному.
Я медлю, и задевая плечами, меня обтекает плотная толпа (неужели нас было так много?). И тут физически ощутимой волной накатывает знание. Осознание того, что я совершаю свой выбор. Выбор всей своей жизни. Но на страхи и сомнения не остается времени, толпа напирает и несет меня к дверям.
Вот я останавливаюсь и нажимаю на истертую, грязно-белую пластмассовую кнопку вызова и с громким лязгом растворяются передо мной обшарпанные створки. Внутри темной коробки тусклый желтый свет и металлическая пластина с двумя рядами кнопок. Цифр нет, их заменяют полустертые, совершенно нечитамые буквы, но я вглядывюсь в эти разнокалиберные буквы и вдруг выхватываю взглядом строчку, сделанную самой обычной шариковой ручкой - "17 мая 1996 года". Это мой почерк. Мелкий, неровный, короткий хвостик "д", похожие на крючки девятки и семерка без перекладинки. Палец неудержимо тянет к обгоревшеу кусочку платсмассы. Нажимаю и прижмуриваюсь в ожидании рывка. Интересно, поедет он вверх или вниз? Но ничего не происходит. Этот, конкретно этот, выбранный мной лифт не работает.
Прислоняюсь лбом к стене, перед глазами расплываются коричневые полоски, имитирующие дерево, а потом взгляд упирается в темный исшарканный линолеум и приходят слезы.
Я пытаюсь вспомнить, что же произошло в тот далекий теперь день, и не могу. 17 мая 96 года невозвратимо затерялось в прошлом и что то жизненно важное утеряно вместе с ним.
Мы идем забыв о времени и расстояниях - нет смысла, выбора у нас все равно нет - перед нами узкий туннель и идти можно только вперед. И когда мы выходим наконец в большое помещение похожее на вестибюль в метро, мы так устали, что не удивляемся, на это нет сил. Но плотный, упругий, пахнущий влагой и креозотом ветер в лицо приносит легкую тень радости.
Преодолев сопротивляющиеся двери, мы выходим в длинный коридор и тут я остаюсь одна - мои спутники, такие же как и я, безмолвные и безмерно уставшие расходятся к лифтам, которые тянутся нескончаемым рядом. Нажимают кнопки и входят в открывающиеся перед ними двери. По одному.
Я медлю, и задевая плечами, меня обтекает плотная толпа (неужели нас было так много?). И тут физически ощутимой волной накатывает знание. Осознание того, что я совершаю свой выбор. Выбор всей своей жизни. Но на страхи и сомнения не остается времени, толпа напирает и несет меня к дверям.
Вот я останавливаюсь и нажимаю на истертую, грязно-белую пластмассовую кнопку вызова и с громким лязгом растворяются передо мной обшарпанные створки. Внутри темной коробки тусклый желтый свет и металлическая пластина с двумя рядами кнопок. Цифр нет, их заменяют полустертые, совершенно нечитамые буквы, но я вглядывюсь в эти разнокалиберные буквы и вдруг выхватываю взглядом строчку, сделанную самой обычной шариковой ручкой - "17 мая 1996 года". Это мой почерк. Мелкий, неровный, короткий хвостик "д", похожие на крючки девятки и семерка без перекладинки. Палец неудержимо тянет к обгоревшеу кусочку платсмассы. Нажимаю и прижмуриваюсь в ожидании рывка. Интересно, поедет он вверх или вниз? Но ничего не происходит. Этот, конкретно этот, выбранный мной лифт не работает.
Прислоняюсь лбом к стене, перед глазами расплываются коричневые полоски, имитирующие дерево, а потом взгляд упирается в темный исшарканный линолеум и приходят слезы.
Я пытаюсь вспомнить, что же произошло в тот далекий теперь день, и не могу. 17 мая 96 года невозвратимо затерялось в прошлом и что то жизненно важное утеряно вместе с ним.