Автор статьи в здании пресс-центра, где проходила конференция
Мое знакомство с Ираном и с личностью имама Хомейни началось задолго до моего визита в Тегеран в начале лета 2008 года. С тех пор прошло ровно три года, но моя память хранит живые воспоминания о пяти днях, проведенных на конференции, которая была приурочена к очередной годовщине ухода имама Хомейни из этого мира.
Те дни для меня ознаменовали соприкосновение с легендой, которой мое сердце жило до этого на протяжении восьми лет, а то и больше. Будучи молоденькой студенткой-первокурсницей, я зачитывалась книгами Хомейни на скучных поточных лекциях. «Религиозно-политическое завещание», «Небо над Ираном ясное», сборник изречений имама - каждая строчка в этих книгах была подобна яркой ослепительной вспышке, меткому выстрелу, громогласному вызову, которую этот красивый и харизматичный человек бросил всему миру. Исламская революция - явление в своем роде новое, беспрецедентное, неординарное - заставила расписаться в собственном прогностическом бессилии титулованных политических аналитиков и востоковедов, не сумевших предсказать такое развитие событий, а впоследствии - долго пытавшихся понять истинную подоплеку и значение данной революции.
Речи, проповеди, наставления имама Хомейни представлялись мне как нельзя злободневными, ибо реалии шахского Ирана, гневно разоблачаемого имамом, до боли напоминали актуальную действительность моей собственной родной страны. Вместе с тем, имам Хомейни предложил миру альтернативный глобальный проект, в основе которого лежали не его собственные философские умопостроения, а глубокое понимание сакральных текстов шиитского Ислама и его истории. Трактовка Ислама, обрисованная имамом Хомейни, оказалась необыкновенно близкой моему мироощущению, моему собственному пониманию той религии, которую я исповедую.
Имам Хомейни, обладавший глубокими познаниями в области смыслов Священного Корана и изречений Пророка (мир ему), а также двенадцати Имамов шиизма (мир им), неоднократно указывал на то, что подлинный, неискаженный Ислам не приемлет соглашательства с угнетателями и несправедливыми правителями, а путь революции освящен кровью внука Пророка Мухаммада - Имама Хусейна (мир ему), восставшего против тирана своего времени и принявшего в неравном бою мученическую смерть. Это открыло иранскому народу путь к свержению шахского режима, поставившего Иран в унизительную зависимость от западных стран и, прежде всего, США…
…Мой путь в Тегеран был тернист и проходил не по прямой. Но, видимо, сама логика и траектория моей судьбы такова, что рано или поздно я волей Божьей очутилась в столице Ирана. До этого я слышала от друзей и единоверцев, бывавших в Иране и даже живших там длительное время, диаметрально противоположные отзывы об Исламской республике. Первый Имам мусульман, почитаемый в шиизме, повелитель верующих Али ибн Абу Талиб (мир ему) говорил: «Большая часть того, что слышат ваши уши - это ложь, но то, что видят ваши глаза - это истина». Этот мудрый принцип вообще нужно взять на вооружение всем, кто хочет глубоко разобраться в устройстве мироздания и, в частности, в реалиях современной политики.
А потому, абстрагировавшись от того, что мне прежде доводилось слышать, в один прекрасный вечер я села в самолет и отправилась в Иран, чтобы, наконец, его увидеть.
Тегеран
…Ночной Тегеран почему-то показался мне до боли своим и знакомым городом - словно я вот-вот должна поймать такси и, приехав в собственную квартиру, находящуюся где-то поблизости, открыть дверь ключом и рухнуть на свой родной диван. Эффект «дежавю» перерос в глубокую симпатию к этому городу, в котором есть свое особое, специфическое очарование. А когда, выйдя на балкон гостиницы, я увидела, как солнце заливает утренним красноватым светом высокие коричневые горы, усыпанные высотными домами, сон после ночного перелета как рукой сняло. Тегеран сразу расположил к себе, тепло приняв свою новую гостью.
Менее богатый на достопримечательности, нежели другие города Ирана - Исфахан, Мешхед, Шираз, которые поражают красотой своей архитектуры, изящностью резных сводов мечетей и пышным убранством дворцов - Тегеран, тем не менее, влюбляет в себя какой-то особенной атмосферой покоя, умиротворения и созерцания. В этом - приятное отличие Тегерана от пронизанной негативными энергиями, суетливой и нервозной Москвы - города, который вобрал в себя гигантские потоки людей, съехавшихся со всех концов страны (и не только России, но и близлежащих стран СНГ), оторванных от корней и не помнящих родства, озлобленных друг на друга, нацеленных на конкуренцию и стяжание материальных благ, коими их приманила столица.
Площадь Азади, монумент свободы - один из символов Тегерана
Тегеран - огромный мегаполис с автострадами и эстакадами, с многоэтажками в одних районах и невысокой застройкой в других; по городу курсируют бесчисленные автобусы, а на дорогах постоянно образуются вполне знакомые москвичам пробки. Но, тем не менее, жители иранской столицы вежливы и ровны, и не проявляют столь привычной для нас, москвичей, раздражительности в повадках и разговоре. Тегеран, несмотря на обилие транспорта и загазованность, - зеленый город. Местами даже между двумя барьерами разделительной полосы сажают маленькие кустарнички; ветвистые деревья дают тень улицам жаркого города. Но самое приятное - это большие парки, в которых тегеранцы гуляют семьями, отдыхают прямо на траве, играют в спортивные игры. Поскольку последнее в Иране весьма поощряется, а многие люди стараются поддерживать себя в форме, в парках установлены специальные турники и тренажеры, чтобы желающие могли размяться.
Шоссе Чамран
Парки - украшение Тегерана: они дарят его жителям прохладу в разгар летней жары
Иранские девушки
С делегациями, слетевшимися на конференцию в память об Имаме Хомейни, работали несколько студенток столичных университетов. Да-да, именно студенток, а не студентов, поскольку иранские девушки очень активны и целеустремленны: настолько, что число учащихся женского пола в иранских вузах уже давно превысило количество студентов. Многие жители нашей страны привыкли думать, что облаченная в строгое исламское одеяние женщина лишена возможностей для самореализации. Стереотипы общественного сознания (которые, надо сказать, весьма трудно вытравить) таковы, что чадра и платок - непременные символы закрепощения и неграмотности.
Худа - специалист по французскому языку и ценительница идей Али Шариати
Лучшим опровержением таким стереотипам служит опыт Ирана. Противники Исламской республики любят выкладывать в сеть фотографии времен шахского Ирана, с тем-де пафосом, что вот, смотрите, каков он был - «Иран, который мы потеряли». На ней изображены густо накрашенные и вульгарно одетые иранки, некоторые из которых вышагивают по улице в ультракоротких шортах. Впрочем, у каждого свое понятие о свободе. Во времена шаха женщина имела полную свободу ходить на людях, в чем она хочет, равно как и свободу стать проституткой. Последнее, впрочем, часто происходило совершенно не по свободному выбору женщины, а от крайней нищеты, в которой прозябала большая часть простых иранцев. Что касается первого права, то огромное число религиозных иранских женщин вовсе не имели желания им воспользоваться, ибо соблюдение исламских предписаний для них не было пустым звуком. В то же время, женщины в хиджабе подвергались дискриминации в том, что касалось работы и посещения официальных учреждений - совсем как сегодня в ряде западных и восточных стран. Уровень грамотности среди женского населения при шахе был крайне низок.
Наджме - студентка юрфака, наш самый главный гид
Сегодня иранские женщины обязаны носить хиджаб, что воспринимается как ущемление их свободы. Однако при этом девушкам, как и молодым мужчинам, предоставили возможность получать бесплатное образование. Государство поощряет стремление молодого поколения учиться и осваивать разные профессии. Иранки работают в области научных исследований, промышленности, в социальной сфере - и, более того, занимаются искусством: снимаются в художественных фильмах, пишут книги и картины.
Типичным примером таких образованных, целеустремленных и в то же время религиозных иранок были мои девочки-гиды в черных чадрах из тонкой летящей ткани, которые они изящно крепили на голову поверх своих платков. Одна из них, миниатюрная и хрупкая Сумайя, из-под чадры которой виднелась белоснежная отутюженная рубашка, - изучала английский язык на факультете иностранных языков. Другая, стильная и высокая Худа (видимо, с того же факультета), долго извинялась передо мной за то, что ее английский язык «недостаточно хорош», потому что ее основной язык - французский. При этом на английском она говорила свободно и если забывала слово, смотрела его в англо-французском словаре - по словам Худы, так удобнее, ведь французские слова также пишутся слева направо, в отличие от персидских. Худа специально выбрала французский, чтобы читать в подлиннике работы философа Али Шариати - одного из идейных вдохновителей Исламской революции. Выпускник Сорбонны и друг Сартра, он долгое время жил во Франции и многие из своих статей он писал именно на этом языке.
Возглавляла делегацию Наджме - студентка юридического факультета. «Я хочу получить второе высшее образование - изучить досконально английский язык. А потом - работать в какой-нибудь международной правозащитной организации, чтобы отстаивать права женщин-мусульманок, ущемляемые по всему миру», - пояснила она.
Эти амбициозные и трудолюбивые девушки оказались весьма интересными собеседницами, которых привлекали интеллектуальные беседы на философские и богословские темы, а не сплетни и обсуждение знакомых. Иранцы вообще крайне тактичный народ. Их вежливость стала притчей во языцех у всех, кто знаком с их страной не понаслышке. Они не лезут в душу, не пытаются выведать все подробности чужой личной жизни у первого встречного и едва знакомого человека, не унижаются перед иностранцами, стараясь всучить им свой товар - как это знакомо нам по ряду арабских стран. Иранцы, даже люди самых простых профессий - официанты, продавцы - держат себя с достоинством. Они вежливы и слегка отстраненны, погружены в свой внутренний мир…И, наблюдая за ними, лишний раз ловишь себя на мысли, что Иран - это особая страна, особое интеллектуальное и культурное пространство, порождающее великие, грандиозные феномены в искусстве, философии и политике, эхо которых неизбежно отзывается в истории всего человечества.
Эстетика исламской революции
В первый же день нашего пребывания в иранской столице нас повезли на коллективный пятничный намаз, который проходил во дворе Тегеранского университета - под навесом, на открытом воздухе. В начале июня летняя жара еще не достигла апогея, и в этот теплый пасмурный день легкий ветер развевал чадры охранниц университета и развешанные там и здесь флаги и растяжки. Белая, зеленая, желтая вязь, начертанная насталиком на черных полотнах, черные чадры женщин, колышущиеся на ветру, голос имама, ведущего совместную молитву, который передавался через динамики, - все это в совокупности рождало ощущение, что ты соприкасаешься с иным измерением реальности, с миром подлинных, а не вымышленных смыслов, с самим дыханием истории, в книгу которой хомейнистский проект уже навеки вписан красной строкой.
У каждой революции есть своя яркая, особенная, только ей свойственная эстетика. Каждый глобальный политический проект рождает свой неповторимый стиль, которому потом подражают новые поколения, очарованные духом той или иной исторической эпохи, идеями того или иного политического деятеля.
Эта эстетика проявляется в стилистике исламских одеяний иранских женщин, которую часто критикуют в том-де ключе, что по улицам городов Ирана курсируют одни «оборотни в черном», которые якобы «наводят ужас». Масла в огонь подливают разного рода фотокорреспонденты, которые, как известно, могут снять человека так, чтобы его обезобразить, а могут, напротив, выбрать такой удачный ракурс, что и дурнушка преобразится. Эти «специалисты» словно специально берут в кадр закутанных в черное женщин, которые одеваются нарочито неряшливо, придерживают чадру зубами и носят стоптанные шлепанцы. Между тем, в большинстве своем иранки элегантны и очень тщательно за собой следят. Это касается не только поклонниц современного стиля в платках, съехавших на затылок, но и соблюдающих нормы исламского дресс-кода женщин, аккуратно крепящих черную чадру на затылок поверх изящно повязанного по всем правилам платка.
Ясное дело, что у всех свои понятия о красоте. Кто-то любит черный цвет, кто-то пестрый разнобой цветов в одежде. На кого-то чадры иранок производят удручающее впечатление, а кому-то они нравятся. Однако никто не отменял того факта, что форма по определению эстетична. В особенности - когда форма связана с выражением, воплощением в ней определенной Идеи.
Каждый, кто бывал на иранских религиозных собраниях (маджлисах), обратил внимание на два типа женской формы одежды, создающие эффект единого стиля. Молоденькие девушки надевают с платками и джинсами черные манто - кардиганы длиной до середины бедра или до колена. Женщины постарше, уже обремененные семьями, как правило, облачены в черные чадры из тонкой летящей ткани, ниспадающей с головы красивыми волнами. Единство стиля, единство поклонения, единство убеждения - все это соответствует глубокой философии исламского Единобожия - Таухида. И жесткость, геометрическая четкость формы уравновешивается, смягчается светлым антуражем и самой атмосферой иранской мечети и иранского дома - спокойно-дружественной, способствующей неспешным размышлениям и интеллектуальным озарениям, очищающей мысли и избавляющей от неприятных эмоций…
Дом имама Хомейни
После коллективной молитвы во дворе Тегеранского университета нас повезли в мавзолей имама Хомейни. Эта усыпальница расположена с большим кладбищем Бехешти Захра, на котором, в частности, похоронено множество мучеников, павших на полях ирано-иракской войны (это место известно также как кладбище шахидов). Могила имама Хомейни, заливаемая зеленым светом через цветное стекло, и по сей день притягивает к себе множество иранцев, которые молятся в этой мечети или просто тихонько разговаривают, сидя на полу, устланном коврами.
Отцы-основатели и руководители Исламской республики
Так выглядит дом имама Хомейни
Однако еще более сильное впечатление производит Джамаран - квартал, где жил имам Хомейни. Узкая глинобитная улочка, увешанная черными флагами в знак траура по очередной годовщине кончины имама, ведет к его маленькому дому, являющимся центром притяжения для самих иранцев и иностранных путешественников. Небольшая комнатка за стеклом отличается одновременно и предельной простотой, аскетизмом обстановки, и, вместе с тем, чистотой и ухоженностью. Диван, зеркало, пара табуреток, книги на полках, небольшой столик, молитвенный коврик и четки - вот и все, чем вождь Исламской революции и основатель Исламской республики обходился в своей повседневной жизни. Имам Хомейни был противником роскошных дворцов и богатых резиденций, в каких проживают современные политические лидеры. Он стремился жить так же, как простые люди, подчеркивая, что таков был образ жизни Пророка Ислама и Имамов шиитов - в частности, первого Имама Али ибн Абу Талиба, бывшего справедливым правителем исламского государства. В 1978 году, вступая перед группой французских юношей и девушек в Нофль-ле-Шато, имам Хомейни, живший в эмиграции во Франции, сказал: «Первое лицо при исламском правлении…живет более скромно, чем третьеразрядный гражданин, и его жизненный уровень такой же, как у бедняка. Социальная справедливость и другие права, реализуемые Исламом ради процветания всех классов, не имеют прецедентов в истории человечества. Исламское правление не похоже на другие системы правления, монархические или республиканские. Правитель исламского государства берет пример с того, который обычно шел в маленькую мечеть в Медине и сидел там со всеми. Люди, в руках которых была судьба страны, собирались в той же мечети вместе с людьми самого разного имущественного положения, и собрание это было таково, что посторонний человек, появившийся там, не мог отличить руководителя страны или высокопоставленное лицо от бедняка, потому что правитель одевался так же, как и бедняки, и молился так же. Отправление правосудия в исламской системе таково, что, если кто-нибудь из низшего класса подает жалобу в суд на первое лицо в стране, на правителя или губернатора, то судья призывает к себе правителя, и тот, в свою очередь, обязан участвовать в процессе. Если судья выносит решение против правителя, тот обязан подчиниться решению».
Неподалеку от дома имама Хомейни расположена больница, в которой он умер. В палату, где имам ушел из жизни, теперь водят экскурсии. На застеленной белым бельем кровати до сих пор лежит черная чалма Хомейни - в знак памяти. Между тем, больница живет своей жизнью: теперь в ней расположен крупный кардиологический центр.
Комната имама Хомейни
Идя обратно по узкой улочке, которая ведет нас обратно от дома имама Хомейни в город, можно также заметить по правую руку небольшую, небогатую мечеть, застеленную темно-лиловыми коврами и увешанную черными растяжками с крупными белыми надписями. А на выходе из квартала на заборе красуется антиамериканское граффити на английском.
Палата, в которой умер имам Хомейни
…А потом нас ждет наш большой отель, в котором на ужин можно отведать блюда иранской кухни, а по вечерам в холле играет замечательный пианист, исполняющий старые западные мелодии - "Strangers in the night", «Унесенные ветром»…Ошибочно представлять себе хомейнистский и постхомейнисткий Иран как государство средневековых фанатиков, отбросивших культурное развитие страны на множество веков назад. В Иране есть место и хорошей классической музыке, и театру, и живописи, и современному кино - даром, что иранские фильмы с завидной регулярностью получают призы на международных кинофестивалях. Просто все это должно укладываться в рамки, не противоречащие нормам Ислама. Если же под «продвинутой культурой» понимать американские «стрелялки» и «ужастики», порнофильмы, ночные клубы, скабрезные шутки юмористов, визгливую поп-музыку, играющую роль дебилизатора масс, то такой «культуре» в хомейнистком Иране действительно нет места…
У поворота к кварталу имама Хомейни
Вместо послесловия
…«Наш повелитель - не Америка! Наш повелитель - не Британия, наш повелитель - не Израиль, наш повелитель - Бог. Следовательно, чего нам бояться? Зачем нам опасаться? Они не стоят нашего страха».
С таким воззванием имам Хомейни обращался к своим последователям с минбара (трибуны) мечети Азам в Куме почти полвека назад.
Вот уже тридцать два года в основу законодательства Ирана положены законы Бога, а не нормы, придуманные людьми в угоду интересам иностранных держав, транснациональных корпораций или олигархической элиты. Вопреки рассуждениям о том, что современное государство не может жить по законам Шариата, Иран развивает науку, искусство и технологии, наращивает военную и промышленную мощь. Путь к этому был залит кровью мучеников революции и ирано-иракской войны, жертвы которой были поистине многочисленны.
Кто-то упрекнет сторонников имама в том, что они готовы были принести миллионы жизней в угоду своему проекту. Однако менталитет верующих иранцев не таков, чтобы страшиться смерти, пыток, заключения. Они воспитаны на примере имама Хусейна (а), служившего образцом бесстрашия и сопротивления злу. В одном из выступлений имама Хомейни есть удивительные слова, во многом проливающие свет на особенности этого менталитета, благодаря которому иранцы добились таких перемен в жизни своей страны: «В Иране наших молодых людей заключают в тюрьмы и отправляют в ссылку. Но когда эти мужественные люди возвращаются из тюрьмы или ссылки, они возобновляют борьбу, возвращаясь к темам своих прежних проповедей. И снова их высылают. Если бы их по десять раз сажали в тюрьмы или ссылали, они оставались бы такими же, какими были прежде. Это происходит потому, что они получили исламское воспитание. Вот так же, если бы Командующий Верными погибал и сотни раз возвращался к жизни, он оставался все тем же Командующим Верными. Но убейте равнодушного человека, и он останется каким был, равнодушным».
Именно такая героическая жизненная позиция стала залогом победы Исламской революции. Как говорил имам Хомейни, «в Божественном восстании нет поражений и потерь»…