Анально-эротический генезис капиталистического инстинкта
Как-то читаю (и перепечатываю, естеВственно) вот эти дела:
Contemplating the collapse of "actually existing socialism" in 1990, and dissenting from the opinion that we are witnessing the triumph of liberal capitalism and the end of history, in what post-Marxist terms can we begin to rethink the premises of a future science of political economy? Does the apparent triumph of capitalism mean the worldwide triumph of consumerism coupled with capitalism's ability to deliver the goods, or does it require a fundamental reconsideration of what do human beings really want?
In my first exuberant surge of premature post-Marxist energy (Life Against Death, 1959), I wagered my intellectual life on the idea of finding in Freud what was missing in Marx. I found in Freud's analysis of the pathological dimension in human desires the basis for a post-Marxist critique of capitalism. Life Against Death, chapter 15, "Filthy Lucre": the amazing Freudian discovery of the connection between money and anality. My Marxist background had given me a healthy prejudice against moneymaking. Imagine my excitement when I discovered Sandor Ferenczi's article called "The Ontogenesis of the Interest in Money"; with its immortal conclusion, "After what has been said money is seen to be nothing other than deodorized, dehydrated shit that has been made to shine."1 "Nothing other than": it is the exaggeration which grabbed me. Years later I discovered the epigram of Theodor Adorno, "In psychoanalysis the only true thing is the exaggerations.'' That I now recognize as the cornerstone of a Dionysian epistemology.
Ну и так далее... ОТСЮДОВА: Norman Oliver BROWN: Dionysus in 1990
По-русски говоря, "Отнюдь не кажется невероятным, что капиталистический интерес, рост которого коррелирует с культурным развитием, служит не только практическим и эгоистическим целям, иными словами - принципу реальности, но что радость, получаемая от золота и обладания деньгами, представляет собой, кроме того, все усиливающуюся символическую замену вытесненной анальной эротики и копрофилии «реактивным образованием» в характере цивилизованного человека, а значит, удовлетворяет также и принципу удовольствия.
Таким образом, в нашем понимании капиталистический инстинкт содержит эгоистический и анально-эротический компоненты."
Поэтому разыскав упомянутую Норманом О. Брауном статью Шандора Ференци решил ее опубликовать в ЖЖ.
SALATAU
К вопросу об онтогении денежного интереса
Чем глубже проникает психоанализ в творения народной психологии (мифы, сказки, фольклор), тем определеннее подтверждаются факты филогенетического возникновения символов: они осаждаются в душе отдельного индивидуума как конденсат опыта более ранних поколений. Эту важную задачу - обособленное исследование филогении и онтогении символики и установление их взаимных отношений - в аналитическом смысле еще предстоит решить. Классическая формула о «Daimwn kai Tuch» в фрейдовском применении: о взаимодействии унаследованного и приобретенного при возникновении индивидуальных стремлений, позволит наконец применить ее к генезису и этого психического содержания, а тем самым поднимет и старый спорный вопрос о «врожденной идее» уже не в форме пустых спекуляций. Сегодня мы можем сказать, что для становления символа наряду с врожденной диспозицией необходим индивидуальный опыт, который поставляет собственно материал для символообразования, в то время как упомянутая врожденная установка, до того как был приобретен опыт, имела, может быть, только ценность какого-то унаследованного, но еще нефункционирующего механизма.
Далее я попытаюсь исследовать вопрос, благоприятствует ли - и если да, то насколько - индивидуальный опыт превращению анально-эротического интереса в интерес денежный.
Для психоаналитика открытое Фрейдом символическое значение денег является само собой разумеющимся. «Везде, где был или остается господствующим архаический способ мышления - в древних культах, мифах, сказках, суевериях, в бессознательном мышлении, в сновидении и неврозе, - деньги состоят в самых интимных отношениях с нечистотами».
Как параллельное этому факту явление в индивидуальной психологии Фрейд выдвинул глубинную связь между акцентированной в детстве эрогенностью зоны заднего прохода и развивающейся позднее такой чертой характера, как жадность. Исследуя аналитически историю раннего детства тех, кто впоследствии стал особенно аккуратным, бережливым и своекорыстным, можно узнать, что они принадлежали к числу таких младенцев, «которые задерживают опорожнение кишечника, чтобы извлечь больше удовольствия из акта дефекации», и даже в более поздние годы им все еще «доставляет удовольствие задерживать стул»; эти же лица «вспоминали из своего детства всяческие непристойные манипуляции с выделенными каловыми массами». «Наиболее изобильно представлены отношения, каковые обнаруживаются между такими несовместимыми с виду комплексами, как интерес к деньгам и дефекация».
Наблюдение за поведением детей и аналитическое обследование невротиков позволяют зафиксировать отдельные точки на той линии развития, на которой то, что человек ценит больше всего (деньги), индивидуально превращается в символ «самого никчемного, что человек выбрасывает из себя как отходы, мусор».
Опыт, почерпнутый из обоих этих источников, показывает, что первоначально ребенок обращает интерес к процессу дефекации без всякого торможения и ему доставляет удовольствие задерживать стул. Такие задержанные фекалии являются, в сущности, первыми «сбережениями» человека, и таковыми же они остаются в бессознательных взаимоотношениях с любым видом телесной деятельности или любым духовным стремлением, связанным с собиранием, накоплением и сбережением.
Но кал - еще и одна из первых игрушек ребенка. Аутоэротическое удовлетворение, которое доставляют ребенку сжимание и сдавливание фекальных масс в заднем проходе и игра запирательных мускулов, скоро превращается - по меньшей мере отчасти - в своего рода объектную любовь, за счет того, что от ощущений определенного органа интерес перебрасывается на саму материю, явившуюся причиной этих ощущений. Таким образом, испражнения «интроецируются», и в этой стадии развития - на которой зрение становится более острым, руки - более ловкими, а выпрямленная походка пока отсутствует (ребенок еще ползает на четвереньках) - принимаются за интересную игрушку; отучить от нее можно только запугиванием и угрозой наказания. Интерес ребенка к испражнениям претерпевает первое искажение из-за того, что ему становится противным и даже отвратительным запах кала. Вероятно, это связано с началом прямохождения. Остальные свойства этой субстанции, а именно то, что она влажная, вязкая, пачкается и т. д., до поры до времени не задевают чувства чистоплотности ребенка. Он все еще охотно, как только представится случай, играет с сырой уличной грязью, любит сгребать ее в большую кучу. Куча грязи - уже символ, который отличается от «подлинника» отсутствием запаха. Уличная грязь для ребенка - как бы дезодорированные испражнения.
Но постепенно - разумеется, не без помощи педагогических мероприятий - чувство чистоплотности у ребенка возрастает, и уличная грязь становится для него невыносимой. Теперь он пренебрегает такими субстанциями, которые из-за их вязкости, влажности и цвета оставляют следы на теле и одежде, и избегает их, потому что это «гадость». Символ кала, следовательно, претерпевает дальнейшее искажение - обезвоживается. Интерес ребенка обращается к песку - веществу того же цвета, что и земля, но при этом сухому и чистому. Инстинктивная радость детей, когда они возятся в песке, сгребают его и лепят из него, рационализируется и ратифицируется взрослыми, которым очень удобно, что шалун часами спокойно играет в песочек. Поэтому игра в песок объявляется «здоровой», уместной с гигиенической точки зрения. И тем не менее песок для игры - тоже не что иное, как копросимвол, дезодорированный и обезвоженный кал.
В этой стадии развития нередко случается «возвращение вытесненного». Детям доставляет удовольствие лить воду в сделанные в песке ямки и таким образом приближать материю, с которой они играют, к ее первоначальной, водянистой, стадии. Нередко мальчики используют для такого «орошения» собственную мочу, подчеркивая этим единую природу той и другой субстанции. Интерес к специфическому запаху экскрементов тоже не прекращается в одночасье, а только перебрасывается на другие, похожие запахи. Дети все еще предпочитают нюхать вязкие вещества с характерным запахом - сильно пахнущие продукты распада отторгнутых клеток эпидермиса между пальцами ног, секрет слизистой оболочки носа, ушную серу и грязь под ногтями, а некоторые, не ограничиваясь тем, что разминают и обнюхивают эти субстанции, еще и берут их в рот. Известно, какое сладострастное удовольствие получает ребенок от разминания оконной замазки (цвет, консистенция, запах), смолы и асфальта. Я знал одного мальчика, который страстно любил запах резины и часами мог обнюхивать кусочек стирательной резинки.
В этом возрасте - да и в более старшем - детям чрезвычайно нравится запах конюшни и испарений светильного газа. Не случайно по народным поверьям помещения с такими запахами являются «здоровыми», и более того - лечебным средством от болезней. От пристрастия к светильному газу, асфальту и запаху скипидара ответвляется особый путь сублимации анальной эротики: предпочтение хорошо пахнущих веществ, парфюмерии, и на этом может закончиться «реактивное образование» (по 3. Фрейду), то есть выражение вытесненного через противоположное. Люди, у которых наблюдается этот вид сублимации, нередко и в других отношениях развиваются в эстетов. Эстетизм, несомненно, имеет самый крепкий корень в вытесненной анальной эротике. Эстетический интерес и интерес игрока происходят из одного источника и отчасти проявляются в удовольствии от рисования и лепки (скульптуры).
Уже в периоде развития копрофильного интереса, связанном с грязью и песком, бросается в глаза тот факт, что дети - насколько им это удается при их примитивных художественных навыках - охотно лепят из этих материалов такие объекты, обладание которыми представляет для них особенную ценность - пирожки, торты, конфеты и т. д. Здесь берет начало примыкание к копрофилии чисто эгоистического инстинкта.
Развитие чистоплотности постепенно приводит к тому, что и песок делается неприятным для ребенка. Начинается инфантильный «каменный век»: собирание красивой разноцветной гальки. Это еще более высокая степень замещения: нечто плохо пахнущее, сырое, мягкое символизируется посредством чего-то не имеющего запаха, сухого и твердого. Об источнике этого пристрастия теперь напоминает только то, что камни - так же, как грязь и песок, - собираются с земли.
Значимость камушков как капитала здесь уже очень высока. (Дети «очень богаты» в буквальном смысле слова (игра слов: немецкое слово steinreich (stein - камень, reich - богатый) означает и "очень богатый", и "каменистый" (в зависимости от того, где поставить ударение)).
После камней наступает очередь искусственных предметов как объектов коллекционирования, и тем самым интерес «отрывается» от земли; дети усердно собирают стеклянные шарики, пуговицы, фруктовые косточки - на этот раз уже не только ради их собственной ценности, но и как мерило ценности вообще, как примитивные монеты, которые превращают прежнюю меновую торговлю детей в оживленное денежное обращение. Однако и на этой ступени выдает себя не целесообразный с практической точки зрения, а либидинозный - иррациональный характер «детского капитализма»: ребенку доставляет удовольствие само собирание как таковое.
Остается сделать еще один шаг - и идентификация грязи с золотом завершена. Скоро и камушки начинают ранить чувство чистоплотности ребенка - он хочет чего-то более чистого и находит это в блестящих монетках, к которым испытывает то же уважение, что и взрослые, так как монетки означают заманчивую возможность заполучить все, что пожелаешь. Но вначале имеют значение не эти чисто практические соображения, а радость от игры - собирания, накопления и рассматривания блестящих металлических штучек. Монетки еще не столько представляют экономическую ценность, сколько доставляют удовольствие сами по себе. Их блеск и цвет радуют глаз, металлический звон - слух, играть с круглой гладкой шайбочкой приятно и на ощупь, то есть для осязания, и только обоняние остается ни с чем, да чувство вкуса вынуждено довольствоваться слабым, хотя и своеобразным металлическим привкусом. На этом развитие денежного символа в основном заканчивается. Из удовольствия, связанного с содержимым кишечника, получается радость обладания деньгами, но после всего сказанного понятно, что и деньги - не что иное, как кал, но только без запаха, обезвоженный и блестящий, - «pecunia non olet» (деньги не пахнут).
Между тем мыслительный аппарат продолжает развиваться в сторону логического мышления. У взрослых символический интерес к деньгам распространяется не только на предметы с похожими физическими свойствами, но и на всевозможные вещи, которые означают ценность или имущество (бумажные деньги, акции, сберегательная книжка и т. д.). Но какую бы форму ни принимали деньги, радость от обладания ими имеет глубокие и обильные источники в копрофилии. С этим элементом иррациональности должны считаться любая социология и национальная экономика, если они хотят беспристрастно оценивать факты. Социальные проблемы можно разрешить, только вскрыв истинную психологию людей; одни спекуляции на тему экономических условий не приведут к цели.
Какая-то часть анальной эротики вообще не сублимируется, а сохраняется в первоначальной форме. К своим собственным функциям испражнения даже самый культурный нормальный человек чувствует интерес, странно противоречащий отвращению и мерзости, которые он испытывает, когда видит нечто подобное у других или что-то слышит об этом. Как известно, чужие люди и расы нередко «на дух не переносят» друг друга. Помимо сохранения этих несублимированных элементов анального либидо, бывает и возвращение подлинника, скрытого за денежным символом. Пример тому - факт затруднения стула вследствие травмирования денежного комплекса, что наблюдал Фрейд. Еще один пример - странный, но не раз констатированный мною факт, что люди проявляют бережливость в отношении смены нижнего белья, даже когда это никак не соответствует их standard of life (жизненному стандарту). Анальный характер использует бережливость в конечном итоге для того, чтобы получить что-нибудь от анальной эротики (толерантность к грязи). И еще более поразительный пример: пациент ни за что не хочет вспоминать ни о каких копрофильных манипуляциях, но вскоре, без вопросов с моей стороны, рассказывает о том, что получал особенное удовольствие от ярких, блестящих медных монет и изобрел некую процедуру, как сделать их блестящими: он проглатывал монету; а затем искал ее в испражнениях и находил - пройдя через кишечный тракт, она становилась красивой и блестящей. Здесь радость от чистого предмета стала маской для удовлетворения самой примитивной анальной эротики. Примечательно, что пациент успешно отрицал перед самим собой истинное значение своего, довольно прозрачного, образа действий.
Не говоря уже о столь поразительных примерах, можно и в повседневной жизни наблюдать эротическое удовольствие от накопления, собирания золота и прочих монет, сладострастное «купание в деньгах». Многие люди легко ставят свою подпись на документе, который обязывает их к выплате значительного денежного взноса, и легко отдают большие суммы в бумажных деньгах, но при этом поразительно «тяжелы на подъем», когда приходится тратить золотые монеты или даже самые мелкие медные деньги. Монеты буквально прилипают к их пальцам. (Ср. при этом также два обозначения для наличного капитала: немецкое «flussiges Kapital» - «текучий, жидкий капитал» и противоположное, французское «argent sec», употребительное в Franche - Comte, - «сухие деньги».)
Эскизно намеченный здесь онтогенетический ход развития денежного интереса обнаруживает индивидуальные различия, зависящие от условий жизни. Но в общем его можно проследить у современных культурных людей как некий универсальный психический процесс, который реализуется при разных обстоятельствах - на том или ином пути. В этой тенденции легко просматриваются отличительные расовые признаки, и таким образом можно признать действенность основного биогенетического закона в том числе и в отношении образования денежного символа. Можно ожидать, что филогенетическое и культурно-историческое исследование денежного символа у человеческого рода покажет параллелизм с его онтогенезом. И тогда можно будет истолковать груды окрашенных камешков, во множестве обнаруженные при раскопках пещер первобытных людей. Дополнить культурно-исторический подход помогут наблюдения за анальной эротикой дикарей (современных примитивных народов, которые живут еще в стадии многоликой меновой торговли, галечных или ракушечных денег).
Отнюдь не кажется невероятным, что капиталистический интерес, рост которого коррелирует с культурным развитием, служит не только практическим и эгоистическим целям, иными словами - принципу реальности, но что радость, получаемая от золота и обладания деньгами, представляет собой, кроме того, все усиливающуюся символическую замену вытесненной анальной эротики и копрофилии «реактивным образованием» в характере цивилизованного человека, а значит, удовлетворяет также и принципу удовольствия.
Таким образом, в нашем понимании капиталистический инстинкт содержит эгоистический и анально-эротический компоненты.
ОТСЮДА
https://music.youtube.com/library