Шарлотта и Антуан
1. Игра парами по жребию, участвуют персонажи женский и мужской.
2. Круг персонажей общеизвестный, но сочетания персонажей будут неожиданные (возможно, не все такие «экстремальные», как Манон и Эбер, но чего-нибудь вроде «Шарлотта Корде+Сен-Жюст» ждите. Повторов игры «Elle-Il» не будет).
3. Время - с мая 1789 года по декабрь 1794; это особо надо подчеркнуть, потому что =конкретное= время и ситуацию вы будете выбирать самостоятельно и должны быть точно к ней привязаны и в подробностях событийного фона, и в настроении и чаяниях героев (если уж 1791-й год, то без всяких «сентябристов», если уж 1794-й, то никакого короля и т.д.).
4. Общая цель… М-да. С этим всегда трудно, в смысле с формализацией цели… Ну, скажем так: «Среди интересующих «устную историю» свидетелей «большой Истории» женщины играют особую роль» (Альмира Усманова). Если непонятно, то это нормально: сначала ввязываешься, а там видно будет.
В «цветнике» мы пытались узнать о них и от них хоть что-нибудь, касательно их взглядов «вообще». Теперь попробуем заставить их высказаться по вопросам социально-экономо-политическим.
5. Конечно, некоторых разговорить очень трудно, тогда как с другими проблема заключается в том, чтобы помешать им говорить слишком много и часто, как в случае с Терезой или Полиной.
Задача: сконструировать относительно правдоподобную ситуацию, в которой бы ваши герои могли вступить в диалог и высказать свою точку зрения на какую-то актуальную тему (тему и ситуацию, повторяем, вы находите сами). Для вспоможения ведущие могут дать маленькую схемку аль чертеж, если оные кому потребуются. Все это - не забывая о личностных чертах своих героев, т.е. о психологии, речи, воспитании, возрасте и т.д.
ЧТО из ЭТОГО ВЫШЛО...
...Париж, ты съединил в своей священной чаше,
Готовя страшный яд из песен и идей!..
В тебе возможности, в тебе есть дух движенья,
Ты вольно окрылен, и этих крыльев тень
Ложится и теперь на наши поколенья, -
И стать великим днем здесь может каждый день.
В.Брюсов
…Человека, не так давно обосновавшегося в огромном Париже, этот островок мирного веселья должен был особенно привлекать. И правда, Антуан сегодня почувствовал острей недостаток домашнего уюта - и в то же время на несколько часов обрел его. Это было ощущение беспечности и безопасности, забытое, казалось, с детства… В гостиной было тепло, несмотря на холодный осенний дождь за окнами. Тепло и от камина, и от горячего ароматного кофе, и от жизнерадостного голоса Бабетт. Даже Шарлотта, редко посещавшая «четверги», обычно не выходившая из своей комнаты, сегодня спустилась вниз. Но, вместо того чтобы присоединиться к небольшому оживленному кружку, села в углу гостиной, из-под полуопущенных ресниц зорко наблюдала за гражданкой Дюпле, суетившейся с угощением, за Элеонорой, набрасывающей что-то в своей папке для рисунков, за Бабетт, исполняющей любимый Максимилианом романс Руссо, и за самим Максимилианом, удобно расположившимся в кресле у пылающего камина и время от времени перешептывающимся со столяром Дюпле. Иногда ее взгляд останавливался и на стройном, похожим на статую античного героя юноше, которого она несколько раз видела у Максимилиана. Она знала, как его зовут, знала, что он тоже недавно прибыл в Париж, что он депутат от департамента Эна и что Максимилиан очень высоко отзывался о его способностях. Но ей самой он казался каким-то… то ли напыщенным, то ли неловким, и, во всяком случае, не заслуживающим того внимания, которое ему оказывают…
После того как Бабетт спела, гражданка Дюпле попросила Максимилиана почитать что-нибудь из своих любимых произведений. Максимилиан, устало улыбаясь, поднялся с кресла, встал у камина, и тихим, но проникновенным, обжигающим душу голосом стал читать из «Цинны» Корнеля:
Погибнешь ты - твоя не омрачится слава:
На честь посмертную смерть не отнимет права.
Не честь, а только жизнь теряет в битве тот,
Кто жертвой случая в сражении падет.
Несчастья Кассия и Брута не затмили
Сиянья их имен; и хоть они в могиле,
Они живут еще в величии своем:
Мы римлянами их последними зовем…
До сих пор Антуан слушал его с трибуны. Их беседы между заседаниями Конвента и часами, отведенными Якобинскому клубу, правда, все более продолжительные раз от разу, сближали их. Но сейчас Максимилиан раскрывался с новой стороны. Антуан почувствовал опасную влагу на глазах и, украдкой сморгнув, поспешил оглядеться.
И тут он с удивлением увидел, что Шарлотта, до сих пор сидевшая особняком в углу комнаты и, казалось, не обращавшая внимания на присутствующих, вдруг выпрямилась и подалась вперед. И выражение скуки и недовольства, которое не сходило с ее лица, сменилось выражением неприкрытого обожания и восхищения, придав ее чертам мягкость и привлекательность. До сих пор он видел ее холодной, неприступной, державшейся отчужденно всякий раз, когда, встречая ее на лестнице или в комнате Максимилиана, здоровался с ней, - и верно угадывал, что Максимилиан болезненно переживает эти особенности сестры. Но сейчас она, казалось, сбросила с себя отчужденность, и Антуан подумал, что, может быть, это было всего лишь оттого, что Шарлотта чувствует себя неуютно в Париже, в новом доме. А ведь и он недавно приехал в Париж, и тоже чувствовал себя неустроенным, пока не познакомился с Максимилианом, с Дюпле…
- Я думаю… - когда его взгляд встретился с глазами Шарлотты, начал он не очень уверенно, впрочем, скорей от недавно пережитого волнения, чем от робости, - никогда еще эти стихи не звучали так… даже в устах великих трагиков… Потому что никто не понял их смысл так, как… Автор бы не пожелал более глубокого их прочтения…
Шарлотта подняла голову, скользнула по Антуану быстрым, пытливым взглядом, в котором он угадал некоторую надменность, но все же ответила:
- Да, Корнель и Расин - его любимые поэты. Помню, он еще в детстве любил читать серьезные книги. И читал нам вслух каждый раз, когда мы собирались вместе. А нам с сестрой было невыносимо скучно, мы больше хотели играть. Но Максимилиан всегда был серьезным и мечтательным, и любил книги больше, чем игры.
Антуан и сам в детстве не отличался серьезным нравом. К счастью, Шарлотта этого знать не могла. Но не поэтому - а потому что искренне восхищался непохожестью Максимилиана на прочих людей и видел проявления ее во всем буквально, - он сказал, что Максимилиан по остроте и точности суждений, по запасу знаний и памяти далеко превосходит всех прославленных ораторов Собрания, а, возможно, и нынешнего Конвента.
- О, память у него удивительная! Кажется, он знает наизусть всего Расина, всего Корнеля, - Антуан услышал нескрываемую гордость в словах Шарлотты. - И еще Руссо. Руссо - его любимый писатель. Я, правда, не понимаю, почему - мне кажется, в его рассуждениях слишком много поучений. А что может быть более скучным, чем вечные поучения?
Шарлотта втянулась в разговор, как будто даже с охотой. И Антуан почувствовал себя уже менее скованно, так что довольно энергично возразил:
- Есть большая разница в тех предостережениях и советах, которые дает человек, на собственном опыте прошедший через горнило страстей, ошибок, - и в тех поучениях, которые раздают налево и направо школьные наставники. Жан-Жак выстрадал это право - говорить со своими читателями как старший. И я уверен, что он будет лучшим руководителем еще для многих будущих поколений!
- Брат все советовал мне прочитать Руссо. Но как же он не понимает, что мне скучно читать такие книги! Я прочитала «Юлию, или Новую Элоизу», но больше ничего не смогла одолеть.
- «Юлия» - произведение, в котором Жан-Жак излагал свои идеи посредством образов. Это делает их живей и доступней сердцу, но что может сравниться для души и ума с его мыслями в самом чистом, кристаллизованном виде - как «Общественный договор»!
- Ах, он тоже так говорит. Но разве это чтение для молодой девушки?
Антуан понял, что несколько увлекся. И при этом был немного удивлен. Конечно, в Блеранкуре и Нойоне он знал немало барышень, считающих точь-в-точь как Шарлотта. Но ведь она - сестра Максимилиана…
- Ум девушек также нуждается в том, чтоб его развивать, - заметил он, тут же постаравшись сгладить слова, самому показавшиеся довольно резкими: - Я хочу сказать, как о человеке невозможно судить по отдельным поступкам и чертам, так о писателе надо судить по всем его произведениям… И Жан-Жак велик не только в том, что позволяет нам осмыслить прошлое, настоящее, самих себя, но и очищает и воспитывает вкус.
- Вы говорите то же самое, что и Максимилиан. Но я всегда считала, что его слова относятся к Огюстену. А вот мне больше по душе вечера, музыка, пение, разговоры с подругами.
Это Антуана не особенно интересовало, но ведь эти мелкие подробности касались и жизни того, кого он боготворил. И еще - ему не хотелось, чтобы с таким трудом наметившееся было доверие Шарлотты оборвалось. И поэтому, а вовсе не от дипломатической увертливости, которой ему скорей уж не хватало, заметил:
- Жизнь в провинции кажется мне более простой и более открытой, когда люди знают друг о друге все… Но это и тяготит. В этом есть какая-то мелочность, сотни маленьких условностей, которые… ну, которые мало значат на самом деле. Я знаю, - прибавил он, - ведь я не так давно в Париже. Здесь я ощущаю себя более одиноким - но и более свободным…
- У меня в Аррасе было не очень много подруг. Да я и не стремилась заводить их. У меня было много дел по дому - я ведь обязана была заботиться о своих братьях. В этом я вижу свой долг, как и любая женщина. Но в 1789 году Максимилиан уехал в Париж, а вот теперь и Огюстен… Я последовала за ними, потому что считала необходимым и здесь заботиться о них, вести хозяйство, как это было дома. Я готова посвятить всю себя заботам о них! А вместо этого я вынуждена сидеть одна, без подобающего общества, - в голосе Шарлотты послышалось едва сдерживаемое раздражение.
Вот уж что Антуану было решительно непонятно! В Париже, где столько впечатлений, где найти «подобающее», как она выразилась, общество намного вероятней, чем в Пикардии или Артуа, в Париже, в гуще событий, где бьется сердце революции!..
- Я думала, что в Париже жизнь интереснее. Но здесь все только и говорят о политике, революции, короле… Кажется, ни о чем другом говорить не могут! Я сижу целый день одна, никуда не выхожу, Максимилиан отговаривается делами, будто меня нет, будто я для него ничего не значу! Я не вижу его иногда несколько дней подряд! И Огюстен тоже.
Смешно, конечно, что он должен говорить очевидные вещи и оправдывать перед ней братьев…
- Наверняка они видят вашу привязанность и ценят ваши заботы, - немного понизив голос, сказал Антуан. - Но ведь тот, кто призван вершить судьбу революции, целой нации, добровольно приносит в жертву самые нежные узы.
Получилось, будто он ее усовещивает. И Шарлотта поспешила заверить:
- Нет, я ничуть не упрекаю их в этом! Я всегда говорила, что Максимилиану уготовано великое будущее, что с его способностями ему просто суждено стать великим человеком! Я всегда ставила его в пример Огюстену, еще когда Максимилиан учился в Париже. И Огюстен, к счастью, послушал меня. А теперь оба мои брата избраны в Конвент, они будут работать на благо нашей нации. Разве можно мечтать о большем?
- О, мы живем в удивительное время, - согласился он. - И даже потомки, свободные от нашей лени и изнеженности, удивятся той силе энтузиазма, которая низвергает эгоизм отдельных личностей, семей и корпораций.
Если верно, что лед обжигает, то и ощущения зноя сродни оледенению. Все будто бы цепенеет вокруг и внутри. И слепящий полдень в зените лета бывает похож на морозную глухую ночь.
А может, просто было холодно в стенах этого дома, который он только что покинул. Почему-то ему казались высокими, очень высокими его стены, длинными - так хорошо знакомые лестницы, а двери - узкими и готовыми мгновенно захлопнуться.
На таких мыслях Антуан ловил себя редко, а если уж поймал, старался их отогнать. Что толку в сожалениях! Возврата к прошлому не бывает и не должно быть, жизнь - движение вперед, к чему бы оно ни вело.
Он и устремился вперед, под арку, ведущую на улицу, ускоряя шаги, и чуть не сбил с ног женщину. Впрочем, она тоже почти бежала, так что встречным ветром разметало ее косынку, а чепец едва держался на затылке. Антуан посторонился, пробормотав извинения. Но и она замерла на месте. Только теперь он узнал Шарлотту.
- Здравствуйте, - он коротко поклонился и намеревался продолжать свой путь.
Шарлотта даже не ответила на приветствие. Окинув Антуана полным ледяного презрения взглядом, она ступила шаг в сторону двора, и, вдруг, будто поколебавшись, резко повернулась.
- Постойте! Вы от Максимилиана? Он дома? Я должна немедленно видеть его! Идите к нему, скажите, что я хочу его видеть! Он послушает вас! Иначе он и не узнает, что я приходила! Эти подлые Дюпле ему ничего не скажут, а меня не пропустят! Всегда говорят, что он занят! Что же вы стоите?! Почему молчите?! Он дома?!
- Он дома, - с неохотой ответил Антуан. - Я не знаю, может ли сейчас он говорить с вами… Не думаю, что причина в этом, - сказал он, имея в виду запальчивое Шарлоттино «не пропустят». - Он действительно занят, а я не…
- Но мне действительно нужно его видеть, сейчас же, немедленно! Я должна ему сказать… Должна сказать что-то очень важное… Он должен меня выслушать тотчас же! Он не может меня не выслушать! Неужели он занят так, что не может принять родную сестру?!
Ее чрезмерная настойчивость и резкая, агрессивная манера никогда не нравились Антуану, теперь же стали раздражать.
- Если хотите, да, я так и скажу: он занят делами неизмеримо более важными, чтобы тратить время на мелкие дрязги…
- Дрязги?! Да что вы знаете! Что вы можете знать об этом! Это подлые ничтожества стараются нас поссорить! До чего дошло - Огюстен, мой брат, считает меня своим злейшим врагом! И Максимилиан поверил этим небылицам! И вы тоже! Да как мог Огюстен написать такое письмо!
- Я понятия не имею ни о каком письме Огюстена, - довольно жестко перебил Сен-Жюст.
Но Шарлотта не слышала. Ее захлестнула безудержная ярость:
- Считать меня злейшим врагом! Меня, родную сестру, заботившуюся о нем, как мать! Обвинить меня в том, что я злоупотребляю репутацией братьев, чтобы диктовать им свою волю! Утверждать, что я угрожала устроить скандал и скомпрометировать их! Да так можно вообразить такое?! Настраивать Максимилиана против меня! Максимилиан поверил этой постыдной клевете и услал меня в Аррас, поступив со мной, как с преступницей! Это мои братья, родные мои братья так ненавидят меня! И клевещут на меня перед моими друзьями! Только ничего они не добьются! Я знаю, что ненависть ослепила Огюстена - он даже не отвечает на мое письмо! А я так надеялась, что оно сорвет пелену с его глаз, что он поймет, что в моем сердце живет только нежная любовь к братьям, что я стремлюсь только к одному - быть рядом с ними, ухаживать за ними, быть им опорой! А вместо этого я должна жить вдали отних, на другом конце Парижа, и не сметь думать о том, чтобы вернуть их расположение! - Все это Шарлотта выпалила на одном дыхании, глядя на Антуана потемневшими от ненависти глазами.
- Но для чего вы мне это говорите? - уже с нетерпением пожал плечами Антуан. - Я не советчик вам или вашим братьям в ваших домашних делах.
Ему казалось, это всегда так и было. Наверное - если не считать возвращения Максимилиана с улицы Сен-Флорантен к Дюпле. Но Шарлотта это помнила хорошо.
- Да как вы смеете говорить это?! Вы отняли Максимилиана у меня! Кто дал вам право тогда считать, что с этими лицемерными Дюпле ему будет лучше! Да кто они такие, чтобы считать, что они, чужие люди, ближе ему, чем я! Я, которая всю жизнь заботилась о нем, я, которая сидела у его постели, когда он болел! Они вышвырнули меня из своего дома, как собаку! Да и то - собака, его собака, им не мешает, а я… Подлые, лживые! А вы - вы с ними заодно! Вы подчинили его себе, он слушает только вас! Он никого не слушает так, как вас! А вы губите его! Губите, вместо того, чтобы защитить, когда ему угрожает такая опасность!
Нетерпение, раздражение, холодная досада нарастали в нем, пока он выслушивал этот поток обвинений. И досада на мелочность и глупость этой девицы, и на себя, на нелепость своего положения мешали ему заметить неподдельную тревогу в ее последних словах, даже испуг.
- Почему вы не можете защитить его от всей этой ужасной клеветы?! Почему не можете оградить от убийц?! Почему не уничтожите ваших врагов?! Вы же знаете, что многие из тех, кого Максимилиан обвинил в кровожадности и зверствах в провинциях, ненавидят его и хотят расправиться с ним! Вы можете мне не верить - я вижу, что не верите! Но мне сказал Фуше, что…
«Фуше?..» - про себя переспросил Антуан. Это имя вернуло его к реальности, к той реальности, которая только и имела для него значение. И одновременно смутные до сих пор подозрения вдруг выстроились в одну четкую, ясную линию.
- Скажите, - сдвинув брови, он смотрел на Шарлотту пронизывающим взглядом, - что он вам говорил? Когда это было?
Но, кажется, его внимание слишком запоздало. Шарлотта, почувствовав его враждебность или безучастность, поджала губы и замкнулась в молчании.
Антуан настаивал:
- Ответьте же: что сказал вам этот человек? Это было вчера?.. сегодня?.. Кто-нибудь был с ним?..
- Сегодня… Он встретил меня на Елисейских полях… Я раньше часто видела его там, когда прогуливалась. Он имел обыкновение подходить ко мне, беседовать… Так было, пока Максимилиан не потребовал у него отчета в его деятельности. Я слышала их разговор и поняла, что Фуше сделался врагом моего брата. Потом он еще несколько раз приходил ко мне, жаловался, что Максимилиан не хочет его принимать, что он должен сообщить ему что-то крайне важное. Просил, чтобы я упросила Максимилиана принять его. Но вы же знаете, что я тоже лишена возможности видеть брата! - глаза Шарлотты гневно сверкнули. - Потом мы долго с ним не встречались. А сегодня… Сегодня он подошел ко мне и сказал… сказал, что брат мой окружен врагами, и они скрываются повсюду, даже среди его друзей, что Конвент молчит, но под его молчанием таится страх и жажда мести. И что стоит дать сигнал - и они все набросятся на него и погубят… И еще сказал, что… Максимилиана губят дурные советчики, - при этих словах Шарлотта в упор посмотрела на Антуана, - что Максимилиану было бы лучше и безопаснее принять помощь Фуше еще тогда, в прериале, что только слепец мог настроить Максимилиана против Фуше. Сказал еще, что чувствует, что Максимилиан стремится уничтожить его, но… Но если его вздумают столкнуть в могилу, он постарается, чтобы другие опередили его… Он сказал это так, что я испугалась и побежала сюда. Я думала, что Максимилиан должен это знать. Скажите же ему! - и увидев, что Антуан не трогается с места, воскликнула. - Или вы боитесь своих врагов и потому не можете их уничтожить?!
- Ошибаетесь, - отозвался Антуан. - Максимилиану или мне давно неведом страх. Речь идет о большем, гораздо большем… - он не договорил. К чему? Им снова овладело какое-то безразличие ко всему. Будет он знать заранее планы заговорщиков или нет, будет ли предупрежден Максимилиан или нет. Еще раз победить, чтобы не знать, как удержать эту победу и во имя чего?..
Его состояние словно передалось и Шарлотте. Она стояла на месте, вместо того чтобы войти во двор к Дюпле…
- Значит, вы хотите погибнуть… - медленно произнесла она. - И погубить Максимилиана… Вы все хотите его погубить… Но я не хочу. И я не хочу погибнуть… - она повернулась и медленно пошла вдоль улицы.
Антуан некоторое время смотрел ей вслед. Потом медленно направился в сторону Тюильри. Так, будто он и не спешил предоставить в Комитет наброски к докладу.
Шарлотта шла, не видя дороги, и хоть от удушливой жары термидора, казалось, все вокруг плавилось, она чувствовала пронизывающий холод. Она проиграла. И здесь проиграла. Она осталась одна. У нее теперь не было ни братьев, ни друзей, никого, кому бы она доверилась. Она вспомнила безжалостный блеск в глазах Фуше, и ледяной страх и отчаяние сковали ее.
Поднявшись в свою комнату, Антуан сел было к столу и придвинул наполовину исписанный лист. Обмакнул перо в чернильницу - и так и сидел, не шевелясь. Могло показаться, что он дремлет, прикрыв глаза. От раскаленной крыши в этой низкой комнатенке было невыносимо душно. В тягучей, будто осязаемой тишине слышно было только, как муха бьется в стекло. Антуан выдвинул ящик бюро, не глядя, нашарил на обычном месте маленькую записную книжку в молескиновом переплете… Теперь стало совсем тихо: видно, муха угодила в паутину или просто выбилась из сил.
«Все люди заканчивают тем, с чего должны были бы начать: с отвращения к суете. 6 термидора 2-го года».
Конечно, со многим тут я не согласна, но атмосфера - пробирает... это читается хорошо и вызывает те чувства, что задуманы. За это спасибо гражданину Очевидцу (caffe_junot).
#ВеликаяФранцузскаяРеволюция #homoludens