В российском обществе все исторические эпохи развития человека представлены в полной мере
Александр Ахиезер: Когда в России появится государство?
Российский философ Александр Ахиезер ещё в начале 2000-х констатировал, что проект создания государства и его институтов в России провалился. Россия населена архаизированным народом с крестьянским сознанием, которому государство не нужно, а нужен лишь царь и несколько его слуг. Власть же вынуждена лавировать лавировать в условиях массового незрелого государственного сознания, незрелых, утопических требований к государству.
Почему в России не приживаются политические институты, а власть всегда вынуждена лавировать между архаикой и мобилизацией по западному образцу? Российский философ Александр Ахиезер в 2002 году в журнале «Неприкосновенный запас», №6, попытался ответить на этот вопрос.
«Историческое развитие раскола дает ключ к объяснению российской истории. Она вся прошла под знаком различных форм раскола. Например, в стране сложились две формы сакральности и легитимности, противостояние между которыми, их взаиморазрушение преобладали над диалогом. Это сакральность архаичного типа, связанная с вечевым идеалом, и сакральность христианства, унаследовавшая потенциал осевого времени, то есть в конечном итоге потенциал либерально-модернистского идеала, хотя и в сильно усечённом виде.
Другой яркий пример раскола можно видеть в гражданской войне начала ХХ века, произошедшей между вечевыми архаичными догосударственными силами, умеренным утилитаризмом и развитым утилитаризмом, либерально-модернистскими силами. Победили те, на стороне которых было подавляющее большинство, «человеческий фактор». Новая власть пыталась преодолеть раскол, решить проблемы массовым насилием, уничтожением части населения, что привело лишь к подрыву жизненных сил общества, а в конечном итоге и к краху государственности, к национальной катастрофе 1991 года.
Выход из сложившейся ситуации может быть найден лишь при условии развития способности преодоления раскола через развитие государства, диалогических, демократических институтов в масштабе всего социума, на основе соответствующей культуры.
Важнейшая форма раскола сложилась между государством и самоорганизовавшимся в локальные миры народом, не знающим гражданского общества. На Западе крах государства приводит к тому, что общество тут же его воспроизводит. С известной натяжкой можно сказать, что сам крах государства на Западе есть результат стремления и способности общества заменить его другим государством, отвечающим новому уровню подлежащих разрешению проблем. В России дело обстоит иначе. Для её культуры первична вера в необходимость быстрого бездумного инверсионного разрушения старого, абсолютная уверенность, что идеальное новое - например, социализм или капитализм - моментально или почти моментально возникнет само собой.
Это различие в культуре проливает свет на проблему: «Существует ли гражданское общество на Западе и в России?» Ответ лежит на поверхности. Крах государства на Западе, по сути, невозможен, так как общество постоянно готово к его восстановлению в той или иной форме. Именно это свидетельствует о наличии там гражданского общества. В России такой крах - национальная катастрофа. Достаточно взглянуть на его механизм.
Социальный катаклизм практически никогда не происходит в результате вооруженного уничтожения власти оппозицией, несущей новую государственность. Большевики, для того чтобы вписаться в западную модель «революции», выдумали залпы «Авроры» и штурм Зимнего. Государство в критической ситуации просто сгнивает, как помидор, исчезает как носитель конструктивных функций. Равнодушное общество перестает замечать государственную власть, её поддерживать, воспроизводить, и тем более не делает ни малейших поползновений защищать её в момент развала.
Например, когда вследствие двух национальных катастроф в России ХХ века произошло отстранение от власти первых лиц в государстве, Николая II и Михаила Горбачёва, не нашлось ни одного человека, попытавшегося их защитить. Даже великие князья не поддержали царя. Это означает, что в России общество (в европейском смысле этого слова) не способно не только формировать государство, но, в особо критических ситуациях, и воспроизводить его. Общество для этого институционально не организовано, государство не является для людей ценностью, во всяком случае, в такой степени, чтобы желать и уметь квалифицированно его создавать и репродуцировать. В лучшем случае оно борется за государство, но для того, чтобы воспрепятствовать восстановлению старого.
Равнодушное отношение к кризису государственности, даже к его отсутствию продолжается до тех пор, пока положение без власти не становится невыносимым для каждого человека. Это хорошо видно на примере Смуты, произошедшей после смерти Ивана IV. Государственность либо восстанавливается на основе старой государственности, как это было в 1991 году, либо воспроизводится виртуозами демагогии, маргиналами, способными имитировать массовые догосударственные мифы и играть роль фольклорных культурных героев, как это было в 1917 году. Всё это означает, что в стране нет гражданского общества, то есть основы воспроизводства государства. Близко к пониманию этой специфики российского общества подошел Антонио Грамши в «Тюремных тетрадях», в которых писал, что при ослаблении государства в Европе гражданское общество восстанавливает ситуацию, в России же рушится всё.
Глубокая причина этой специфики заключается в том, что основная масса населения России состояла из крестьян, участвовавших в государственной жизни не иначе как бесконечными повинностями и тягостной службой, а само государство возникло в результате насильственного объединения племен. Племена быстро исчезли, люди лишились важного института защиты от власти. Поэтому крестьяне на протяжении веков были уверены, что «начальство не нужно», то есть государственный аппарат излишен. Нужен лишь царь - как хранитель правды и справедливости - имеющий лишь несколько слуг. С социокультурной точки зрения они экстраполировали на царя свой опыт архаичного тотемизма, господствующего в догосударственных локальных мирах, основанных на чисто эмоциональных отношениях, на натуральном хозяйстве.
Мощный пласт архаичной культуры, который продолжал господствовать на протяжении последующих веков, хотя и подвергался возрастающему разрушительному давлению утилитаризма и либерально-модернистского идеала, тем не менее, продолжал играть важную роль как культурное основание государства. Такое общество мало походило на западные.
Что же касается столь важного для западной политической теории представления о силовом превосходстве государства как важнейшей предпосылки теории либерального государства, то этот принцип в такой прямолинейной формулировке вряд ли годится для России. История страны не была пронизана соответствующими, вросшими в толщу народа, массовыми институтами, соединяющими народ и государство. Ещё и сегодня на выборах люди, по сути, избирают себе тотема по своему вкусу, в соответствии с мифологическими и утилитарными ожиданиями, то есть того, кто будет, как они полагают, за них решать и о них заботиться.
Общество не научилось осознанно выбирать и формировать возможности для реализации потенциала своей собственной жизни, самому искать эффективный путь, которому все сами должны учиться следовать, критически изменяя меру возможности различных вариантов жизни. Разнообразие российского отношения к государству расположено в основном между полюсами традиционного неприятия государства и веры в него.
Существует точка зрения, что специфика России - сильное государство. Мне кажется, что это не совсем верно. Государство, на протяжении своей истории четыре раза без какого бы то ни было внешнего вмешательства буквально растворявшееся в воздухе, не могущее устоять не только против активизации смуты, но и против массового настроения, которое можно выразить крестьянскими словами «не сойдем с печи», - не может быть названо сильным. Оно предпринимало жесточайшие ответные удары против смуты, когда находило для этого поддержку у части общества, но в этом оно было свирепым, а не сильным. Сущность России не сводится к сильному государству, во всяком случае, не больше, чем к смуте. Россия может быть понята через динамику, происходящую между устойчивой государственностью и смутой.
Проблема государственности в России заключается, прежде всего, в развитии массовой ответственности за него, способности его воспроизводить, изменять отношение к выборам, возможности развития свободы в реализации частной конструктивной инициативы. Российское государство в конечном итоге решает совершенно иную задачу, чем либеральное государство Запада. Оно лавирует в условиях массового незрелого государственного сознания, незрелых, утопических требований к государству, утопического гипертрофированного представления о его возможностях и столь же утопического (но со знаком минус) представления о собственных (государственных) способностях.
В такой ситуации бессмысленно мечтать о всеобщем господстве либеральной культуры. Проблема заключается в том, как формировать государство именно в этих условиях. В России накопился большой опыт в этой области. Например, большевизм, паразитируя на отсталости общества, пытался, сочетая идеологическое манипулирование, активизацию массовой ненависти и массовый террор, решить эту задачу. Однако эта попытка закончилась очередной национальной катастрофой. Поэтому российская политическая теория ещё не решила для себя не только вопрос: как возможно либеральное государство, но и другой вопрос: как вообще возможно в России государство на основе сложившейся сложной картины динамики культуры?
(Фотографии - Евгений Канаев)
+++
Ещё в Блоге Толкователя об идеях Александра Ахиезера:
Прогноз Ахиезера из 1979 года: Перестройка, авторитаризм, архаизация, конец имперства
Ещё не началась перестройка, а историк Ахиезер уже в 1979 году прогнозировал не только её неизбежное появление но и - неизбежный провал. Он верно предугадал, что после либерализации Россия вернётся к авторитаризму, а её культура латиноамериканизируется. Но эта архаизация и станет могильщиком системы.
***
Россия между архаизмом и тоталитаризмом
Великий русский философ Александр Ахиезер ещё в начале 1990-х прогнозировал крах либерального проекта в России. Своё убеждение он основывал на том, что в России сложились два субэтноса: европеизированное меньшинство и архаичное русское большинство. Власть вторых приводит к хаосу и локализму, а первых - к тоталитаризму, единственно способному удержать государство и цивилизационные основы.
+++
Via
Шо самое интересное, в российском обществе (и не только, кстати, в российском!) все исторические эпохи развития человека представлены в полной мере.
Да и у представителей самых передовых эпох пережитки прошлого нет-нет, да и да: так и пртут, так и прут, и прут так, что представителям древних эпох не угнаться.
Особенно это видно, если смотреть детективы на НТВ.
Российский философ Александр Ахиезер ещё в начале 2000-х констатировал, что проект создания государства и его институтов в России провалился. Россия населена архаизированным народом с крестьянским сознанием, которому государство не нужно, а нужен лишь царь и несколько его слуг. Власть же вынуждена лавировать лавировать в условиях массового незрелого государственного сознания, незрелых, утопических требований к государству.
Почему в России не приживаются политические институты, а власть всегда вынуждена лавировать между архаикой и мобилизацией по западному образцу? Российский философ Александр Ахиезер в 2002 году в журнале «Неприкосновенный запас», №6, попытался ответить на этот вопрос.
«Историческое развитие раскола дает ключ к объяснению российской истории. Она вся прошла под знаком различных форм раскола. Например, в стране сложились две формы сакральности и легитимности, противостояние между которыми, их взаиморазрушение преобладали над диалогом. Это сакральность архаичного типа, связанная с вечевым идеалом, и сакральность христианства, унаследовавшая потенциал осевого времени, то есть в конечном итоге потенциал либерально-модернистского идеала, хотя и в сильно усечённом виде.
Другой яркий пример раскола можно видеть в гражданской войне начала ХХ века, произошедшей между вечевыми архаичными догосударственными силами, умеренным утилитаризмом и развитым утилитаризмом, либерально-модернистскими силами. Победили те, на стороне которых было подавляющее большинство, «человеческий фактор». Новая власть пыталась преодолеть раскол, решить проблемы массовым насилием, уничтожением части населения, что привело лишь к подрыву жизненных сил общества, а в конечном итоге и к краху государственности, к национальной катастрофе 1991 года.
Выход из сложившейся ситуации может быть найден лишь при условии развития способности преодоления раскола через развитие государства, диалогических, демократических институтов в масштабе всего социума, на основе соответствующей культуры.
Важнейшая форма раскола сложилась между государством и самоорганизовавшимся в локальные миры народом, не знающим гражданского общества. На Западе крах государства приводит к тому, что общество тут же его воспроизводит. С известной натяжкой можно сказать, что сам крах государства на Западе есть результат стремления и способности общества заменить его другим государством, отвечающим новому уровню подлежащих разрешению проблем. В России дело обстоит иначе. Для её культуры первична вера в необходимость быстрого бездумного инверсионного разрушения старого, абсолютная уверенность, что идеальное новое - например, социализм или капитализм - моментально или почти моментально возникнет само собой.
Это различие в культуре проливает свет на проблему: «Существует ли гражданское общество на Западе и в России?» Ответ лежит на поверхности. Крах государства на Западе, по сути, невозможен, так как общество постоянно готово к его восстановлению в той или иной форме. Именно это свидетельствует о наличии там гражданского общества. В России такой крах - национальная катастрофа. Достаточно взглянуть на его механизм.
Социальный катаклизм практически никогда не происходит в результате вооруженного уничтожения власти оппозицией, несущей новую государственность. Большевики, для того чтобы вписаться в западную модель «революции», выдумали залпы «Авроры» и штурм Зимнего. Государство в критической ситуации просто сгнивает, как помидор, исчезает как носитель конструктивных функций. Равнодушное общество перестает замечать государственную власть, её поддерживать, воспроизводить, и тем более не делает ни малейших поползновений защищать её в момент развала.
Например, когда вследствие двух национальных катастроф в России ХХ века произошло отстранение от власти первых лиц в государстве, Николая II и Михаила Горбачёва, не нашлось ни одного человека, попытавшегося их защитить. Даже великие князья не поддержали царя. Это означает, что в России общество (в европейском смысле этого слова) не способно не только формировать государство, но, в особо критических ситуациях, и воспроизводить его. Общество для этого институционально не организовано, государство не является для людей ценностью, во всяком случае, в такой степени, чтобы желать и уметь квалифицированно его создавать и репродуцировать. В лучшем случае оно борется за государство, но для того, чтобы воспрепятствовать восстановлению старого.
Равнодушное отношение к кризису государственности, даже к его отсутствию продолжается до тех пор, пока положение без власти не становится невыносимым для каждого человека. Это хорошо видно на примере Смуты, произошедшей после смерти Ивана IV. Государственность либо восстанавливается на основе старой государственности, как это было в 1991 году, либо воспроизводится виртуозами демагогии, маргиналами, способными имитировать массовые догосударственные мифы и играть роль фольклорных культурных героев, как это было в 1917 году. Всё это означает, что в стране нет гражданского общества, то есть основы воспроизводства государства. Близко к пониманию этой специфики российского общества подошел Антонио Грамши в «Тюремных тетрадях», в которых писал, что при ослаблении государства в Европе гражданское общество восстанавливает ситуацию, в России же рушится всё.
Глубокая причина этой специфики заключается в том, что основная масса населения России состояла из крестьян, участвовавших в государственной жизни не иначе как бесконечными повинностями и тягостной службой, а само государство возникло в результате насильственного объединения племен. Племена быстро исчезли, люди лишились важного института защиты от власти. Поэтому крестьяне на протяжении веков были уверены, что «начальство не нужно», то есть государственный аппарат излишен. Нужен лишь царь - как хранитель правды и справедливости - имеющий лишь несколько слуг. С социокультурной точки зрения они экстраполировали на царя свой опыт архаичного тотемизма, господствующего в догосударственных локальных мирах, основанных на чисто эмоциональных отношениях, на натуральном хозяйстве.
Мощный пласт архаичной культуры, который продолжал господствовать на протяжении последующих веков, хотя и подвергался возрастающему разрушительному давлению утилитаризма и либерально-модернистского идеала, тем не менее, продолжал играть важную роль как культурное основание государства. Такое общество мало походило на западные.
Что же касается столь важного для западной политической теории представления о силовом превосходстве государства как важнейшей предпосылки теории либерального государства, то этот принцип в такой прямолинейной формулировке вряд ли годится для России. История страны не была пронизана соответствующими, вросшими в толщу народа, массовыми институтами, соединяющими народ и государство. Ещё и сегодня на выборах люди, по сути, избирают себе тотема по своему вкусу, в соответствии с мифологическими и утилитарными ожиданиями, то есть того, кто будет, как они полагают, за них решать и о них заботиться.
Общество не научилось осознанно выбирать и формировать возможности для реализации потенциала своей собственной жизни, самому искать эффективный путь, которому все сами должны учиться следовать, критически изменяя меру возможности различных вариантов жизни. Разнообразие российского отношения к государству расположено в основном между полюсами традиционного неприятия государства и веры в него.
Существует точка зрения, что специфика России - сильное государство. Мне кажется, что это не совсем верно. Государство, на протяжении своей истории четыре раза без какого бы то ни было внешнего вмешательства буквально растворявшееся в воздухе, не могущее устоять не только против активизации смуты, но и против массового настроения, которое можно выразить крестьянскими словами «не сойдем с печи», - не может быть названо сильным. Оно предпринимало жесточайшие ответные удары против смуты, когда находило для этого поддержку у части общества, но в этом оно было свирепым, а не сильным. Сущность России не сводится к сильному государству, во всяком случае, не больше, чем к смуте. Россия может быть понята через динамику, происходящую между устойчивой государственностью и смутой.
Проблема государственности в России заключается, прежде всего, в развитии массовой ответственности за него, способности его воспроизводить, изменять отношение к выборам, возможности развития свободы в реализации частной конструктивной инициативы. Российское государство в конечном итоге решает совершенно иную задачу, чем либеральное государство Запада. Оно лавирует в условиях массового незрелого государственного сознания, незрелых, утопических требований к государству, утопического гипертрофированного представления о его возможностях и столь же утопического (но со знаком минус) представления о собственных (государственных) способностях.
В такой ситуации бессмысленно мечтать о всеобщем господстве либеральной культуры. Проблема заключается в том, как формировать государство именно в этих условиях. В России накопился большой опыт в этой области. Например, большевизм, паразитируя на отсталости общества, пытался, сочетая идеологическое манипулирование, активизацию массовой ненависти и массовый террор, решить эту задачу. Однако эта попытка закончилась очередной национальной катастрофой. Поэтому российская политическая теория ещё не решила для себя не только вопрос: как возможно либеральное государство, но и другой вопрос: как вообще возможно в России государство на основе сложившейся сложной картины динамики культуры?
(Фотографии - Евгений Канаев)
+++
Ещё в Блоге Толкователя об идеях Александра Ахиезера:
Прогноз Ахиезера из 1979 года: Перестройка, авторитаризм, архаизация, конец имперства
Ещё не началась перестройка, а историк Ахиезер уже в 1979 году прогнозировал не только её неизбежное появление но и - неизбежный провал. Он верно предугадал, что после либерализации Россия вернётся к авторитаризму, а её культура латиноамериканизируется. Но эта архаизация и станет могильщиком системы.
***
Россия между архаизмом и тоталитаризмом
Великий русский философ Александр Ахиезер ещё в начале 1990-х прогнозировал крах либерального проекта в России. Своё убеждение он основывал на том, что в России сложились два субэтноса: европеизированное меньшинство и архаичное русское большинство. Власть вторых приводит к хаосу и локализму, а первых - к тоталитаризму, единственно способному удержать государство и цивилизационные основы.
+++
Via
Шо самое интересное, в российском обществе (и не только, кстати, в российском!) все исторические эпохи развития человека представлены в полной мере.
Да и у представителей самых передовых эпох пережитки прошлого нет-нет, да и да: так и пртут, так и прут, и прут так, что представителям древних эпох не угнаться.
Особенно это видно, если смотреть детективы на НТВ.