Ж/Д на Сахалине
Понравилось...
На двух узкоколейных линиях, соединявших промысла с японским и русским Кайганом - берегом Охотского моря, натужно пыхтели паровозики; «овечки» подавали голос с советской ширококолейной железной дороги Москальво - Оха.
Дорога это имела протяжение 33 километра (последние 4 км не были достроены). Сооружали ее плохо, долго, с нарушением всех технических условий, потому что для тогдашнего уровня транспортной и строительной техники на острове - это была непосильная задача.
Я вспоминаю такую жанровую сценку 1931 года, не так давно снова перепечатанную охинской газетой.
Поезда ходили без расписания. Работники, отправлявшиеся в Москальво по делам, по-прежнему заказывали лошадей, не рассчитывали на железную дорогу.
Перед отправкой поезда разыгрывались такие сцены.
Старший кондуктор в потрепанной, по видимому женской, кофте обращается к пассажирам:
- Ну как, готовы?
- Готовы. Вали!
- Сережа, - обращается кондуктор к машинисту, - у тебя все готово?
- Готово, пожалуй.
- Тогда посвищу.
Кондуктор вкладывает два пальца в рот и пронзительно свистит. Поезд не трогается с места.
- Гудок дашь, Сережа?
- Можно и дать.
Сережа лениво тянется к клапану и дает гудок.
- Сережа, поехали, пожалуй?
Поезд наконец трогается.
Поезда ходили со скоростью черепахи. Пешеход долго шагает рядом с обгоняющим поездом. Сережа-машинист словоохотливо объясняется с ним. Они успевают обменяться новостями и поругаться, покуда пешеход не отстает.
На одиннадцатом километре поезд подолгу задерживается: Сережа идет к жинке обедать. Льет дождь, пассажиры мокнут на платформах, но поезд стоит на разъезде до тех пор, пока Сережа не закончит неторопливую трапезу.
В тайге поезд снова останавливается. Что случилось?
- Здесь Гапка живет, он берет воду из паровоза.
Сережа идет к Гапке в избу (самого Гапки нет дома) берет ведро, наполняет его из паровозного крана и так же неспеша возвращается.
Поезд опять трогается в свой бесконечный тридцатитрехкилометровый путь.
В охинском клубе в то лето демонстировали фильм «Наше гостеприимство». Зрители надрывались от хохота: комизм фильма усиливался карикатурным сходством первой железной дороги, так удачно обыгранной Бэстером Китоном, с нравами охинской «магистрали».
Обидевшись на насмешки охинцев, машинист Сережа ушел из зала, так и недосмотрев картины.
В. Канторович Сахалинская повесть, 1962
На двух узкоколейных линиях, соединявших промысла с японским и русским Кайганом - берегом Охотского моря, натужно пыхтели паровозики; «овечки» подавали голос с советской ширококолейной железной дороги Москальво - Оха.
Дорога это имела протяжение 33 километра (последние 4 км не были достроены). Сооружали ее плохо, долго, с нарушением всех технических условий, потому что для тогдашнего уровня транспортной и строительной техники на острове - это была непосильная задача.
Я вспоминаю такую жанровую сценку 1931 года, не так давно снова перепечатанную охинской газетой.
Поезда ходили без расписания. Работники, отправлявшиеся в Москальво по делам, по-прежнему заказывали лошадей, не рассчитывали на железную дорогу.
Перед отправкой поезда разыгрывались такие сцены.
Старший кондуктор в потрепанной, по видимому женской, кофте обращается к пассажирам:
- Ну как, готовы?
- Готовы. Вали!
- Сережа, - обращается кондуктор к машинисту, - у тебя все готово?
- Готово, пожалуй.
- Тогда посвищу.
Кондуктор вкладывает два пальца в рот и пронзительно свистит. Поезд не трогается с места.
- Гудок дашь, Сережа?
- Можно и дать.
Сережа лениво тянется к клапану и дает гудок.
- Сережа, поехали, пожалуй?
Поезд наконец трогается.
Поезда ходили со скоростью черепахи. Пешеход долго шагает рядом с обгоняющим поездом. Сережа-машинист словоохотливо объясняется с ним. Они успевают обменяться новостями и поругаться, покуда пешеход не отстает.
На одиннадцатом километре поезд подолгу задерживается: Сережа идет к жинке обедать. Льет дождь, пассажиры мокнут на платформах, но поезд стоит на разъезде до тех пор, пока Сережа не закончит неторопливую трапезу.
В тайге поезд снова останавливается. Что случилось?
- Здесь Гапка живет, он берет воду из паровоза.
Сережа идет к Гапке в избу (самого Гапки нет дома) берет ведро, наполняет его из паровозного крана и так же неспеша возвращается.
Поезд опять трогается в свой бесконечный тридцатитрехкилометровый путь.
В охинском клубе в то лето демонстировали фильм «Наше гостеприимство». Зрители надрывались от хохота: комизм фильма усиливался карикатурным сходством первой железной дороги, так удачно обыгранной Бэстером Китоном, с нравами охинской «магистрали».
Обидевшись на насмешки охинцев, машинист Сережа ушел из зала, так и недосмотрев картины.
В. Канторович Сахалинская повесть, 1962