Дурмстранг: Поворот колеса. Игровое.
План
У возка, запряженного цугом, стояла Гордана Лазаревич. Рядом с ней лежали в снегу два саквояжа, Гордана, упираясь, вытаскивала из возка кого-то за брыкающиеся ноги в белых валяных сапожках.
- ...я убью тебя, я убью тебя немедленно, если ты не вылезешь... - просипела она, на пару секунд перехватывая поудобнее нижние конечности неизвестной принадлежности - и потянула на себя. В следующий миг она рухнула спиной в сугроб, а из возка, сосчитав рыжей головой ступеньки, выпала ее сестра. От неожиданности Гордана отпустила её ноги, и Василика сделала отчаянную попытку ползком вернуться в возок - но тот сорвался с места и умчался прочь, только его и видели. Пока Гордана барахталась в сугробе, выбираясь на дорогу, Василика лежала на санном пути и смотрела в сумеречное небо. Мимо в обратном направлении шла на лыжах девочка лет десяти. Напевая что-то бодрое пионерское, она с опаской посмотрела на Василику - тут из сугроба восстала снежная Гордана, и девочка едва не запуталась в лыжах.
- …дура! - горданина усталая досада метнулась поверх Василики вдогонку убегающей пионерке.
Единственная выгода пребывания в школе - это жизнь вне отчего дома. С первого дня здесь все её мысли были о том, как обыграть потомственных соломонарей на поле воспитания молодёжи. Это было их поле, удобренное и прополотое, безусловно пригодное для того, чтобы вырастить достойного представителя рода. Даже из неё.
Василика была рождена для Иконы, своя в сиятельной троице младшекурсников - наряду с Ивором Страда и Авророй Ангел. «За такой Иконой не стыдно пойти». Но Икона для Василики - это власть, манипуляции, демагогия и, в конце концов, насилие, всё то, о чем Василика знала не понаслышке. "Физическое насилие доступно любому дикарю. Несомненный признак цивилизованного ума - способность унизить морально, сломить дух и лишить надежды"
Поначалу её деморализовала разница в возрасте с однокурсниками - она была в среднем на пять лет старше любого из них. Однако, страшнее всего оказалось обесценивание неполного среднего образования. В Дурмстранге её успехи в химии, биологии, истории не значили ничего - поэтому ей приходилось начинать с нуля в окружении малолеток, каждый из которых поначалу успевал значительно лучше неё. Но Василика из тех, кто, если не идёт и не ползёт, то лежит в направлении цели. Такие копают в своих камерах ход на волю заточенной ложкой.
Разумеется, у неё был План. Он требовал всех её сил и мог провалиться в любой момент - но давал шанс с низкого старта обойти систему Лазаревичей: Василика решила просочиться на Светоч. Не пробиться, не прорваться, не попасть - влиться, проникнуть под кору ветви так, чтобы стать своей, а на выходе заслужить реноме ученого-социопата и членство в одиозном ордене. Одержимость духом творчества не поддаётся экзорцизму, волшебный мир опасливо смотрит на неё сквозь пальцы, стараясь держаться подальше на случай, если шарахнет. Василика, понятно, собиралась шарахнуть - ровно столько, сколько нужно, чтобы её оставили в покое раз и навсегда.
Семья
«В тот день я ощутила в доме запах пасхального кулича. Я подумала, что мне показалось - так часто я впадала в забытье, неимоверно устала и страшно проголодалась. Но дни шли, а в доме по-прежнему пахло ванилью и цукатами. Хотя роды были тяжелыми, я хорошо помню, как впервые увидела тебя. Помню твой ясный внимательный взгляд и изогнутую фамильную линию младенческих губ. Ты была такая... новая, первозданная, словно жемчужина со дна моря. Когда тебя уносили, ты все еще смотрела на меня. Василику принесли значительно позже. Она спала, - она почти все время спала рядом с тобой, если не ела или ты не будила ее. Она была сонной, беленькой и кудрявой, как ягненок.
Через пару недель ночью ты разбудила нас плачем. Ты плакала не по-детски, отчаянно и горько, словно знала что-то, чего не знали мы. Я не успела войти в детскую, как ты замолчала. Я подошла, но ты уже спала. Василика держала тебя за руку. В комнате пахло ванилью, так, что щемило сердце - и я хотела, чтобы так было всегда.
Запах исчез, когда... ее забрали.»
Василике было около семи лет, когда её переместили в семью одного из крестников Лазаревичей. Из фамильного Субботице в пригород Белграда. Стеван Лазаревич, её отец, так и сказал: «переместили». Первое время за ней приглядывали - на случай, если диагноз окажется ошибочным, но надежды оказались напрасны. Ни малейшего признака магических способностей. И Василика пошла школу по новому месту жительства, научилась кататься на велосипеде, торжественно принесла присягу и приложилась к знамени пионерской организации СФРЮ, ездила в летний лагерь и на экскурсию на Косово Поле, была награждена похвальной грамотой и билетом на ёлку во Дворце Пионеров . Ей сказали - так и должно быть. Чтобы ходить в школу, теперь будешь жить с тётей Аной и дядей Петром.
Девять лет никто из Лазаревичей не навещал её.
Летом 1983 года в Отдел контроля несовершеннолетних волшебников ММ Югославии поступила информация о магической активности Василики Лазаревич. Стеван узнал об этом одним из первых и организовал изъятие дочери из приёмной семьи. Он так и сказал: «изъятие».
Первый раз Василика сбежала через два месяца. В каземат ее перебросило со станции - так она оказалась в знакомом углу на прелом сене с рюкзаком на коленях и билетом до Белграда в один конец. Вторую попытку она совершила весной - пришла в ближайшее отделение милиции и сообщила, что ее похитили волшебники. Василика была достаточно убедительна, чтобы оказаться в психушке. Расчет на систему социалистического здравоохранения не оправдался - отец нашел способ организовать ее легальный "перевод". В казенной пижаме с вишенками она демонстративно ходила неделю.
В третий раз она решила бежать, освоив метлу. Метлы запирали в кладовой со спортинвентарем. План был прост: через окно спальни по парапету добраться до незастеклённого проема угловой башни донжона, спуститься в комнату с метлами и улететь. Единственное - и очевидное, - слабое место плана заключалось в необходимости пройти по карнизу на двадцатиметровой высоте.
Она упала тихо и быстро - ради такого случая время и не подумало замедлиться. Сердце стукнуло в животе, потом в горле. Она зажмурилась в ожидании удара. Стеван спустился во двор и подошел к ней. Василика открыла глаза, увидела его тень - и закричала.
Обитателей волшебного мира Василика делила на четыре группы: враги, их приспешники, провокаторы, пионеры и викинги.
Отец был врагом. Почти божеством, способным творить невероятные вещи, повергающим в трепет. Мать и сестра подчинялись ему, тётка враждовала с ним, склонялся он только перед дедом - и тот не знал о своём сыне почти ничего.Власть Стевана была абсолютна. Он решал, где ей быть, что ей делать. Отец, его желания, привычки и мотивы надолго стали единственным, что по-настоящему занимало её с целью обезопасить себя. Она училась предугадывать его реакции, предупреждать гнев и милость, преуспевая настолько, что Гордана принимала её чуткость за проявление дочерних любви и почтения. У Василики не было сомнения в том, что, в отличие от сестры, отец видит её насквозь.
Если тетка, Ружена Лазаревич, и не была её врагом, то только из-за своей многолетней неприязни к брату. Ружена достаточно влиятельна, чтобы регулярно вызывать унизительную бессильную ярость Стевана. Очень похожа на него - и никого не боялась. Как Стеван, жёстка до жестокости. И совсем не походила на сдержанную и холодную мать Василики - могла громко смеяться и играть со своими детьми. Опасная, как волчица. И непредсказуемая.
Гордана была предсказуема, подчинялась отцу и почти ничего не знала о сестре. Балованная матерью, честолюбивая и эгоцентричная, притягивающая скандалы Гордана оказалась близка Василике, как никто другой. И это было по-настоящему страшно. В Субботице их утро начиналось с того, что сестры одевали и причёсывали друг друга, вечером они вместе готовились ко сну. В день, когда Ружена накормила Гордану человечиной, Василика блевала так, как если бы сама съела чудовищное жаркое. Узнав о том, что Гордану просватали за старика Ольшанского, Василика едва не подавилась - пока она, хрипя, выкашливала колпачок от ручки, Гордана стучала ей по спине и вслух планировала интригу против молодых Ольшанских, соперников своих будущих детей.
Есть ли выход из этого дурдома? Иногда, обычно перед сном, я думаю, что всеми своими победами обязана гнилой фамильной натуре, манипуляторской, лживой, двуличной. Что я - воплощённая власть, направленная на саму себя. И тогда у меня свербит в носу, и сжимает горло, и хочется умереть от презрения и жалости к себе. Но недолго. Говорят, что истинная свобода в Творчестве. И я стану свободной - или умру.
Удар, ещё удар
Решить значительно проще, чем сделать. Беда в том, что особых способностей к науке, отличающих светочей, у Василики не было. Зато имелось альтернативное оружие: пятая точка, вполне пригодная для того, чтобы на ней сидеть в библиотеке - если шило вынуть. И, да, Василика вынула шило. Родственники не верили своему счастью - пару лет она закрепляла результат, чтобы они поверили. Было тяжело, тем более, что ей самой в это верилось с трудом. Учащиеся объединялись в группы по интересам, помогали друг другу, но Василике приходилось справляться своими силами - лишь бы не «засветиться».
За несколько дней до Распределения были оглашены имена последних Золотых. Тогда же сестры Лазаревич получили подарки - отец прислал Василике набор шитых золотом и камнями разговоров, Гордана получила утешительную шоколадку. Несмотря на ироничный жест Стевана, она по-настоящему радовалась за сестру и не понимала, отчего Василика через силу улыбается, принимая поздравления. И совершенно опешила, когда та спросила, можно ли сдать разговоры.
- Ты умом рехнулась?! - Гордана шёпотом орала на сестру, прижав её к стене в закоулке коридора, - Хочешь опозорить семью? Сейчас, когда тебя, наконец, признали равной, нет - лучше многих! Совести у тебя нет! О чём ты вообще думаешь?!
Василика молча смотрела на свои сапожки. Гордана отдышалась, отступила на шаг и сменила гнев на милость.
- Может, тебе страшно? Конечно, тебе страшно… - Она достала зеркальце, поправила причёски себе и сестре. - Ничего, все боятся. Не стыдись. В камень отправится только один - шансы у всех равны.
С новым назначением мир Василики в очередной раз перевернулся с ног на голову. Она знала, что Золотые опасны, среди них были изверги, карьеристы и ебанутые. Внезапно оказавшись одной из них, Василика надеялась, что относится к третьей категории - благо, там были хорошие знакомые, например, Алида Доля, вторая из тех, к кому Василика пришла с вопросом о добровольной сдаче разговоров. Алида закономерно отчитала Василику за безответственность и хамство, добавив, что нечего бояться, жребия не будет, она, Алида, вызвалась добровольцем.
Нездоровая инициатива Алиды вызвала у Василики смешанные чувства. С одной стороны, добровольно скормить себя Камню, - показатель дури как фактора выбраковки при естественном отборе. С другой, свистопляска с Золотыми, Камнем и жребием походила на ритуальное людоедство. За отношение Золотых к добровольной жертве Алиды - равнодушно-потребительское, циничное, - ей было невыносимо стыдно. Василике казалось, разговоры прожигают мантию насквозь. Ей было стыдно, когда пионерка-Ильдико неловко замялась перед ней, чего прежде не случалось, её охолонуло брошенное Аскюром-викингом «Неловко вышло».
Ощущение неизбывного позора накрыло её и полностью вытеснило волнение перед Распределением.
В зале Василика внезапно забыла всё, что многократно повторяла про себя последние годы. Пауза затянулась. Гридни ждали. Ждали Гордана и Ружена Лазаревич.
- Василика Лазаревич. Светоч.
- Твоя ветвь ждёт тебя.
Ком в сухом горле помешал ей ощутить вкус победы.
Золотая икона на Светоче
Её соседками по комнате стали Аглая Эглитис, Злата Вийтович и Сара Руделеску. Из них только Аглая была отпрыском древнего рода - Злата и Сара были изъяты из маггловской среды министерствами. Эти магглорожденные девушки были для Василики частью понятного мира, куда отныне путь ей был заказан, с ними ей было одновременно легко и грустно. Если бы только Сара позвала её с собой похулиганить, если бы Злата не опасалась её… Василика горько улыбнулась своему отражению в зеркале. Разумеется, теперь любой в здравом уме будет настороже с Золотой Василикой.
Наутро после Распределения она была бодра и весела настолько, что зашедшая повидать её Гордана едва удержалась от лигелименции, - проверить, не одержима ли сестра. Только Василике было известно, чего стоило поддерживать это впечатление - особенно после того, как Гордана передала ей тёткины слова: «Не строй из себя дурочку, тебе не идёт». К середине первого дня после распределения Василика ощущала себя полной дурой.
Сложно сказать, что угнетало сильнее: ожидание ответного хода со стороны семьи или необходимость доказывать свою профпригодность. В целом учеба стала даваться ей легче благодаря окружению. Кто на посвящении рулил младшаками, руководил групповой работой на занятиях, угождал преподам, судорожно списывал у соседки и был на побегушках у старшекуров за расчёт ритуала - тот дурная на всю голову Василика Лазаревич. Как большинство светочей, она загрузила своё расписание до предела. Последним уроком было полуночное снохождение - неудивительно, что Василика начала клевать носом уже во время инструктажа и вырубилась едва ли не прежде, чем коснулась головой покрывала на огромной кровати мистрисс Авранезович.
Во сне было холодно. Следом за преподавательницей Василика шла по дороге вокруг школы в компании других учениц и Дагмары Ольшанской. Секретарь ректора по разным причинам интересовала прочих Золотых - на уроке Василика выяснила, что Дагмара зависима от сновидений и когда-то встретила Вия живьём, поэтому её преследуют кошмары. От нескольких из них сноходцы едва ноги унесли. Проснувшись, Василика решила воспользоваться привилегией Золотых, - правом гулять после отбоя, - и наведаться в крыло Иконы, повидать сестру и золотую Реку Надашди.
На выходе из своего крыла, она увидела, как в воздухе материализовался лист бумаги - и медленно спланировал на пол. Проходивший мимо светоч сжёг его, не глядя и не отвлекаясь от конспекта, и тут же свернул в горницу, где коллеги рассчитывали очередной ультимный ритуал.
Прежде она часто бывала в крыле Иконы вместе с Горданой. Василика вошла в знакомый коридор, - за её спиной с шелестом упал очередной листок бумаги. Кто-то из студентов Иконы поднял его, чтобы рассмотреть поближе. Василика остановилась поприветствовать Реку и сообщить ей о кошмарах Ольшанской, когда по стене рядом с ними заскрежетали невидимые когти.
- Все в горницу!
В прихожей, пережидая напасть, столпились учащиеся. Какая-то девица, по виду Каройи, пафосно призвала присутствующих быть её друзьями - и сунулась было в коридор.
- Если ты девственница, завещай своё тело науке! Кровь, волосы, ногти, что там ещё у тебя… - крикнула Василика, но её перебил ассистент некроманта:
- Ещё чего! Все трупы - наша собственность! Наставник обещал кадавра!
Покидая роскошные апартаменты икон спустя четверть часа, Василика решила, что собственности у некромантов прибавилось - в коридоре пахло кровью. Ей оставалось передать Алиде то, о чем она говорила с Рекой, но не успела Василика преодолеть лестничный пролёт, как услышала вопли - наверху орали под круцио студенты Ножа. «Ну вас нахрен, как-нибудь в другой раз!» - думала Василика, бегом возвращаясь в своё тихое уютное крыло, где в ночи скрипели перьями по бумаге сокурсники-светочи.
Покой и воля
До того, как стать одной из Золотых, Василика думала только о том, как сбросить иго отцовской власти. Происходящее вокруг интересовало её постольку, поскольку могло влиять на продвижение к свободе. Новое состояние заставило её пересмотреть отношение к волшебному миру. Она поняла, насколько мучительно несвободны все вокруг, от первокура до ректора. Это произошло на вводной лекции Каркарова. Василика смотрела, как бледный вялый человек несет мутную чушь о границах, желаниях и свободной воле, впаривая её тем, в отношении которых он сам и преподаватели имеют право на всё.
- На отдельном листе напишите, что определяет ваши границы, затем напишите ваш самый сильный страх и самое значимое желание.
Василика зубами сняла колпачок с перьевой ручки и вывела на листе округлыми буквами:
«Что определяет мои границы:»
Затем, значительно ниже, написала:
«Внутренние - моя этика.»
Строчкой выше:
«Естественные - моё мастерство.»
И, уже под самым заголовком,:
«Внешние - моя власть.»
Она проверила написанное ещё раз. «Внутренние - ». Внутренние границы, то, что защищает самоё дорогое во мне? Что стоит на страже меня? С потерей чего я потеряю себя? Василика вписала: «моя этика». Совесть, проще говоря.«Естественные границы - ». Это просто. Естественные границы магглов ничтожны по сравнению с естественными границами волшебников. А разница естественных границ волшебников определяется только их способностями - они дышат под водой, превращают воду в вино, летают на мётлах и просто так, ебошат друг друга непростиловкой потому, что научились. «…мастерство». «Внешние -». Василика ухмыльнулась. Папа. Мои внешние границы определяет мой отец, а сейчас вы, мэтр Каркаров, потому, что он передал вам право на власть надо мной в стенах Дурмстранга. «Власть».
Перо ненадолго остановилось над словом «власть», качнулось - Василика задумалась. Она прекрасно знала, чего хочет, она сомневалась, нужно ли сообщать об этом. «Я - боюсь?
Мне - страшно?
Мне?
Страшно?
Кого я боюсь? Этого усталого демагога? Отца? Тётку?»- она оглядела склонившихся над конспектами студентов, фыркнула и записала: «Я хочу свободы».
- Теперь обменяйтесь своими записями между собой. - Сказал ректор. - Исполните желание однокурсника и в письменном виде отчитайтесь об этом к следующему занятию.
Абсолютно бесстрашная и умиротворённая Василика сдала свой, взяла и положила чей-то листок между конспектами в тиснёную золотом кожаную папку. На следующий день она скажет Каркарову, что не выполнила задание потому, что листок не был подписан - и ни словечка не соврет.
Разговоры золотые - дела свинцовые
Лунный свет лежал на плечах Магнуса погонами вражеской армии. Василика подошла и села рядом на ступени крыльца.
- Магнус, можно вопрос?
- Валяй.
- Как там, в Камне?
- Никак. Не помню.
- Зачем туда можно пойти? Что там искать?
- За идею. Или со злым умыслом. Чтобы разрушить изнутри - если сделать кое-что до этого, то вполне.
- Магнус, а ты бы туда вернулся?
Он впервые посмотрел на неё.
- Ты хочешь сдать свои разговоры?
- Мне говорили, что это невозможно.
- Нет ничего невозможного. У меня есть живой пример. Здесь, в школе.
- Кто?
- Мэтр Войнович.
Василика замолчала на минуту.
- Я бы сдала, а ты бы подобрал?
- Да. Чтобы защитить Камень.
- Если его разрушить, заключенцы умрут?
- Вполне вероятно. Могут умереть все.
- Все в школе?
- Да. У тебя есть ещё вопросы?
- Пока нет. Спасибо.
После разговора с Магнусом Василика отложила расставание с золотыми разговорами до момента, когда Алида уйдёт в Камень - по крайней мере, если среди Золотых и окажется террорист, то не по её, василикиному, произволу.
Не то, чтобы Камень и Дурмстранг были ей дороги. Как по ней, без этой школы мир стал бы значительно краше. И хорошо бы под развалинами упокоились пара-другая преподов, несколько отъявленных студентов и большинство гостей.
Но если шарахнет, то разом по всем - в случае катастрофы пострадают дети, заложники системы, судьбами которых распоряжались семьи и министерства. Погибнут Аглая, Злата и Сара, смешной финн Тролльсен, красавица Аврора, пионеры, викинги и звенящая мистрисс Авранезович, которая попытается всех спасти… Река Надашди успеет свалить, а Лихтгештальту будет похрен - он уже мёртвый.
Василика размышляла над этим, расплетая косу и причёсываясь к занятиям. За утренним туалетом, который теперь проходил без помощи Горданы, она пропускала и зарядку, и завтрак. Еду ей приносили по-очереди то Аглая, то Злата - Василика ела почти не жуя и всухомятку, давясь куском на бегу между аудиториями: очередной учебный день проходил в режиме цейтнота.
Между тем в школе происходили события, чудовищные даже на фоне обычного беспредела: кто-то протащил на территорию Дурмстранга опаснейший артефакт, драуг сожрал одного из Золотых (и поделом), волшебники становились сквибами, а Камень изверг едва живую девушку. В довершение всего, Алида Доля сообщила, что она сама артефакт и «волшебница Ада» - Золотые выслушали её и поняли, что придётся тянуть жребий. Выйдя с летучки Золотых, Василика немедленно выкинула из головы мысли о Камне и жребии: на площади перед столовой старшекуры гоняли кадавра.
После лекции по некромантии в холле рядом с залом, где накануне проходило Распределение, она ждала остальных Золотых для жребия в компании пафосного Золотого с Ножа. Он сказал, что не имеет желания идти в Камень добровольно, поскольку его служение - в возвращении славного имени своей семье.
- Иди добровольцем - и прославишься, - предложила Василика.
- Ага, сейчас - под министерским-то именем? Нет. Сначала я верну себе свою фамилию... А почему ты не хочешь идти добровольно?
Василика замялась. Золотой нож упрекнул её в нечеткости - мол, чего жмешься.
- Мне ни разу не сдалась эта школа и всё, что здесь происходит. Я чужая здесь, но я буду тянуть жребий вместе со всеми. Потому, что свободная воля волшебника - это иллюзия...
Она замолкла - в холл стали входить Золотые разных ветвей. Среди них встали гридни - на случай, если кто решит сбежать. Ректор велел всем подойти, что-то говорил, но Василика уже не слышала его, а вскоре, погрузившись в размышления о свободе воли, перестала замечать и присутствующих.
«Что бы я сказала им, каждому из них? Теперь, когда настало время платить за честь и привилегии? Из всех вас я наименее достойна носить золотые разговоры. Я не хотела учиться здесь, я не успевала. Я бы скинула разговоры, если бы не знала, что их подберет тот, кто желает разрушить Камень - и подвергнуть ваши жизни опасности. Все вы лучше меня. Виноградинки, так любящие жизнь, поющие хором о любви - почему вы не вызываетесь идти в Камень, когда от этого поступка зависит благополучие сотен ваших соучеников? Ножи, разве погибнуть за други своя - не высшее служение? Вы взяли золото в долг - время возвращать. Иконы, разве власть не налагает ответственность? Что вы знаете о власти, если не готовы отвечать даже за себя? Светочи - зассали поучаствовать в великом ритуале? Такой шанс, единственный в жизни! Кони… Что с вас взять - пока скачется, скачите, коники… Вспомните лекцию ректора о границах. Мои внутренние границы определяют мои внешние границы, этика определяет моё мастерство, а мастерство - мою власть. У меня есть только этика - и единственная власть распорядиться собой сейчас. Я знаю - только двигаясь изнутри наружу можно быть и оставаться человеком. Когда мы увидимся снова - увидимся ли мы? - останется ли в вас достоинство человека? Как вы думаете, ректор?»
- Это всё. Всем привет.
Василика повернулась к ним спиной - какие-то десять шагов туда, от своего и чужого позора, за пределы чужой воли и власти, подальше от иллюзии свободной воли волшебника (жрите её сами, соль по вкусу) - и столкнулась с Руженой Лазаревич.
- Ты все сделала правильно.
- ….?
- Там папа тебя не достанет.
- ….!
- Когда ты выйдешь, я встречу тебя.
Глядя в ей в глаза, Василика произнесла:
- Вы обещаете?
Ружена ответила:
- Я обещаю.
Василика улыбнулась сквозь навернувшиеся слёзы и подумала: «Уважаемая мистрисс Лазаревич, дорогая тётя Ружена, я постараюсь провести в Камне столько лет,
сколько
люди не живут.»
Ружена Лазаревич, наставница ветви Иконы, погибла в схватке с одержимым через час.