О сиром, убогом, забитом и несчастном русском крестьянстве
Originally posted by nilsky_nikolay at О сиром, убогом, забитом и несчастном русском крестьянстве
Подле меня в карете сидел англичанин, человек лет 36. Я обратился к нему с вопросом: что может быть несчастнее русского крестьянина?
Англ.<ичанин>. Английский крестьянин.
Я. Как? Свободный англ.<ичанин>, по вашему мнению, несчастнее русского раба?
Он. Что такое свобода?
Я. Свобода есть возможность поступать по своей воле.
Он. Следственно, свободы нет нигде - ибо везде есть или законы, или естественные препятствия.
Я. Так, но разница покоряться предписанным нами самими законам, или повиноваться чужой воле.
Он. Ваша правда. [Но разве народ англ.<ийский> участвует в законодательстве? разве власть не в руках малого числа? разве требования народа могут быть исполнены его поверенными?]
Я. В чем вы полагаете народное благополучие?
Он. В умеренности и соразмерности податей.
Я. Как?
Он. Вообще повинности в России не очень тягостны для народа. Подушная платится миром. Оброк не разорителен (кроме в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности умножает корыстолюбие владельцев). Во всей России помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своему крестьянину доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет чем вздумает, и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу. [И это называете вы рабством? Я не знаю во всей Европе народа, которому было бы дано более простору действовать.]
Я. Но злоупотребления...
Он. Злоупотреблений везде много. Прочтите жалобы англ.<ийских> фабричных работников - волоса встанут дыбом. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид - о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет об сукнах г-на Шмидта или об иголках г-на Томпсона. В России нет ничего подобного.
Я. Вы не читали наших уголовных дел.
Он. Уголовные дела везде ужасны; я говорю вам о том, что в Англии происходит в строгих пределах закона, не о злоупотреблениях, не о преступлениях. Кажется, нет в мире несчастнее английского работника - что хуже его жребия? - но посмотрите, что делается у нас при изобретении новой машины, вдруг избавляющей от каторжной работы тысяч пять или десять народу и лишающей их последнего средства к пропитанию?..
Я. Живали вы в наших деревнях?
Он. Я видал их проездом, и жалею, что не успел изучить нравы любопытного вашего народа.
Я. Что поразило вас более всего в русском крестьянине?
Он. Его опрятность, смышленность и свобода.
Я. Как это?
Он. Ваш крестьянин каждую субботу ходит в баню; умывается каждое утро, сверх того несколько раз в день моет себе руки. О его смышлености говорить нечего. Путешественники ездят из края в край по России, не зная ни одного слова вашего языка, и везде их понимают, исполняют их требования, заключают условия; никогда не встречал я между ими ни то, что соседи наши называют un badaud, никогда не замечал в них ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому. Переимчивость их всем известна; проворство и ловкость удивительны...
Я. Справедливо; но свобода? неужто вы русского крестьянина почитаете свободным?
Он. Взгляните на него: что может быть свободнее его обращения! есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи? Вы не были в Англии?
Я. Не удалось.
Он. Так вы не видали оттенков подлости, отличающих у нас один класс от другого. Вы не видали раболепного maintien нижней каморы перед верхней; джентельменства перед аристокрацией; купечества перед джентельменством; бедности перед богатством; повиновения перед властию. - А нравы наши, а conv.< ersation > crim.< inal >, а продажные голоса, а уловки министерства, а тиранство наше с Индиею, а отношения наши со всеми другими народами?
Англич<анин> мой разгорячился и совсем отдалился от предмета нашего разговора. Я перестал следовать за его мыслями - и мы приехали в Клин.
Пушкин А.С. <Путешествие из Москвы в Петербург>: <Черновая редакция>// Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 16 т. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1959. Т. 11. Критика и публицистика, 1819-1834.
Подле меня в карете сидел англичанин, человек лет 36. Я обратился к нему с вопросом: что может быть несчастнее русского крестьянина?
Англ.<ичанин>. Английский крестьянин.
Я. Как? Свободный англ.<ичанин>, по вашему мнению, несчастнее русского раба?
Он. Что такое свобода?
Я. Свобода есть возможность поступать по своей воле.
Он. Следственно, свободы нет нигде - ибо везде есть или законы, или естественные препятствия.
Я. Так, но разница покоряться предписанным нами самими законам, или повиноваться чужой воле.
Он. Ваша правда. [Но разве народ англ.<ийский> участвует в законодательстве? разве власть не в руках малого числа? разве требования народа могут быть исполнены его поверенными?]
Я. В чем вы полагаете народное благополучие?
Он. В умеренности и соразмерности податей.
Я. Как?
Он. Вообще повинности в России не очень тягостны для народа. Подушная платится миром. Оброк не разорителен (кроме в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности умножает корыстолюбие владельцев). Во всей России помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своему крестьянину доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет чем вздумает, и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу. [И это называете вы рабством? Я не знаю во всей Европе народа, которому было бы дано более простору действовать.]
Я. Но злоупотребления...
Он. Злоупотреблений везде много. Прочтите жалобы англ.<ийских> фабричных работников - волоса встанут дыбом. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид - о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет об сукнах г-на Шмидта или об иголках г-на Томпсона. В России нет ничего подобного.
Я. Вы не читали наших уголовных дел.
Он. Уголовные дела везде ужасны; я говорю вам о том, что в Англии происходит в строгих пределах закона, не о злоупотреблениях, не о преступлениях. Кажется, нет в мире несчастнее английского работника - что хуже его жребия? - но посмотрите, что делается у нас при изобретении новой машины, вдруг избавляющей от каторжной работы тысяч пять или десять народу и лишающей их последнего средства к пропитанию?..
Я. Живали вы в наших деревнях?
Он. Я видал их проездом, и жалею, что не успел изучить нравы любопытного вашего народа.
Я. Что поразило вас более всего в русском крестьянине?
Он. Его опрятность, смышленность и свобода.
Я. Как это?
Он. Ваш крестьянин каждую субботу ходит в баню; умывается каждое утро, сверх того несколько раз в день моет себе руки. О его смышлености говорить нечего. Путешественники ездят из края в край по России, не зная ни одного слова вашего языка, и везде их понимают, исполняют их требования, заключают условия; никогда не встречал я между ими ни то, что соседи наши называют un badaud, никогда не замечал в них ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому. Переимчивость их всем известна; проворство и ловкость удивительны...
Я. Справедливо; но свобода? неужто вы русского крестьянина почитаете свободным?
Он. Взгляните на него: что может быть свободнее его обращения! есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи? Вы не были в Англии?
Я. Не удалось.
Он. Так вы не видали оттенков подлости, отличающих у нас один класс от другого. Вы не видали раболепного maintien нижней каморы перед верхней; джентельменства перед аристокрацией; купечества перед джентельменством; бедности перед богатством; повиновения перед властию. - А нравы наши, а conv.< ersation > crim.< inal >, а продажные голоса, а уловки министерства, а тиранство наше с Индиею, а отношения наши со всеми другими народами?
Англич<анин> мой разгорячился и совсем отдалился от предмета нашего разговора. Я перестал следовать за его мыслями - и мы приехали в Клин.
Пушкин А.С. <Путешествие из Москвы в Петербург>: <Черновая редакция>// Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 16 т. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1959. Т. 11. Критика и публицистика, 1819-1834.