О своевременности памфлета, или "Царь" Павла Лунгина
В одном из своих интервью (если не ошибаюсь, по поводу фильма «Олигарх») Павел Лунгин остроумно и точно заметил, что ушла эпоха динозавров и настала эпоха серых мышей. Но сам, задумывая, а скорее уже снимая свой фильм «Царь», попался на удочку наступившей эпохи.
Говорить о последней работе Лунгина в отрыве от фильма Сергея Эйзенштейна сложно. И если сам Лунгин говорит, что гений Эйзенштейна совершил эстетический подвиг в первой серии «Ивана Грозного» и во второй ушел в анализ личности и эпохи в ущерб историческим реалиям, то «Царь», не совершив эстетического открытия (режиссер к этому и не стремился), не стал Картиной, если хотите, исторической правдой, исследованием того бесспорно страшного шекспировского времени.
Лунгин, пожалуй, один из очень немногих современных режиссеров, которых можно назвать профессионалами, видящими в кино не только «бульварное чтиво» со своими слезками по поводу и без повода в погоне за режущей лук домохозяйкой. Его работы привлекают внимание размышлением: откровенный, а потому шокирующее правдивый «Такси-блюз»; даже спорный в своей идеологии фильм «Свадьба»; весьма жирный, на грани фола «Бригады» фильм «Олигарх»; чрезвычайно интимный «Остров» - это не плоды шаблонной "попсовой" фантазии, хотя и близкие эстетике поп-арта.
О «Царе» стоит говорить, потому что это фильм чисто технически, это драматургия изначально ущербна, нарочито ущербна, привлечение непрофессиональных актеров заявленно, констатируемо. И от этого не уйдешь, потому что Лунгин не студент ВГИКа, потому что Лунгин, подчеркиваю, профессиональный сценарист, потому что Лунгин знает «что» и знает «как» снимать.
О драматургии. Действительно, вся драматургия «притянута за уши». Нет конфликта. Он заявлен формально, он ясен для людей немного знающих о митрополите Филлипе. Если говорить об идеологических несогласиях Ивана и Филлипа в картине, то они не обостряют конфликт, они констатируют «вот, мол, в чем расходимся». Нет подвига Филлипа в заступничестве за невинно осужденных. Да и становится Филлип мучеником только убедившись в праведности мученичества, но не через веру (это великий-то игумен Соловецкий!), а через смерть племянника своего, воеводы Ивана Колычева. А здесь все просто. Это просто можно оправдать. Потому что «вдвоем мы остались дядя» так и окунет нас в романную эстетику, в интимность бытописания. Лунгин забывает о монахе Филлипе, а говорит о человеке Федоре Степановиче Колычеве в должности митрополита.
Там все в должности. По должности надо казнить (это об очень тонком актере Кузнецове), по должности все равно клеймить буду - работа такая, братцы. Это сиюминутность, романность мотивации. Верховенский жалок как бес именно потому, что при масштабности проекта мелковат масштаб реального пространства. А здесь Московская Русь! Царь! Да людишки, то бишь образы в фильме, мелковаты.
Об эпохе и об актерах. Все это бесовство Ивана в опричном замке шокирует лишь людей, слабо знающих историю и представляющих ее по Вальтеру Скотту, хотя утюгов для выглаживания одежды и лица до «приличного дамам» вида в Средневековье не было. Претензии к Лунгину, что царь живет в Суздальском Спасо-Ефимьевом монастыре, слабы, ибо царь по сюжету живет в Опричном замке на Ваганькове, а стены Спасо-Ефимьева как нельзя лучше к антуражу «опричному» подходят.
Я говорил о невозможности не сравнивать с Эйзенштейном и был прав. Возьмите раскадровку сцены казни Колычевых в фильме 1940-х. Да там больше крови, чем во всем фильме Лунгина. Только заметьте, что в раскадровке Эйзенштейна крови вообще нет. Но отнесем это к разному видению возможностей кинематографического метода.
Да и вообще не бесовство в фильме - бесенятство. Вы видели Микки Рурка с татуировкой на спине в роли святого Франциска Ассизского? Нет? Ну примерно таков же абсолютный неактер, снимающийся в кино по прихоти богемной тусовки Охлобыстин. Там, где нет прописанного образа, где нет этой всем надоевшей, но необходимой для любого образа «эволюции», и взяты либо актеры бездарные, либо непрофессионалы. Одной краской сыграют - и хорошо! Но хорошо это для массовки, но не для центральных образов. Там, где действительно необходима актерская техника, одного человека в актерстве мало. Думаю, что отдельно о работе Мамонова писать что-либо уже излишне.
Говорить об актерах профессиональных нужно, да материала нет. Все как-то эскизно в драматургии. Сыграно (и классно сыграно) все, что прописано в сценарии. Просто нечего больше.
Не занимался Лунгин проблемой власти и духа в фильме. Тогда чем?
Во-первых, не дает Лунгину покоя личность Мамонова. Согласен. Поэтому и предрекаю окончание трилогии, т.е. следующий фильм с Мамоновым в главной роли. Почему трилогии? Потому что не беру в расчет «Такси-блюз» - он вообще в стороне.
Во-вторых, Лунгину важна была хроника с точки зрения иллюстрации событий. Не всегда связанных между собой, немотивированных между собой - потому что это жанр житийной иконы с обязательными таблетками по периметру. Именно тогда фильм сходится в одно целое. Тогда соприкасаются полностью образы Ивана Грозного и митрополита Филлипа. Это спорно, согласен.
Но это будет небесспорным в ряду с фильмом Нагису Ошимы «Империя страсти», где через жанр порно выведена предвоенная Япония, уже проигравшая войну в самом порыве ее развязать.
«Царь» - это повествование в иконописных жанровых таблетках. А теперь зачем?
А затем, что в этом, уж простите, но постмодерновом мышлении, Лунгин написал памфлет. И сколько бы он сам ни открещивался, но на переживания сегодняшнего дня снят фильм. Вы заметили, что плачет народ в городе, когда в клетке везут Филлипа? А уж на царском дворе, на глазах у царя проклинает по команде!
Лунгин в интервью сказал, что не прописался у него народ в сценарий. Это действительно так. Технически по драматургии невозможно. Да и не нужно это. Потому что эпоха «серых мышей» породила серенькие образы, сереньких личностей. Янковский, Кузнецов и Домогаров разочаровывают только тем, что внутри у них на миллион несыгранных Филлипов, Скуратовых и Басмановых, а играть нечего. Серенько вокруг. Квартирный вопрос всех испортил. Чтобы такой громадиной, как Россия, ворочать, надо не умение свечным заводиком управлять.
Поэтому финал фильма дальше Пушкина идет. Все это ковыряние прыщей друг у друга, забота о сиюминутности, полное презрение к истории и людям порождает не «Народ безмолвствует», а «Где мой народ?»
И не страшно далека современная власть от народа - не замечает она народ. Не себя для государства видит, государство для себя, для решения своих, пусть «высоконравственных, со стратегическим видением», но Своих задач. А здесь народ не нужен. А понадобится он - и не придет. Как на последнее свое волеизъявление не пришел. Все равно ведь царь повеселится, а нам платить потом головой. И это уже не страх, а первобытный цепенящий ужас.