Отчет 1905. Часть 2.
***
Утром рассказываю тете о папином письме, о последних новостях с фронта. Она поддерживает меня в уверенности, что папа вернется, надо обязательно надеяться и ждать. И как же невыносимо без мужской поддержки в это опасное время. Я рассказала ей про Севу, какой он хороший, умный, сильный, как меня поддерживает и что рядом с ним я чувствую себя защищенной, попросила разрешения пригласить его на чай, чтобы познакомиться.
Вдруг слышим - недалеко от нас, на набережной поют, кажется там какой-то Крестной ход. Выходим прогуляться, утро - единственное время, когда такие трудоголики, как мы с тетей, можем спокойно поговорить и побыть друг с другом. Шествие рабочих уже расходится, все чем-то довольные, мы с тетей здороваемся со знакомыми, замечаю моих однокурсников, знакомлю тетю с Всеволодом. "А, это тот молодой человек, который выгораживал тебя за курение. Плохо, конечно, что куришь, но похвально, что защищал. - Он меня везде защищает". Вот сейчас мы пойдем к нам домой, они познакомятся получше и он скажет тете, что хочет просить моей руки. Как всё быстро и просто происходит, наверное, так и должно быть. Вдруг подходит наша эпатажная однокурсница Варвара и уводит Севу по каким-то делам. Она, в отличие от меня, наверное, хорошо разбирается в политике, всегда на лекциях громко высказывает своё мнение. Я так не могу, всё, что у меня на душе, я с радостью расскажу, но наедине, совершенно не умею выступать на людях, это всё моя застенчивость. Иду на лекцию, потом еще надо узнать, занята ли я в сегодняшнем спектакле.
После лекции - все куда-то идут. Что случилось? Варвару арестовали! Ужасно, слабая девушка, в одном здании с преступниками, узнаю, нельзя ли чем-то помочь. Студенты стоят перед отделением, кто-то скандирует "Свободу Варваре". Случайно от кого-то слышу "Когда забрали Варю и Севу".. Как? Он тоже там? Не может быть! Это какая-то ужасная ошибка! Что же делать? Вот я опять совершенно растерялась, но тут уже помощи ждать неоткуда, надо действовать самой. Варю скоро выпускают, я не решаюсь подойти к ней и спросить об обстоятельствах. Что же мне делать?
Скоро все студенты расходятся, я остаюсь одна. Из отделения выходит офицер, бросаюсь к нему, я хочу узнать, нельзя ли мне повидаться с заключенным, пытаюсь объяснить, что это какая-то ошибка, он же такой хороший, он не мог сделать ничего плохого. Сначала со мной даже не хотят разговаривать. Человек с усталым лицом отрывисто сказал что-то о бумаге из присутствия. Жду, когда выйдет еще кто-то, пытаюсь расспросить его, оказывается, чтобы увидеть Севу, мне нужно написать прошение в присутствие и заверить его какими-то печатями и разрешениями. Дожидаюсь еще раз усталого офицера, прошу его подсказать, на чье имя пишется прошение, скорее всё записываю, пока он не ушел, благодарю, я бы сама не справилась, я ничего не понимаю в юридических бумагах. Бегу в присутствие, подаю прошение чиновнице, расспрашиваю, нельзя ли как-то побыстрее получить разрешение, возможно, стоит сделать какой-то благотворительный взнос? Отдаю 5 рублей, мне советуют зайти через 2 минуты. Вдруг слышу шум, взрывы, крики на площади. Скорее бегу туда, вдруг это что-то с отделением полиции? Оказывается, взорвали начальника отделения. Какой ужас! Офицеры смотрят на меня совсем недобро и я их понимаю - у них такая беда, а тут я еще мешаюсь под ногами. Но у меня беда своя и я должна преодолеть смущение и действовать! Бегу обратно в присутствие, но оно уже закрыто. Подкатывает отчаяние. Возвращаюсь к отделению, какой-то добрый человек подсказывает, что можно написать письмо, начинаю писать и вдруг вижу, как из здания полиции выводят Севу, окруженного вооруженными людьми, бросаюсь к нему, но мы только обменялись взглядами и его уже запирают в прилегающем здании. Это уже не предварительное следствие, это тюрьма, раз он там, дело будет передано в суд. Необходимо как можно скорее найти адвоката. Дописываю письмо, уговариваю офицера передать его. "Вы понимаете, что я должен читать все письма? - Ну конечно, читайте, я же не пишу ничего плохого, мне нечего скрывать". Заказываю из армянского ресторана кофе с пирожным, прошу их тоже передать арестанту. Наверняка он еще не завтракал. Как он там, в этом ужасном месте? Пытаюсь найти адвоката, я совершенно не знаю, как это делается, спрашиваю советов у однокурсников, коллеги с юридического факультета готовы представлять его на суде, но у всех прямо сейчас срочные дела, они куда-то бегут. Вижу Прохора и Ивана, рассказываю им, что Сева за решеткой, уверенная, что они немедленно пойдут его оттуда вызволять, но нет, у них какие-то важные дела сначала.
Мечусь по Невскому проспекту, не знаю, к кому бы еще обратиться, возвращаюсь к отделению полиции, как раз в этот момент оттуда выходит чиновница присутствия и - о, чудо! - вручает мне подписанную и одобренную бумагу о свидании. Скорее стучусь в дверь, прошу пустить меня к нему. Офицер отпирает замки, ведет меня по длинному коридору, оставляет одну и наконец приводит Севу. Не стесняясь постороннего, обнимаю его. "Чем я могу тебе помочь? Что мне делать? - Все будет хорошо, не волнуйся. Предупреди в университете, что я не прогуливаю, поставь в известность ректора". Минута истекла, офицер ведет меня на выход.
Бегу в Университет, не нахожу ректора, ищу адвокатов, не нахожу, я готова заплатить, заложить драгоценности, надо же что-то делать, ах, ну почему я так глупа и беспомощна, опять ищу однокурсников, Иван и Прохор идут организовывать какую-то библиотеку, готова броситься на них с кулаками, как же так можно, вы же его друзья, почему вы совсем ничего не делаете, уже не помню, что говорю им, пишу еще письма, их передают, плачу, сидя на лавочке перед отделением, подходит священник, утешает меня, узнает, что стряслось и отходит "Да, конечно, забрали по ошибке, все они говорят, что хорошие", бесконечно горько.
Подсаживается Прохор, они, оказывается, уже поставили в известность ректора по моей просьбе, советует передать письмо, воду. "Я пишу уже третье письмо и заказала туда обед из армянского ресторана - это нормально? Что еще можно сделать? - Сиди здесь, говорят, заключенных могут убить до суда, если ты будешь здесь, они не смогут так сделать" О, я никуда не отойду, если это поможет"! Какой ужас! Может быть, можно заплатить каким-нибудь уголовникам, чтобы они устроили побег, вытащили его отсюда? Но я всю жизнь занималась балетом и читала книги, у меня, разумеется, нет таких знакомых.
Дневное судебное заседание состоялось, а изменений никаких нет, его дело так и не передали в суд. Сотрудники отделения, видимо, уже привыкли ко мне, не прогоняют меня, смотрят по-доброму. О, как же я им благодарна, что они не отказываются передавать в камеру всё то, что я назаказывала в окрестных ресторанах! "Я передал ему ваше письмо и сказал, чтобы он благодарил Бога за такую невесту" О, как меня поддержали эти слова. Когда я уже готова была скатиться в отчаяние, кто-то из однокурсников подходил и поддерживал меня, Саша Блок, Прохор Рыбин, Алексей Арсеньев, Феликс Юсупов - спасибо вам за то, что у меня не опустились руки.
Умоляю офицера пустить меня к нему еще раз, уже без бумаги, мне кажется, что если мне откажут, я умру. Меня опять ведут по коридору, "Я вынужден досмотреть вашу сумку". Ну конечно же, вот блокнот со стихами, деньги, письмо от папы с фронта, он у меня в Порт-Артуре, офицер забирает у меня письмо и пока он читает, мы остаемся в камере одни. О, его заковали! В каком я вообще мире нахожусь, как Господь допускает такое? Сдерживаю рыдания, улыбаюсь, стараюсь поддержать, говорю о любви, "Я обязательно тебя отсюда вытащу, хоть я ничего и не умею, но я смогу, не сомневайся, вот если бы я была на твоем месте, ты бы меня уже спас, а я лишь слабая девочка, я могу только плакать. - Ты что, ты превратила застенок в санаторий". В этот раз свидание длилось намного дольше, офицер встал у меня за спиной, я его не видела и продолжала говорить о любви. Неловко, скованными руками, Сева дернул меня за косичку. Неисправимый мальчишка! Любимый мой!
Вот за мной опять закрывается дверь камеры, в тюремных коридорах я горько разрыдалась, офицер смотрел на меня не без сочувствия. Но надо брать себя в руки, собрать как можно больше рекомендательных писем. Прошу написать всех знакомых, кто-то соглашается, кто-то отказывается, Федор Шаляпин сопровождает меня на завод, я пытаюсь попасть везде, с переменным успехом. Кажется, за эти часы я поговорила с большим количеством людей, чем за всё время в Петербурге. Опять сижу у входа, подходит Прохор узнать новости. "Да, как только он выйдет оттуда, вам надо сразу жениться, вон что ты делаешь, какая молодец" А что я такого делаю, так же поступили бы все, меня так воспитывали.
Какой-то незнакомый чиновник выходит из отделения, я спрашиваю его, нет ли новостей и он обжигает меня презрительным взглядом "Известно, какие новости, сейчас суд и потом уедет, по этапу". О, сколько еще испытаний нам уготовано. Видимо, надо венчаться в камере, без этого я не смогу ехать с ним. И на эту тему, о которой я всегда стеснялась даже думать, мне пришлось советоваться с людьми, Прохор привел Варвару и она громко, на весь Невский проспект, диктовала мне список бумаг, которые надо подготовить, я готова была сгореть со стыда, но поблагодарила её искренне, узнать об этом мне больше было неоткуда.
Подходит Феликс Юсупов, тоже пишет рекомендательное письмо в мою обширную коллекцию, начинает активно помогать, что-то предлагает. Заказываю десерт из "Батума" в камеру, потому, что не знаю, что можно сделать ещё. Понимаю, что у меня кончились все деньги, но я сама все равно не могу ничего есть. Мучаюсь от своей бесполезности. Выпрашиваю у чудесного директора Мариинки выходной, сегодня я не могу работать. Пропускаю все занятия в Университете. И это всё ничего не стоит, я ничего не могу сделать. Тут выходит знакомый мне офицер, тихонько говорит "Сейчас его отпустят", не веря своему счастью, оглядываюсь по сторонам, через несколько минут ко мне подходит другой офицер с тем же сообщением. Милые люди! Вы выполняли свою работу и разделяли нас, но отнеслись ко мне душевно, и поныне говорю вам спасибо за это.
И вот его выпускают, я думала, он будет так же счастлив, как я, но он очень зол. Его выпустили под подписку о невыезде, позже будет суд. Мы куда-то идем, он рассказывает однокурсникам о положении дел, я понимаю, что он небезгрешен, видимо, что-то противозаконное он делал. Но для меня он все равно самый замечательный, я уверена, что всё имеет какое-то объяснение, раз он так делал, значит, это правильно. У него какие-то дела, ну, в них я ничего не понимаю, "Иди в Университет. - Конечно, как ты скажешь".
В стенах alma mater я засыпаю на парте, видимо, от нервного перенапряжения. Потом какой-то шум, я просыпаюсь, оказывается, всех студентов забирают на фронт, из-за подписки о невыезде Сева не может ехать, но он тоже вызывается со всеми. Я предлагаю ехать сестрой милосердия, но он говорит, что на войне мне не место, так же, как папа. Ректор договаривается, чтобы часть студентов все же осталась, но многие все равно уходят на фронт. Однако все ехать не могут, мы возвращаемся в университет, нам объявляют, что ректор стал министром образования, а я отчислена.
Я уже даже не расстроена, я понимаю, что много пропустила, но Сева говорит, что мне нужно восстанавливаться, договаривается об этом с новым ректором, я пишу прошение и меня приглашают для беседы. Севу не пускают, беседа должна проходить наедине, но мне совсем не страшно. Ректор говорит мне о необходимости выбора между сценой и наукой, о расстановке приоритетов. "Ответьте сами себе на вопрос, что для вас наука? Я вижу, что вы стараетесь, но если в телеге лебедь, рак и щука, то она не поедет. Вам даже щуки не надо, вас уже в две стороны качает. - Понимаете, господин ректор, главное для меня - это семья и сегодняшний день этому показатель, мне нужно было поддерживать жениха и я пропустила все лекции и работу, я пойму, если вы мне не удовлетворите прошение и отчислите". Однако мне всё подписывают, выхожу из университета счастливая.
Но я не понимаю, что происходит, Сева как будто недоволен мной, он пытается отослать меня то в университет, то домой, у него какие-то важные дела, но, может быть, я смогу помочь. "Мне надо с тобой поговорить - Конечно - Сейчас здесь будет опасно, тебе лучше идти домой - Я ничего не боюсь рядом с тобой, мой долг быть рядом. - Хорошо, скажу прямо, сейчас начнется революция и делать ее будем мы" О, эти мужские игры! Я ничего в них не понимаю, революция слово страшное, но образы декабристов волновали с детства и я вижу, что все они хорошие люди и стараются сделать так много добра, как только возможно. Я так воспитана, я верю своему любимому безгранично, и когда он говорит об этом, его глаза горят невероятным светом. "Хорошо, как скажешь. Я буду рядом с тобой. - Понимаешь, я анархист, я не могу запретить тебе этого и насильно отослать домой, ты сама должна решить. - Да я же уже сказала, что решила. Я буду рядом и буду делать то, что ты скажешь".
Мы пошли в студенческое общежитие, там были и однокурсники, с которыми я успела уже подружиться, и совершенно новые для меня люди. На меня вопросительно посмотрели, в плане можно ли говорить при мне и мой жених сказал, что я решила к вам присоединиться ("к тебе", подумала я, но я была уверена, что ты там главный, так что это для меня было одно и тоже) Обсуждали, что надо кого-то взорвать (чуть позже я поняла, что вы говорите про охранку - о, милые люди, которые отнеслись ко мне по-доброму, но мои чувства притупились, я не все понимала, что делаю), как вариант - выстрелить в кого-то из великих князей (даже писать об этом - чудовищно) и при этом одновременно должно подняться восстание рабочих на заводе (потом я поняла, что рабочие должны начать бунтовать потому, что их требования не выполнят на какой-то Думе). Сева вызывался на самый опасный участок работы, он же такой храбрый. Во время обсуждения ребята придерживались тех принципов, о которых говорили на занятиях - что нет главного, высказываются все и прислушиваются к мнению всех. Все согласились, что Сева будет кидать бомбу (которую вот уже через час должны были доделать), Иван пойдет руководить рабочими. Я была в некоторой прострации от резкой перемены событий, но вера в моего любимого была такой огромной, мне хотелось быть рядом и как-то помочь тому, во что он верил, от чего светились его глаза. К тому же я верила, что если я буду рядом, с ним ничего не случится. Но кидаться в людей всякой дрянью или стрелять в них я не могла, конечно же, я предупредила, что не смогу никого убить. Обсудили процент выживания бомбистов, видно было, что моему жениху вообще ничего не страшно. И приняли решение, что он, как только сделает это, скинет пиджак и фуражку и будешь быстро удаляться от места действия, а я буду ждать за углом, мы будем целоваться и никто за моей шляпой не рассмотрит его. Я сразу сказала, что согласна, окружающие немного пошутили на эту тему и одобрили. В великого князя решили пока не стрелять, решив, что для начала революционных действий взрыва в охранке будет достаточно. У каждого было своё задание, но я всех уже не помню.
Как только приняли решение, сразу пошли действовать - мы осмотрели место будущей акции, он прикинул путь отхода, а я волновалась и радовалась, что он взял меня с собой и позволил быть рядом в таком важном для него деле. Мы искали священника, чтобы обвенчаться до начала основных действий (тете я намеревалась потом написать письмо и была уверена, что она простит меня), потом пошли на завод к ребятам, которые отправились туда раньше, чтобы поговорить с самыми сознательными рабочими, которым как раз и предстояло выступать в Думе и выдвинуть невыполнимые требования. Подумали, что будет, если невыполнимые требования будут все же выполнены и тут вроде бы мнения разделились.
"Знаешь, какая у меня мечта? Чтобы в мире было как можно больше любви. Но при этом же не обязательно проецировать любовь на весь мир, можно сосредоточиться на ком-то конкретном.
Чем бы всё не кончилось, как бы ни повернулась жизнь, но я буду в любом случае рядом с тобой, поддерживать все идеи, обеспечивать домашний уют. Ты дергаешь меня за косички и смешно негодуешь, когда я говорю, что сделаю так, как ты скажешь, ты же анархист и не можешь мне ничего приказывать, я должна выбирать сама. Но дело в том, что я уже выбрала. Тебя."
Первая часть отчета тут http://salamandra-9.livejournal.com/135197.html
Утром рассказываю тете о папином письме, о последних новостях с фронта. Она поддерживает меня в уверенности, что папа вернется, надо обязательно надеяться и ждать. И как же невыносимо без мужской поддержки в это опасное время. Я рассказала ей про Севу, какой он хороший, умный, сильный, как меня поддерживает и что рядом с ним я чувствую себя защищенной, попросила разрешения пригласить его на чай, чтобы познакомиться.
Вдруг слышим - недалеко от нас, на набережной поют, кажется там какой-то Крестной ход. Выходим прогуляться, утро - единственное время, когда такие трудоголики, как мы с тетей, можем спокойно поговорить и побыть друг с другом. Шествие рабочих уже расходится, все чем-то довольные, мы с тетей здороваемся со знакомыми, замечаю моих однокурсников, знакомлю тетю с Всеволодом. "А, это тот молодой человек, который выгораживал тебя за курение. Плохо, конечно, что куришь, но похвально, что защищал. - Он меня везде защищает". Вот сейчас мы пойдем к нам домой, они познакомятся получше и он скажет тете, что хочет просить моей руки. Как всё быстро и просто происходит, наверное, так и должно быть. Вдруг подходит наша эпатажная однокурсница Варвара и уводит Севу по каким-то делам. Она, в отличие от меня, наверное, хорошо разбирается в политике, всегда на лекциях громко высказывает своё мнение. Я так не могу, всё, что у меня на душе, я с радостью расскажу, но наедине, совершенно не умею выступать на людях, это всё моя застенчивость. Иду на лекцию, потом еще надо узнать, занята ли я в сегодняшнем спектакле.
После лекции - все куда-то идут. Что случилось? Варвару арестовали! Ужасно, слабая девушка, в одном здании с преступниками, узнаю, нельзя ли чем-то помочь. Студенты стоят перед отделением, кто-то скандирует "Свободу Варваре". Случайно от кого-то слышу "Когда забрали Варю и Севу".. Как? Он тоже там? Не может быть! Это какая-то ужасная ошибка! Что же делать? Вот я опять совершенно растерялась, но тут уже помощи ждать неоткуда, надо действовать самой. Варю скоро выпускают, я не решаюсь подойти к ней и спросить об обстоятельствах. Что же мне делать?
Скоро все студенты расходятся, я остаюсь одна. Из отделения выходит офицер, бросаюсь к нему, я хочу узнать, нельзя ли мне повидаться с заключенным, пытаюсь объяснить, что это какая-то ошибка, он же такой хороший, он не мог сделать ничего плохого. Сначала со мной даже не хотят разговаривать. Человек с усталым лицом отрывисто сказал что-то о бумаге из присутствия. Жду, когда выйдет еще кто-то, пытаюсь расспросить его, оказывается, чтобы увидеть Севу, мне нужно написать прошение в присутствие и заверить его какими-то печатями и разрешениями. Дожидаюсь еще раз усталого офицера, прошу его подсказать, на чье имя пишется прошение, скорее всё записываю, пока он не ушел, благодарю, я бы сама не справилась, я ничего не понимаю в юридических бумагах. Бегу в присутствие, подаю прошение чиновнице, расспрашиваю, нельзя ли как-то побыстрее получить разрешение, возможно, стоит сделать какой-то благотворительный взнос? Отдаю 5 рублей, мне советуют зайти через 2 минуты. Вдруг слышу шум, взрывы, крики на площади. Скорее бегу туда, вдруг это что-то с отделением полиции? Оказывается, взорвали начальника отделения. Какой ужас! Офицеры смотрят на меня совсем недобро и я их понимаю - у них такая беда, а тут я еще мешаюсь под ногами. Но у меня беда своя и я должна преодолеть смущение и действовать! Бегу обратно в присутствие, но оно уже закрыто. Подкатывает отчаяние. Возвращаюсь к отделению, какой-то добрый человек подсказывает, что можно написать письмо, начинаю писать и вдруг вижу, как из здания полиции выводят Севу, окруженного вооруженными людьми, бросаюсь к нему, но мы только обменялись взглядами и его уже запирают в прилегающем здании. Это уже не предварительное следствие, это тюрьма, раз он там, дело будет передано в суд. Необходимо как можно скорее найти адвоката. Дописываю письмо, уговариваю офицера передать его. "Вы понимаете, что я должен читать все письма? - Ну конечно, читайте, я же не пишу ничего плохого, мне нечего скрывать". Заказываю из армянского ресторана кофе с пирожным, прошу их тоже передать арестанту. Наверняка он еще не завтракал. Как он там, в этом ужасном месте? Пытаюсь найти адвоката, я совершенно не знаю, как это делается, спрашиваю советов у однокурсников, коллеги с юридического факультета готовы представлять его на суде, но у всех прямо сейчас срочные дела, они куда-то бегут. Вижу Прохора и Ивана, рассказываю им, что Сева за решеткой, уверенная, что они немедленно пойдут его оттуда вызволять, но нет, у них какие-то важные дела сначала.
Мечусь по Невскому проспекту, не знаю, к кому бы еще обратиться, возвращаюсь к отделению полиции, как раз в этот момент оттуда выходит чиновница присутствия и - о, чудо! - вручает мне подписанную и одобренную бумагу о свидании. Скорее стучусь в дверь, прошу пустить меня к нему. Офицер отпирает замки, ведет меня по длинному коридору, оставляет одну и наконец приводит Севу. Не стесняясь постороннего, обнимаю его. "Чем я могу тебе помочь? Что мне делать? - Все будет хорошо, не волнуйся. Предупреди в университете, что я не прогуливаю, поставь в известность ректора". Минута истекла, офицер ведет меня на выход.
Бегу в Университет, не нахожу ректора, ищу адвокатов, не нахожу, я готова заплатить, заложить драгоценности, надо же что-то делать, ах, ну почему я так глупа и беспомощна, опять ищу однокурсников, Иван и Прохор идут организовывать какую-то библиотеку, готова броситься на них с кулаками, как же так можно, вы же его друзья, почему вы совсем ничего не делаете, уже не помню, что говорю им, пишу еще письма, их передают, плачу, сидя на лавочке перед отделением, подходит священник, утешает меня, узнает, что стряслось и отходит "Да, конечно, забрали по ошибке, все они говорят, что хорошие", бесконечно горько.
Подсаживается Прохор, они, оказывается, уже поставили в известность ректора по моей просьбе, советует передать письмо, воду. "Я пишу уже третье письмо и заказала туда обед из армянского ресторана - это нормально? Что еще можно сделать? - Сиди здесь, говорят, заключенных могут убить до суда, если ты будешь здесь, они не смогут так сделать" О, я никуда не отойду, если это поможет"! Какой ужас! Может быть, можно заплатить каким-нибудь уголовникам, чтобы они устроили побег, вытащили его отсюда? Но я всю жизнь занималась балетом и читала книги, у меня, разумеется, нет таких знакомых.
Дневное судебное заседание состоялось, а изменений никаких нет, его дело так и не передали в суд. Сотрудники отделения, видимо, уже привыкли ко мне, не прогоняют меня, смотрят по-доброму. О, как же я им благодарна, что они не отказываются передавать в камеру всё то, что я назаказывала в окрестных ресторанах! "Я передал ему ваше письмо и сказал, чтобы он благодарил Бога за такую невесту" О, как меня поддержали эти слова. Когда я уже готова была скатиться в отчаяние, кто-то из однокурсников подходил и поддерживал меня, Саша Блок, Прохор Рыбин, Алексей Арсеньев, Феликс Юсупов - спасибо вам за то, что у меня не опустились руки.
Умоляю офицера пустить меня к нему еще раз, уже без бумаги, мне кажется, что если мне откажут, я умру. Меня опять ведут по коридору, "Я вынужден досмотреть вашу сумку". Ну конечно же, вот блокнот со стихами, деньги, письмо от папы с фронта, он у меня в Порт-Артуре, офицер забирает у меня письмо и пока он читает, мы остаемся в камере одни. О, его заковали! В каком я вообще мире нахожусь, как Господь допускает такое? Сдерживаю рыдания, улыбаюсь, стараюсь поддержать, говорю о любви, "Я обязательно тебя отсюда вытащу, хоть я ничего и не умею, но я смогу, не сомневайся, вот если бы я была на твоем месте, ты бы меня уже спас, а я лишь слабая девочка, я могу только плакать. - Ты что, ты превратила застенок в санаторий". В этот раз свидание длилось намного дольше, офицер встал у меня за спиной, я его не видела и продолжала говорить о любви. Неловко, скованными руками, Сева дернул меня за косичку. Неисправимый мальчишка! Любимый мой!
Вот за мной опять закрывается дверь камеры, в тюремных коридорах я горько разрыдалась, офицер смотрел на меня не без сочувствия. Но надо брать себя в руки, собрать как можно больше рекомендательных писем. Прошу написать всех знакомых, кто-то соглашается, кто-то отказывается, Федор Шаляпин сопровождает меня на завод, я пытаюсь попасть везде, с переменным успехом. Кажется, за эти часы я поговорила с большим количеством людей, чем за всё время в Петербурге. Опять сижу у входа, подходит Прохор узнать новости. "Да, как только он выйдет оттуда, вам надо сразу жениться, вон что ты делаешь, какая молодец" А что я такого делаю, так же поступили бы все, меня так воспитывали.
Какой-то незнакомый чиновник выходит из отделения, я спрашиваю его, нет ли новостей и он обжигает меня презрительным взглядом "Известно, какие новости, сейчас суд и потом уедет, по этапу". О, сколько еще испытаний нам уготовано. Видимо, надо венчаться в камере, без этого я не смогу ехать с ним. И на эту тему, о которой я всегда стеснялась даже думать, мне пришлось советоваться с людьми, Прохор привел Варвару и она громко, на весь Невский проспект, диктовала мне список бумаг, которые надо подготовить, я готова была сгореть со стыда, но поблагодарила её искренне, узнать об этом мне больше было неоткуда.
Подходит Феликс Юсупов, тоже пишет рекомендательное письмо в мою обширную коллекцию, начинает активно помогать, что-то предлагает. Заказываю десерт из "Батума" в камеру, потому, что не знаю, что можно сделать ещё. Понимаю, что у меня кончились все деньги, но я сама все равно не могу ничего есть. Мучаюсь от своей бесполезности. Выпрашиваю у чудесного директора Мариинки выходной, сегодня я не могу работать. Пропускаю все занятия в Университете. И это всё ничего не стоит, я ничего не могу сделать. Тут выходит знакомый мне офицер, тихонько говорит "Сейчас его отпустят", не веря своему счастью, оглядываюсь по сторонам, через несколько минут ко мне подходит другой офицер с тем же сообщением. Милые люди! Вы выполняли свою работу и разделяли нас, но отнеслись ко мне душевно, и поныне говорю вам спасибо за это.
И вот его выпускают, я думала, он будет так же счастлив, как я, но он очень зол. Его выпустили под подписку о невыезде, позже будет суд. Мы куда-то идем, он рассказывает однокурсникам о положении дел, я понимаю, что он небезгрешен, видимо, что-то противозаконное он делал. Но для меня он все равно самый замечательный, я уверена, что всё имеет какое-то объяснение, раз он так делал, значит, это правильно. У него какие-то дела, ну, в них я ничего не понимаю, "Иди в Университет. - Конечно, как ты скажешь".
В стенах alma mater я засыпаю на парте, видимо, от нервного перенапряжения. Потом какой-то шум, я просыпаюсь, оказывается, всех студентов забирают на фронт, из-за подписки о невыезде Сева не может ехать, но он тоже вызывается со всеми. Я предлагаю ехать сестрой милосердия, но он говорит, что на войне мне не место, так же, как папа. Ректор договаривается, чтобы часть студентов все же осталась, но многие все равно уходят на фронт. Однако все ехать не могут, мы возвращаемся в университет, нам объявляют, что ректор стал министром образования, а я отчислена.
Я уже даже не расстроена, я понимаю, что много пропустила, но Сева говорит, что мне нужно восстанавливаться, договаривается об этом с новым ректором, я пишу прошение и меня приглашают для беседы. Севу не пускают, беседа должна проходить наедине, но мне совсем не страшно. Ректор говорит мне о необходимости выбора между сценой и наукой, о расстановке приоритетов. "Ответьте сами себе на вопрос, что для вас наука? Я вижу, что вы стараетесь, но если в телеге лебедь, рак и щука, то она не поедет. Вам даже щуки не надо, вас уже в две стороны качает. - Понимаете, господин ректор, главное для меня - это семья и сегодняшний день этому показатель, мне нужно было поддерживать жениха и я пропустила все лекции и работу, я пойму, если вы мне не удовлетворите прошение и отчислите". Однако мне всё подписывают, выхожу из университета счастливая.
Но я не понимаю, что происходит, Сева как будто недоволен мной, он пытается отослать меня то в университет, то домой, у него какие-то важные дела, но, может быть, я смогу помочь. "Мне надо с тобой поговорить - Конечно - Сейчас здесь будет опасно, тебе лучше идти домой - Я ничего не боюсь рядом с тобой, мой долг быть рядом. - Хорошо, скажу прямо, сейчас начнется революция и делать ее будем мы" О, эти мужские игры! Я ничего в них не понимаю, революция слово страшное, но образы декабристов волновали с детства и я вижу, что все они хорошие люди и стараются сделать так много добра, как только возможно. Я так воспитана, я верю своему любимому безгранично, и когда он говорит об этом, его глаза горят невероятным светом. "Хорошо, как скажешь. Я буду рядом с тобой. - Понимаешь, я анархист, я не могу запретить тебе этого и насильно отослать домой, ты сама должна решить. - Да я же уже сказала, что решила. Я буду рядом и буду делать то, что ты скажешь".
Мы пошли в студенческое общежитие, там были и однокурсники, с которыми я успела уже подружиться, и совершенно новые для меня люди. На меня вопросительно посмотрели, в плане можно ли говорить при мне и мой жених сказал, что я решила к вам присоединиться ("к тебе", подумала я, но я была уверена, что ты там главный, так что это для меня было одно и тоже) Обсуждали, что надо кого-то взорвать (чуть позже я поняла, что вы говорите про охранку - о, милые люди, которые отнеслись ко мне по-доброму, но мои чувства притупились, я не все понимала, что делаю), как вариант - выстрелить в кого-то из великих князей (даже писать об этом - чудовищно) и при этом одновременно должно подняться восстание рабочих на заводе (потом я поняла, что рабочие должны начать бунтовать потому, что их требования не выполнят на какой-то Думе). Сева вызывался на самый опасный участок работы, он же такой храбрый. Во время обсуждения ребята придерживались тех принципов, о которых говорили на занятиях - что нет главного, высказываются все и прислушиваются к мнению всех. Все согласились, что Сева будет кидать бомбу (которую вот уже через час должны были доделать), Иван пойдет руководить рабочими. Я была в некоторой прострации от резкой перемены событий, но вера в моего любимого была такой огромной, мне хотелось быть рядом и как-то помочь тому, во что он верил, от чего светились его глаза. К тому же я верила, что если я буду рядом, с ним ничего не случится. Но кидаться в людей всякой дрянью или стрелять в них я не могла, конечно же, я предупредила, что не смогу никого убить. Обсудили процент выживания бомбистов, видно было, что моему жениху вообще ничего не страшно. И приняли решение, что он, как только сделает это, скинет пиджак и фуражку и будешь быстро удаляться от места действия, а я буду ждать за углом, мы будем целоваться и никто за моей шляпой не рассмотрит его. Я сразу сказала, что согласна, окружающие немного пошутили на эту тему и одобрили. В великого князя решили пока не стрелять, решив, что для начала революционных действий взрыва в охранке будет достаточно. У каждого было своё задание, но я всех уже не помню.
Как только приняли решение, сразу пошли действовать - мы осмотрели место будущей акции, он прикинул путь отхода, а я волновалась и радовалась, что он взял меня с собой и позволил быть рядом в таком важном для него деле. Мы искали священника, чтобы обвенчаться до начала основных действий (тете я намеревалась потом написать письмо и была уверена, что она простит меня), потом пошли на завод к ребятам, которые отправились туда раньше, чтобы поговорить с самыми сознательными рабочими, которым как раз и предстояло выступать в Думе и выдвинуть невыполнимые требования. Подумали, что будет, если невыполнимые требования будут все же выполнены и тут вроде бы мнения разделились.
"Знаешь, какая у меня мечта? Чтобы в мире было как можно больше любви. Но при этом же не обязательно проецировать любовь на весь мир, можно сосредоточиться на ком-то конкретном.
Чем бы всё не кончилось, как бы ни повернулась жизнь, но я буду в любом случае рядом с тобой, поддерживать все идеи, обеспечивать домашний уют. Ты дергаешь меня за косички и смешно негодуешь, когда я говорю, что сделаю так, как ты скажешь, ты же анархист и не можешь мне ничего приказывать, я должна выбирать сама. Но дело в том, что я уже выбрала. Тебя."
Первая часть отчета тут http://salamandra-9.livejournal.com/135197.html