Слово о пацанах и сторителлинге
В дискуссии о запрете «Слова пацана», кроме банального поиска чиновными и нечиновными персонажами уцененной известности, присутствует менее очевидный и более любопытный подтекст: школьникам не преподают базовые принципы построения историй, отчего у взрослых массово остается досадная прореха, которая и делает возможным подобный хайп.
Самое главное, произведение не жизнь, оно только притворяется.
Хорошо рассказанная (написанная, снятая) история организована по жестким правилам, причем именно в кино (сериалах) правила действуют особенно жестко.
Три кита тут - достоверность, конфликт и самоидентификация.
Без достоверности, естественно, невозможна вовлеченность. Для «Слова пацана», сделанного превосходно, это ведет к частой особенности. Сериал воспринимается предельно жестоким, хотя по фактическому сюжету за первые 6 серий (5 часов, три с гаком полных метра) было много разбитых носов и два убийства. В обычной современной военной или криминальной драме трупы считают десятками, а то и сотнями, что зритель пропускает вполне безразлично. Трупы художественно поддельные - это муляжи.
Без конфликта нет драматизма, а насилие самая яркая форма конфликта. Естественно, в сериале про подростковые банды мимо не пройдешь, но авторы сериала как раз используют инструмент осторожно, не пытаются впечатлять ужасами.
Самый неочевидный и любопытный кит любой истории - самоидентификация. У зрителя сжимаются кулаки и учащается дыхание, только когда он становится героем. Это его сейчас убьют, это он наносит и получает удары. Загадочный, но совершенно реальный феномен. В секунды подлинной вовлеченности мы готовы принять самое неприемлемое для нас настоящих.
Яркий пример - «Три мушкетера». Поколения детей и взрослых становились храбрыми дворянами семнадцатого века, хотя едва ли смогли бы одобрить подобное в реальности. Герои романа (фильма) считают случайный толчок в больное плечо со всеми подобающими извинениями или неосторожную реплику о платочке достаточным основанием, чтобы тыкать друг в друга метровыми ножиками. Даже для уличного казанского пацана восьмидесятых это как-то чересчур.
Словом, хорошо сделанный сериал (а Крыжовников справился выше любых похвал) неизбежно приведет к тому, что недалекие граждане называют поэтизацией.
Никакая честность рассказчика тут не помогает. Очевидно, что происходящее с героями ужасно, очевидно, что очень немногие из них доживут до зрелых лет, а если доживут, то, скорее всего, встретят сегодняшний день в каком-нибудь «Черном дельфине» или «Белом лебеде». В шестой серии будущие биографии даже проговорили титрами. Кстати, будет интересно когда-нибудь узнать, было ли так изначально задумано или это реакция на поднимающуюся волну.
Ничего не помогло и не поможет. Такая уж судьба хорошо рассказанной истории: она по природе своей вызывает желание восхищаться и подражать.
Зато в качестве широко представленной альтернативы снято бескрайнее море отвратительно рассказанных историй.