Экфрасис св.Софии (заметки поэта-переводчика)
Оригинал взят у paleshin в Экфрасис св.Софии (заметки поэта-переводчика)
Перед тем, как перейти непосредственно к предмету этого сообщения, хочу рассказать небольшую предысторию.
Вот уже, пожалуй, четвертый год как я занимаюсь переводом Экфрасиса св.Софии византийского поэта Павла Силенциария, точнее - художественным переводом. Этот перевод - моя совместная работа с А.В.Захаровой, замечательным специалистом по искусству Византии, которая сделала подстрочный перевод поэмы с греческого языка. Когда я учился на 2 курсе Университета, на одной из лекций Анна Владимировна прочитала отрывок из своего подстрочного перевода, и, узнав, что ранее это произведение не переводилось на русский язык, я предложил ей сделать стихотворный перевод. Сейчас наш долгий труд близится к завершению (в данный момент мы занимаемся окончательной редактурой текста), и, надеюсь, со временем поэма будет опубликована. Здесь же я хочу поделиться некоторыми мыслями, которые возникли у меня по ходу работы.
Размышления мои по тематике можно разделить на две группы - литературоведческие и искусствоведческие, впрочем, деление это весьма условно, поскольку специфика жанра произведения объединяет их в неразрывное целое. И как раз с рассмотрения специфики жанра и хотелось бы начать. В книге “Византийская литература” (М.:Наука, 1974) читаем: “Экфрасис сочинен по поводу освящения заново отстроенного храма; рукописное предание сообщает дату окончания поэмы - декабрь 562 г., хронисты сообщают дату праздника - 6 января 563 г. Экфрасис (1029 стихов) представляет собой довольно сложное произведение и в метрическом, и в композиционном отношении. Эти два плана выдержаны в тесной зависимости от содержания: собственно дескриптивная часть поэмы написана гексаметрами, все ее риторическое обрамление - ямбическими триметрами. Поэма делится на две части, из которых первая была прочитана во дворце, вторая (сохранившаяся хуже) - в доме патриарха Евтихия, совершившего освящение храма. Сказано все - и ничего: общие сведения (далее в этой статье просто описывается содержание поэмы). Однако, фактические данные, приведенные в ней, конечно, важны.
Хотелось бы сразу же акцентировать внимание на одном существенном моменте: экфрасис написан не просто “по поводу”, но к освящению собора. То, что поэма изначально была предназначена для публичного чтения имеет важнейшее значение для понимания структуры и особенностей этого произведения. По сути, его жанр можно определить как драматический экфрасис, то есть, предназначенный для театральной постановки (а праздник в честь освящения собора и был сложно организованным театральным действом).
Драматическая - театральная - составляющая поэмы проявляется в структуре поэмы, которая является монологом, обращенным к зрителям-слушателям, и позволяет лучше понять некоторые особенности византийской культуры в целом.
Хотя в поэме очень мало античных образов, она продолжает литературные традиции античности. Ее театральный характер отсылает к древнегреческой трагедии, в которых определяющую роль играли именно монологи, ее форма - к древнегреческому эпосу. Выбор Силенциарием гекзаметра как основного ритма - не случаен: это ритм “Илиады” и “Одиссеи” Гомера. Византийский поэт подчеркивает эпический - эпохальный, величественный - характер своего произведения, и таким образом описательность экфрасиса соотносится и уподобляется эпическому повествованию, что является одним их средств усиления величественности главного образа поэмы - образа собора св.Софии.
Рассмотрим структуру поэмы. Экфрасис состоит из двух частей: вступления-посвящения императору Юстиниану, написанного ямбами, и непосредственно экфрасиса, написанного гекзаметрами. Первая часть тоже делится в свою очередь на две части: одна - обращение к императору, вторая - к патриарху, что очень важно, поскольку в конце экфрасиса поэт вновь будет обращаться к императору, а затем к патриарху, создав таким образом рифму во внутренней структуре поэмы. Вторая часть - экфрасис - это подробнейшее описание собора, как его внешнего облика, так и внутреннего пространства. Интересно, что композиция экфрасиса - центрична, как и архитектура собора, и центром поэмы является описание купола так же, как центром собора является купол. Получается, что архитектура поэмы напрямую соотносится с архитектурой собора, что предопределено задачей экфрасиса, как жанра - не просто описать архитектуру, но создать словесный образ, соответствующий и адекватный архитектурному образу.
Поэт как бы ведет читателя-зрителя по собору (поскольку предполагается, что слушающие видели собор), описывая все, что он видит, объясняя, что, зачем, почему и как устроено. Углубляясь в описание деталей, Силенциарий иногда как бы забывается (что должно усиливать впечатление непосредственного восприятия, как бы импровизации) и иногда сам себя останавливает:
Но устремился куда я? И ветром каким, словно в море,
Речи мои унесло? Ведь они обошли стороною
Среднее храма пространство. Вернись же туда, моя песня,
Где открывается зренью и слуху великое чудо.
Язык Павла Силенциария во многом наследует языку гомеровских поэм: его отличает сложность построения фраз, насыщенные, составные, “тяжелые” эпитеты (“прекрасноверхний”, “многопетый”, “змеящийся”, “труднопрекрасный”, “медоточивый”, “жизнедающий” и др.). И Силенциарий не скрывает того, что Гомер является для него идеалом поэта:
Кто же, уста отверзая, словами Гомеровых песен,
Кто воспоет луга мрамора, собранные на могучих
Стенах высоких и царственных и на полу необъятном?
И, кстати, сам поэт тут же начинает воспевать и описывать воистину гомеровским слогом во всех мельчайших подробностях материалы, которые были использованы:
Есть тут одни - розоватые с легкою примесью белой,
Есть и другие - пурпурных и всех серебристых оттенков.
Здесь в изобилье сияет вкрапленьями камень порфирный:
Им нагруженные плыли рядами ладьи, поднимаясь
По рукавам освященного солнцем прекрасного Нила.
Там можно видеть лаконского камня зеленые блики,
Так же и мрамор, хранимый в ущельях холмов Иассиды,
Хитросплетеньями линий сверкающий разных оттенков
Бледных, то будто с кровавою примесью, то с синевою
Так же и мрамор, который находят в лидийских отрогах
Смешанного бледно-желтого и красноватого цвета.
Так же и тот, что ливийский восток согревает сияньем
Солнца, его превращая в сверканье камней золотистых
У далеко выступающих плеч мавританской вершины.
Так же и камень, который вздымается кельтской скалою
Обледеневшей, дающей обильные черные струи,
Что по поверхности камня разбрызганы, ярко сверкая.
Камни здесь ценные есть, отдающие желтым оттенком,
Полупрозрачные, произведенные в Оникса недрах.
Камни другие здесь есть, порожденные в землях Атракса.
Их не в ущельях высоких берут, а на гладких равнинах.
Цветом различны они: то подобны они изумруду,
То синевато-зеленым глубоким оттенком пленяют.
Есть и такие, в которых подобие снега с сияньем
Черным соседствует, камня красу выявляя в смешеньи.
Вообще, этот отрывок - пример одного из основных художественных приемов поэта, - приема использования перехода от описания общего к описанию частного.
Подобная детализированность и точность описания представляют огромный интерес для искусствоведа. Это, так сказать, первая причина ценности поэмы для искусствоведения: по ней возможно реконструировать первоначальный облик собора, в частности, - его интерьера, серьезно пострадавшего после завоевания турками Константинополя в 1453 году, вплоть до формы каждого светильника.
Вторая причина, на мой взгляд, - столь же важна. Построение текста, образность, используемая для описания архитектуры, позволяют лучше понять восприятие структуры храма византийцами. То, что Павел Силенциарий читал свою поэму перед большой аудиторией, говорит о том, что образный строй - не личная прихоть поэта, основанная на его чисто субъективном восприятии, но образность, характерная для византийской культуры, ведь текст должен был быть понятен всем, кто его слушал.
Одним из ключевых понятий для византийцев является понятие света.
Свет пронизывает архитектуру собора св.Софии, является одним из самых важных ее архитектонических элементов, мозаика, украшающая стены, - это свет цвета. И свет же - поэтический лейтмотив всей поэмы. Текст экфрасиса пронизан словами, обозначающими свет, самые часто используемые автором глаголы - “сиять”, “сверкать”, “светить”, “блестеть”, “озарить”. Свет наполняет внутреннее пространство собора, который мыслится живым: здание - это тело, свет же является его душой:
Небо, усыпанное бесконечными звездами, путь открывает,
Радоваться и смеяться печальную ночь убеждая.
Также и в храме самом, ведь в его необъятном пространстве
К каждому луч простирается чудный, несущий сиянье,
Каждому здесь раскрывается радости полное небо,
Светом с души прогоняя покровы тяжелые мрака.
Всех осеняет святое сияние славного храма.
Как и в архитектуре собора, так и в архитектуре поэмы свет вбирает в себя все: как в соборе все великолепие убранства, в конечном счете, направляет взор к куполу, так и в поэме сияние собора в итоге становится божественным сиянием:
Вот, что для Господа Бога возвел император великий.
К многим дарам он прибавил сияние славное храма,
Что он возвел по божественной воле как дар вдохновенный
Миру Творцу, милосердному, светлому, вечному Богу.
Милость яви же свою безграничную, о, пресвятая,
Жизнедающая Троица, вечному городу Риму,
Жителям и скиптродержцу его и прекрасному храму.
Восприятие света, наполняющего внутреннее пространство собора, связано с восприятием и самого этого сакрального пространства. Оно мыслится не просто местом проведения службы, неким фоном, но окружающей человека средой, частью которой он является. Собор - это, по сути, модель мироздания, именно поэтому купол не только сравнивается с небом, но называется небом, небосводом, поэтому так важно описание “лугов мрамора, собранных на могучих стенах высоких и царственных и на полу необъятном”, с подчеркиванием их весомости, трудности их добычи, что позволяет называть пол - земной твердью, а стены - горами с неколебимыми подножиями. Чрезвычайно красноречивое сравнение - сравнение амвона с островом, связанным с землей-алтарем небольшим перешейком-дорожкой для священнослужителей, огороженной каменной оградой, о которую “разбиваются волны народа”, когда “во время мистических таинств священных/ в честь милосердного Господа люди/ все устремляются к книге святой приложиться устами ”. Войдя в собор, человек становится его органичной частью, единой со всеми остальными, но при этом сохраняющей свою индивидуальность. Собор - это космос, упорядоченный, иерархичный, полный гармонии.
Перед тем, как перейти непосредственно к предмету этого сообщения, хочу рассказать небольшую предысторию.
Вот уже, пожалуй, четвертый год как я занимаюсь переводом Экфрасиса св.Софии византийского поэта Павла Силенциария, точнее - художественным переводом. Этот перевод - моя совместная работа с А.В.Захаровой, замечательным специалистом по искусству Византии, которая сделала подстрочный перевод поэмы с греческого языка. Когда я учился на 2 курсе Университета, на одной из лекций Анна Владимировна прочитала отрывок из своего подстрочного перевода, и, узнав, что ранее это произведение не переводилось на русский язык, я предложил ей сделать стихотворный перевод. Сейчас наш долгий труд близится к завершению (в данный момент мы занимаемся окончательной редактурой текста), и, надеюсь, со временем поэма будет опубликована. Здесь же я хочу поделиться некоторыми мыслями, которые возникли у меня по ходу работы.
Размышления мои по тематике можно разделить на две группы - литературоведческие и искусствоведческие, впрочем, деление это весьма условно, поскольку специфика жанра произведения объединяет их в неразрывное целое. И как раз с рассмотрения специфики жанра и хотелось бы начать. В книге “Византийская литература” (М.:Наука, 1974) читаем: “Экфрасис сочинен по поводу освящения заново отстроенного храма; рукописное предание сообщает дату окончания поэмы - декабрь 562 г., хронисты сообщают дату праздника - 6 января 563 г. Экфрасис (1029 стихов) представляет собой довольно сложное произведение и в метрическом, и в композиционном отношении. Эти два плана выдержаны в тесной зависимости от содержания: собственно дескриптивная часть поэмы написана гексаметрами, все ее риторическое обрамление - ямбическими триметрами. Поэма делится на две части, из которых первая была прочитана во дворце, вторая (сохранившаяся хуже) - в доме патриарха Евтихия, совершившего освящение храма. Сказано все - и ничего: общие сведения (далее в этой статье просто описывается содержание поэмы). Однако, фактические данные, приведенные в ней, конечно, важны.
Хотелось бы сразу же акцентировать внимание на одном существенном моменте: экфрасис написан не просто “по поводу”, но к освящению собора. То, что поэма изначально была предназначена для публичного чтения имеет важнейшее значение для понимания структуры и особенностей этого произведения. По сути, его жанр можно определить как драматический экфрасис, то есть, предназначенный для театральной постановки (а праздник в честь освящения собора и был сложно организованным театральным действом).
Драматическая - театральная - составляющая поэмы проявляется в структуре поэмы, которая является монологом, обращенным к зрителям-слушателям, и позволяет лучше понять некоторые особенности византийской культуры в целом.
Хотя в поэме очень мало античных образов, она продолжает литературные традиции античности. Ее театральный характер отсылает к древнегреческой трагедии, в которых определяющую роль играли именно монологи, ее форма - к древнегреческому эпосу. Выбор Силенциарием гекзаметра как основного ритма - не случаен: это ритм “Илиады” и “Одиссеи” Гомера. Византийский поэт подчеркивает эпический - эпохальный, величественный - характер своего произведения, и таким образом описательность экфрасиса соотносится и уподобляется эпическому повествованию, что является одним их средств усиления величественности главного образа поэмы - образа собора св.Софии.
Рассмотрим структуру поэмы. Экфрасис состоит из двух частей: вступления-посвящения императору Юстиниану, написанного ямбами, и непосредственно экфрасиса, написанного гекзаметрами. Первая часть тоже делится в свою очередь на две части: одна - обращение к императору, вторая - к патриарху, что очень важно, поскольку в конце экфрасиса поэт вновь будет обращаться к императору, а затем к патриарху, создав таким образом рифму во внутренней структуре поэмы. Вторая часть - экфрасис - это подробнейшее описание собора, как его внешнего облика, так и внутреннего пространства. Интересно, что композиция экфрасиса - центрична, как и архитектура собора, и центром поэмы является описание купола так же, как центром собора является купол. Получается, что архитектура поэмы напрямую соотносится с архитектурой собора, что предопределено задачей экфрасиса, как жанра - не просто описать архитектуру, но создать словесный образ, соответствующий и адекватный архитектурному образу.
Поэт как бы ведет читателя-зрителя по собору (поскольку предполагается, что слушающие видели собор), описывая все, что он видит, объясняя, что, зачем, почему и как устроено. Углубляясь в описание деталей, Силенциарий иногда как бы забывается (что должно усиливать впечатление непосредственного восприятия, как бы импровизации) и иногда сам себя останавливает:
Но устремился куда я? И ветром каким, словно в море,
Речи мои унесло? Ведь они обошли стороною
Среднее храма пространство. Вернись же туда, моя песня,
Где открывается зренью и слуху великое чудо.
Язык Павла Силенциария во многом наследует языку гомеровских поэм: его отличает сложность построения фраз, насыщенные, составные, “тяжелые” эпитеты (“прекрасноверхний”, “многопетый”, “змеящийся”, “труднопрекрасный”, “медоточивый”, “жизнедающий” и др.). И Силенциарий не скрывает того, что Гомер является для него идеалом поэта:
Кто же, уста отверзая, словами Гомеровых песен,
Кто воспоет луга мрамора, собранные на могучих
Стенах высоких и царственных и на полу необъятном?
И, кстати, сам поэт тут же начинает воспевать и описывать воистину гомеровским слогом во всех мельчайших подробностях материалы, которые были использованы:
Есть тут одни - розоватые с легкою примесью белой,
Есть и другие - пурпурных и всех серебристых оттенков.
Здесь в изобилье сияет вкрапленьями камень порфирный:
Им нагруженные плыли рядами ладьи, поднимаясь
По рукавам освященного солнцем прекрасного Нила.
Там можно видеть лаконского камня зеленые блики,
Так же и мрамор, хранимый в ущельях холмов Иассиды,
Хитросплетеньями линий сверкающий разных оттенков
Бледных, то будто с кровавою примесью, то с синевою
Так же и мрамор, который находят в лидийских отрогах
Смешанного бледно-желтого и красноватого цвета.
Так же и тот, что ливийский восток согревает сияньем
Солнца, его превращая в сверканье камней золотистых
У далеко выступающих плеч мавританской вершины.
Так же и камень, который вздымается кельтской скалою
Обледеневшей, дающей обильные черные струи,
Что по поверхности камня разбрызганы, ярко сверкая.
Камни здесь ценные есть, отдающие желтым оттенком,
Полупрозрачные, произведенные в Оникса недрах.
Камни другие здесь есть, порожденные в землях Атракса.
Их не в ущельях высоких берут, а на гладких равнинах.
Цветом различны они: то подобны они изумруду,
То синевато-зеленым глубоким оттенком пленяют.
Есть и такие, в которых подобие снега с сияньем
Черным соседствует, камня красу выявляя в смешеньи.
Вообще, этот отрывок - пример одного из основных художественных приемов поэта, - приема использования перехода от описания общего к описанию частного.
Подобная детализированность и точность описания представляют огромный интерес для искусствоведа. Это, так сказать, первая причина ценности поэмы для искусствоведения: по ней возможно реконструировать первоначальный облик собора, в частности, - его интерьера, серьезно пострадавшего после завоевания турками Константинополя в 1453 году, вплоть до формы каждого светильника.
Вторая причина, на мой взгляд, - столь же важна. Построение текста, образность, используемая для описания архитектуры, позволяют лучше понять восприятие структуры храма византийцами. То, что Павел Силенциарий читал свою поэму перед большой аудиторией, говорит о том, что образный строй - не личная прихоть поэта, основанная на его чисто субъективном восприятии, но образность, характерная для византийской культуры, ведь текст должен был быть понятен всем, кто его слушал.
Одним из ключевых понятий для византийцев является понятие света.
Свет пронизывает архитектуру собора св.Софии, является одним из самых важных ее архитектонических элементов, мозаика, украшающая стены, - это свет цвета. И свет же - поэтический лейтмотив всей поэмы. Текст экфрасиса пронизан словами, обозначающими свет, самые часто используемые автором глаголы - “сиять”, “сверкать”, “светить”, “блестеть”, “озарить”. Свет наполняет внутреннее пространство собора, который мыслится живым: здание - это тело, свет же является его душой:
Небо, усыпанное бесконечными звездами, путь открывает,
Радоваться и смеяться печальную ночь убеждая.
Также и в храме самом, ведь в его необъятном пространстве
К каждому луч простирается чудный, несущий сиянье,
Каждому здесь раскрывается радости полное небо,
Светом с души прогоняя покровы тяжелые мрака.
Всех осеняет святое сияние славного храма.
Как и в архитектуре собора, так и в архитектуре поэмы свет вбирает в себя все: как в соборе все великолепие убранства, в конечном счете, направляет взор к куполу, так и в поэме сияние собора в итоге становится божественным сиянием:
Вот, что для Господа Бога возвел император великий.
К многим дарам он прибавил сияние славное храма,
Что он возвел по божественной воле как дар вдохновенный
Миру Творцу, милосердному, светлому, вечному Богу.
Милость яви же свою безграничную, о, пресвятая,
Жизнедающая Троица, вечному городу Риму,
Жителям и скиптродержцу его и прекрасному храму.
Восприятие света, наполняющего внутреннее пространство собора, связано с восприятием и самого этого сакрального пространства. Оно мыслится не просто местом проведения службы, неким фоном, но окружающей человека средой, частью которой он является. Собор - это, по сути, модель мироздания, именно поэтому купол не только сравнивается с небом, но называется небом, небосводом, поэтому так важно описание “лугов мрамора, собранных на могучих стенах высоких и царственных и на полу необъятном”, с подчеркиванием их весомости, трудности их добычи, что позволяет называть пол - земной твердью, а стены - горами с неколебимыми подножиями. Чрезвычайно красноречивое сравнение - сравнение амвона с островом, связанным с землей-алтарем небольшим перешейком-дорожкой для священнослужителей, огороженной каменной оградой, о которую “разбиваются волны народа”, когда “во время мистических таинств священных/ в честь милосердного Господа люди/ все устремляются к книге святой приложиться устами ”. Войдя в собор, человек становится его органичной частью, единой со всеми остальными, но при этом сохраняющей свою индивидуальность. Собор - это космос, упорядоченный, иерархичный, полный гармонии.