Любовь, тайны и Нью-Йорк
Я тут занялась разбором плодов своего писательства пятнадцатилетней давности и с удивлением обнаружила, что писала просто центнеры историй (точнее, начала историй) а-ля Даниэла Стил, а в памяти почему-то этот факт совершенно не отложился. :) Хотя двух любимых героев - писательницу Норму Линч и частного детектива Эмила Баррента, которым я сначала придумала биографии, а потом уж стала пытаться эти биографии беллетризировать, я хорошо помню.
Даже жаль стало: историйки, конечно, излишне стилизованные под слог дамского романа, но забавные, да только едва заинтересуешься сюжетом, как все и заканчивается. :-/
[Тайны, у всех таааайны!]Пролог
Окна кабинета выходили на солнечную сторону, и ближе к полудню приходилось задергивать тяжелые портьеры коричневого бархата, но утром неяркие еще солнечные лучи свободно скользили по большой комнате, пятная крышку рабочего стола, солидную бронзовую лампу, пресс-папье, бумаги.
Сенатор Карвер Бейль-старший задумчиво смотрел на лист какого-то документа, но идеально отпечатанные машинисткой буквы расплывались перед его глазами. Он то надевал очки, то снимал, то поворачивался к окну, то вставал из-за стола и прохаживался по комнате - точь-в-точь как ученик, которого не заставишь делать уроки.
Сенатор был очень маленького роста, но держался уверенно и в то же время скромно. К пятидесяти шести годам его подтянутая фигура не отяжелела, и серый деловой костюм сидел на сенаторе безупречно.
Убедившись, что заниматься делами сегодня он не в состоянии, сенатор в очередной раз поднялся из-за стола и подошел к огромному, украшенному лепными амурчиками, камину. Взгляд Карвера задержался на каминной полке, где стояли фотографии, которым не нашлось места на столе.
Глазами он выделил одну из них, небольшую, в простенькой позолоченной рамке. С нее, улыбаясь, на сенатора глядели симпатичный молодой человек и озорная белокурая фея.
Карвер отвернулся, засунул пальцы в проймы жилета, прижался спиной к камину, словно надеясь, что холод камня отрезвит его, прогонит горькие мысли.
Флоринда Фарр вошла в жизнь семьи Бейлей в 1941 году. Это случилось сразу после того, как она сыграла главную роль в "Фее", фильме очень откровенном, на грани вызова. Пуританская критика с негодованием приняла "Фею", но этот фильм в одночасье сделал актрису и режиссера известными всей Америке.
Карвер Бейль, тогда еще претендент на кресло сенатора, не мог без вреда для своей репутации открыто восхититься смелостью режиссера, показавшего Америке ее нравы и пороки, но в душе все-таки не одобрял рискованного поступка молодой актрисы. Такую роль может убедительно сыграть только испорченная девушка, думал он.
Сыновья Карвера так не считали. Пятнадцатилетний Карви, к ужасу матери, вырезал из журнала фотографию Флоринды и повесил ее над своей кроватью, а старший, Ник, пошел еще дальше. Встретившись на богемной вечеринке с актрисой, он не только завязал с ней тесное знакомство, но и собрался представить Флоринду родителям в качестве своей невесты!
Карвер был шокирован. Ему казалось, что он привык к выходкам своего красивого и беспечного двадцатилетнего сына, но этот поступок переполнил чашу терпения Бейля-старшего. Он мог понять дорогостоящие увлечения Ника, безропотно оплачивал счета из дорогих ресторанов - молодость должна перебеситься - но принять в свою семью какую-то... вульгарную девку...
В тот вечер Карвер отпустил слуг и сам встал на крыльце, поджидая "каддилак" Ника. Он хотел остановить несносного мальчишку, просто не пустить его на порог, чтобы не допустить такого позора для семьи.
И вот щегольской голубой "каддилак" подкатил к крыльцу, Ник вышел из машины. При виде отца красивое лицо осветилось улыбкой:
- Папа, как хорошо, что ты решил нас встретить! Я всегда знал, что ты меня поймешь.
Карвер так растерялся, что не нашелся, что ответить, и только молча смотрел, как его высокий грациозный сын огибает "кадиллак", чтобы открыть дверь Флоринде Фарр, безродной актрисе с темным прошлым.
"Разве для этого я тебя растил?! - хотелось закричать Бейлю-старшему. - Для того, чтобы ты стал очередным мужем модной красотки?! Разве такая женщина станет тебе хорошей женой и матерью твоих детей?! Она будет играть тобой, пока находится на вершине славы, а когда о ней забудут, выйдет замуж за твои деньги!"
- Па, познакомься, это Флоринда.
Распространяя вокруг себя нежный сладкий запах духов, из салона выпорхнуло грациозное юное создание. Черное платье красиво облегало ее фигуру, подчеркивая белоснежную кожу рук и шеи. Гладко зачесанные золотистые волосы придавали девушке вид монастырской воспитанницы. Флоринда смущенно и чуть виновато улыбнулась Карверу, и он едва удержал удивленное восклицание.
Она была прекрасна! Прекрасна без всякой вульгарности, без косметики, без побрякушек, которыми, по мнению Бейля, актрисы увешаны, как рождественские елки. Карвер был смущен, потрясен, приготовленные гневные слова застряли в горле.
Как в полусне, он поклонился и поцеловал робко протянутую тонкую руку. Ник, стоя рядом, что-то весело говорил, в его взгляде, обращенном на отца, была благодарность, но Карвер не слышал ничего. С какой-то оторопью он разглядывал черные глаза и по-детски пухловатые губы, по-прежнему раздвинутые в застенчивой улыбке.
Ник подал Флоринде руку, и они вошли в гостиную, где сидела порядком смущенная мать. Но, против всех ожиданий, вечер прошел замечательно. Флоринда была скромна, неплохо воспитана, темы, занимавшие ее, не сводились к одному кино, и разговор не перемежался неловкими паузами. К концу вечера миссис Бейль почти смирилась с выбором сына, а Карвер...
Нет, он не влюбился с первого взгляда. Девушка произвела на него впечатление, это правда, но это было вызвано скорее тем, что Флоринда оказалась совершенно не похожа на свою героиню в "Фее".
Через неделю, буквально выкрав номер из телефонной книжки сына, Карвер позвонил Флоринде, но это было не безумство влюбленного, а вполне трезвый расчет обеспокоенного отца. Бейль-старший рассчитывал с глазу на глаз серьезно поговорить с актрисой и попросить ее оставить Ника в покое. Какой бы милой она ни была, Флоринда Фарр - не самая подходящая партия для Николаса Бейля.
Они ужинали в маленьком изысканном ресторанчике под звуки оркестра, и Карвер ужасно волновался из-за того, что его могут увидеть здесь с Флориндой и сделать соответствующие выводы... а это было совсем не так, в те дни он думал только о сыне... и о своей карьере...
Когда светский разговор о погоде стал замирать, Флоринда неожиданно положила свою изящную руку на ладонь Карвера, и он невольно вздрогнул.
- Я знаю, что вы собираетесь мне предложить, - спокойно сказала она. - Отступные, чтобы я отказалась от Ника. Думаете, ваш сын всю жизнь будет страдать из-за сумасбродного юношеского увлечения? Вы ошибаетесь, я вас уверяю. Вы можете мне не верить, но я люблю Ника.
...Разумеется, она играла, в этом сенатор не сомневался. Опытная актриса легко изобразила невинную овечку, но как он, политик со стажем, человек, повидавший жизнь, мог поверить ей, заглядевшись на влажно мерцающие, словно от набегающих слез, черные глаза?
Впрочем, он всегда испытывал слабость к темным глазам.
В тот вечер и началось крушение Карвера Бейля.
Он понял это после ужаса Перл-Харбора, когда Америка вступила во Вторую Мировую войну. Сразу посерьезневший, как-то повзрослевший Ник целыми днями слушал радио, скупал все газеты, в которых говорилось о войне, а потом объявил родителям, что пойдет в армию.
Решение Ника не стало для Карвера неожиданностью, подсознательно он ждал его еще со времен нападения Гитлера на Польшу. Ник был таким же идеалистом, как и отец в юности, поэтому Бейль-старший не мог не испытывать гордости за сына, но к этому чувству примешивался горький осадок какой-то нехорошей радости...
Пусть Ник будет на фронте, думал Карвер, ворочаясь на кровати бессонными ночами, все лучше, чем он будет вместе с этой девушкой. Но почему - лучше? - подсовывал рассудок каверзный вопрос. Потому что ты увлекся ею или... потому что боишься ее?..
Прощаясь с родителями, до того мужественно державший себя в руках Ник вдруг бросился на шею отцу и прошептал ему на ухо:
- Па, не забывай о Флоре. Пожалуйста.
Он по-мальчишески шмыгнул носом, отважно улыбнулся сквозь слезы и выскочил на крыльцо. Маргарет заплакала, а Карвер, раздавленный грузом своего ничтожества, горько смотрел на захлопнувшуюся дверь.
Ник воевал на Тихом океане, изредка приходили короткие письма. Он жив, здоров, воюет - одинаковое содержание их всех за три долгих года.
Время шло, и Карвер все больше тревожился о сыне. Сенаторское кресло его не обрадовало, но за служебными занятиями можно было спрятаться от нехороших раздумий, все чаще занимавших сенатора. Возможно ли, что Ник о чем-то догадался? Кто знает, о чем он с Флориндой пишут друг другу... Пару раз Карвер, проглотив гордость, набирал было номер Флоринды, но при первом же гудке вешал трубку. Он всю жизнь ненавидел неопределенность, но сейчас сомнения казались лучше правды.
Иногда он вспоминал о просьбе Ника позаботиться о Флоринде и пересылал ей деньги по почте. Она регулярно переводила их на счет Красного креста. Вообще, за военные годы Флоринда сильно изменилась. Скандальная репутация "феи" забывалась, все деньги, полученные за съемки для журналов и фильмы, она перечисляла на счета благотворительных и патриотических организаций. Теперь Флоринду величали в прессе "душечкой" и "хорошей американской девушкой".
Это тревожило сенатора. Если бы Флоринда продолжала вести шумную богемную жизнь, Нику было бы легче расстаться с ней. Но она, будто выполняя завет нехитрой песенки, "гуляла одна" до самого конца войны.
Часы, хрипя и постанывая, пробили десять. Старые, вечно спешащие на семь минут часы, лучшие времена которых давно прошли. Их молодость закончилась с молодостью сенатора. Карвер вновь сел за стол, склонился над бумагами. Голова кружилась.
Три года Флоринда была ничья, а теперь придется выбирать. Нетрудно догадаться, что она прибежит к Нику, как только он вернется. Но сенатор дал себе зарок: Флоринда не войдет в этот дом женой одного из Бейлей. Он еще не знал, как добьется того, чтобы Флоринда исчезла из их жизни, но только это могло означать его победу.
Глава 1
"Где бы ты ни работал, конторы везде одинаковы, - с невольным раздражением думал Альфред Каннинг, - словно одни и те же декорации перевозят из одного захудалого театрика в другой. В них можно играть и полицейский участок в Аризоне, и нью-йоркское детективное агентство".
Он деловито, без улыбки, кивнул секретарше, дерзкой молодой блондинке с прокуренными зубами, отворил дверь, пропуская вперед Эмила Баррента, сам зашел последним. Если быть честным, Каннинг просто оттягивал время перед неприятным разговором. Но отступать было некуда.
Комната, в которую вошли они с Эмилом, была самой обыкновенной: знавшая лучшие времена дубовая мебель, коричневый линолиум на полу, белесые, как кости, жалюзи на окнах. Казалось, все вещи в комнате припорошены пылью, хотя на самом деле здесь было довольно чисто. Но никакие ухищрения, никакая возня с тряпкой и ведрами не придавала комнате хоть какого-то уюта. Это был казенный дом, где работали от звонка до звонка и откуда с чувством выполненного долга спешили уехать домой.
Каннинг повесил шляпу на вешалку за дверью. Синего плаща компаньона там не было, но Каннинг знал, что Таперт на месте. Если бы он ошибся, то жизнь оказалась бы слишком хорошей штукой - а от подобных иллюзий Фред избавился еще во время службы в армии.
- Подожди меня здесь, - сухо велел он Эмилу, и молодой человек покорно прислонился к стене. Его голубые глаза ничего не выражали, но Каннинг чувствовал, что за последние месяцы в Барренте произошел некий надлом, и пока не изобрели такого клея, который мог бы склеить едва держащиеся на своих местах кусочки.
За это тоже надо сказать спасибо Эшли Таперту. Фред, таясь от самого себя, скрестил пальцы и решительно направился в кабинет компаньона.
Из трех постоянных сотрудников их агентства только Таперт имел отдельный кабинет, и это коробило Каннинга. Эшли был хорошим сыщиком, но Каннингу было трудно мириться с его высокомерием и провокационными выходками. Иногда терпеть Таперта было просто невозможно.
Эшли был у себя. Рослый блондин, если не с лицом, то с фигурой кинозвезды, он просматривал газеты, нетерпеливо шелестя страницами. Судя по взгляду, брошенному на Каннинга, Таперт был уже в курсе дела и явно не задыхался от восторга.
- Какого черта, Фред? Ты можешь мне объяснить? - процедил Эшли сквозь зубы.
Каннинг сел на обитое желтой кожей кресло - только это светлое пятно и отличало кабинет Таперта от общей комнаты - и холодно взглянул на компаньона. Эшли был лет на десять помоложе Альфреда, но обращался с ним, как с мальчишкой. Это было уже оскорбление.
- Подобные выражения неуместны в устах образованного человека, Эшли. Объясни нормальным английским, что ты от меня хочешь.
- Что я хочу?! Мы с тобой компаньоны, Фред, и мне не нравится, когда меня обманывают! Почему я последним узнаю, что ты опять нанял Баррента?
- А что тут такого, Эшли? Я не имею права привлечь к работе еще одного оперативника? - Взгляд черных глаз Каннинга стал жестким.
- Я не имею ничего против... Но почему именно Баррента, скажи мне на милость?! - Таперт, сообразив, что не стоило говорить с Фредом в таком тоне, попытался сбавить обороты, но ярость рвалась наружу. - Я уже выкинул этого щенка за дверь и теперь мне придется сделать это снова!
Каннинг тоже не смог сдержаться. Привстав, он запальчиво выкрикнул:
- Погляди на себя! Ты не просто щенок, а мстительная тварь! Лаять еще не научился, а уже хватаешь всех за пальцы! Хочешь избавиться от Эмила, так и меня выкидывай за дверь!
После этой фразы в комнате повисла недобрая тишина. Пытаясь успокоиться, Каннинг сел в кресло, чувствуя непонятное облегчение. Он должен был однажды сказать Таперту правду в лицо, иначе для чего следует жить?
- Болеешь душой за этого извращенца, да? - обиженно произнес Эшли.
- Мне плевать, с кем он проводит свободное время. Я не отыскиваю первым делом колонку сплетен в бульварной газетенке...
При этих словах Таперт, чуть покраснев, скинул газету под стол.
- Мы с тобой очень разные, Фред. Но я думал, что в одном мы всегда сходимся: наше агентство должно процветать. И вот, казалось бы, настает звездный час: к нам обращается представитель Флоринды Фарр, американской душечки, кинозвезды! На горизонте маячит солидный гонорар. Но ты, вместо того, чтобы самому взяться за дело или предоставить его мне...
К Альфреду возвращалось обычное хладнокровие. Он задумчиво разглядывал искаженное возмущенной гримасой лицо компаньона, его открывающийся и закрывающийся рот.
- Эшли, я не подбирал Баррента на помойке и не передавал ему дела мисс Фарр. Эмил будет работать на _меня_, а тебе придется с этим смириться.
- Ладно! - Эшли кивнул; поднял с пола газету, развернул ее снова, даже пробежал глазами один заголовок, но тут же, не в силах совладать со злостью, смял ни в чем не повинную газету в большой бумажный ком. Отшвырнув его в сторону, Таперт поднялся и направился к двери, раздраженно бросив напоследок:
- Можешь праздновать победу, Фред! Тебе удалось выставить меня из моего собственного кабинета! Только не думай, что после всего этого мы будем вместе пить пиво!
- Я предпочитаю газировку, - сказал Каннинг.
Эшли фыркнул и покинул кабинет. Навстречу ему шагнул было Баррент, но отлетел в сторону, отброшенный сильным ударом. Секретарша тихонько вскрикнула. Таперт презрительно усмехнулся и вышел из агентства.
Эмил медленно, с трудом поднялся с пола и долго отряхивал свой старый серый плащ. Каннинг встал в дверях и некоторое время смотрел на помощника.
- Тебе следовало ответить ему тем же, - заметил Фред.
Баррент вытащил из кармана смятый платок и вытер кровь, змейкой скользнувшую из ноздри.
- Когда я последовал твоему совету в прошлый раз, то остался без работы.
- Теперь этого не повторится, - Каннинг, не обращая внимания на любопытный взгляд секретарши, приобнял молодого человека за плечи. - Таперт может орать и биться в истерике сколько угодно, но ты снова в нашей команде. Я доверяю тебе, Эмил, помни.
Баррент грустно улыбнулся. Будь его воля, он бы никогда не вернулся в агентство "Таперт и Каннинг". Фред отличный парень и постоянно встает на его защиту, но так не может продолжаться до бесконечности. Оперативники и так уже зубоскалят, когда видят их вместе, в конце концов это надоест Каннингу. А что дальше? Опять улица и поиски работы?
- Можешь рассчитывать на меня, Фред.
Глава 3
Флоринда Фарр сидела в гостиничном номере и задумчиво разглядывала свое отражение в зеркале. Она немного похудела за последнее время, но бледное заострившееся личико, на котором сияют большие черные глаза, придает ей совсем юный и невинный вид сиротки из романов Диккенса.
Сиротка... Разве не было так на самом деле? После смерти мамы был приют, где заставляли работать, как негра на плантации. Потом она сбежала, устроилась мойщицей посуды в закусочную. Тамо ее и приметил фотограф. Он увез Флоринду в Лос-Анджелес, в качестве платы потребовав то единственное, что могла отдать ему нищая девчонка... Слава богу, что тот фотограф оказался честным и пристроил ее на киностудию. А там надо было учиться выживать самой...
Флоринда вздрогнула, взяв со столика серебряную щетку, провела по волосам. Она никогда не была испорченной, но как остаться чистой в человеческих джунглях?
- Флой, малышка, ты еще не припудрила носик? - хриплый пропитой голос ворвался в мысли Флоринды, заставив ее вздрогнуть.
Однако недовольное выражение тут же исчезло с лица молодой женщины, она с улыбкой посмотрела в зеркало, где отразился коротко стриженный мужчина с бычьей шеей. Было еще утро, но его костюм измялся, под мышками черными пятнами выступил пот.
Многие удивлялись, почему элегантная Флоринда терпит рядом с собой этого толстяка. Джек Уортон был неотесан, неопрятен, в свои неполные сорок лет выглядел на все шестьдесят. Но у него было только две страсти: пить виски и заботиться о Флоринде, не требуя ничего взамен. Он подбирал Флоринде самые выгодные контракты, организовывал встречи с журналистами - она всегда чувствовала его любовь, пусть грубоватую, но искреннюю и бескорыстную, которой
Флоринде так не хватало. Почти все мужчины видели в ней только хорошенькую куклу, от которой прок есть только в спальне.
Джек тяжело опустился на жалобно ухнувший диванчик. В очаровательной комнатке молодой кокетливой женщины небритый пьяный мужчина смотрелся просто дико.
- Толстячок, ты же видишь, я еще даже губки не подкрасила, - в тон Джеку ответила Флоринда, улыбаясь одними глазами.
Джек расхохотался.
- Нет, милашка, ты неподражаема! Полгода мы печемся в Калифорнии, воюя с Зануком, и вот, когда он соглашается изменить условия контракта, ты срываешься с места и мчишься в Нью-Йорк, где за всю неделю я ни разу солнышка не видел!
- Очень хорошо, а теперь назови причины, по которым я сюда приехала.
Джек засопел, потом наморщил лоб, отчего все его некрасивое лицо пошло складками.
- Ну, во-первых, в надутый Вашингтон возвращается твой маленький Никки, и ты хочешь встретить его до того, как он попадет в объятия своих родителей. Ты ведь всерьез собралась заделаться миссис Бейль, а старый стервятник сенатор постоянно вставляет тебе палки в колеса. Во-вторых...
Флоринда, улыбаясь, причесывалась. Джек, засопев громче, покосился на нее и закончил уже не так весело:
- Во-вторых, тебе нужен хороший частный сыщик.
В его голосе прозвучали какие-то странные нотки, и Флоринда, мгновенно согнав с лица улыбку, обернулась, оперлась локтем о спинку стула.
- Что-то не так?
Джек сунул ноготь большого пальца в рот и принялся методично обгрызать его - скверная детская привычка. Не вынимая пальца изо рта, он пробурчал:
- Всегда думал, кто старое помянет, тому глаз вон...
- Ты о чем?
Джек выпрямился. В его глазах появилось злое и тоскливое выражение.
- Послушай, детка, я не спрашиваю, зачем тебе это нужно. Я обратился в агентство, где, на мой взгляд, работают не такие сукины сыны, как остальные. Но мне не нравится твоя затея.
- Послушай, Джек, давай договоримся, - медленно и отчетливо произнесла Флоринда. - Ты не суешь нос в мои дела, а я не спрашиваю, зачем тебе надо накачиваться всякой дрянью в баре.
Джек торопливо поднялся с диванчика, одернул пиджак и пробормотал что-то вроде того, что "свое место знает". На его лице была написана такая откровенная, почти детская обида, что Флоринда пожалела о своих словах. Она порывисто обняла Джека за шею, не обращая внимания на мерзкий запах виски.
- Прости меня, толстячок. Этим утром я болтаю одни глупости. Но ты пойми, о чем-то я не могу рассказать даже тебе.
- А у кого нет секретов? - Джек осторожно приобнял молодую женщину. - Знаешь, милашка, вот что я сказал своей бы дочери, будь она у меня: прошлое похоже на пустое осиное гнездо, но лучше его не ворошить: вдруг две или три полосатые сестрички еще сидят внутри?
Взгляд его заплывших жиром глазок стал серьезным и острым, у Флоринды неожиданно екнуло сердце. Что знает о ней Джек?
Но это был лишь обман воображения. Джек - пьяный философ, любит порассуждать о тайнах человеческой души, но он никогда бы не стал копаться в ее прошлом.
- Мир? - Флоринда заставила себя задорно вскинуть голову и улыбнуться.
- Мир... - Джек тоже неуверенно раздвинул губы в улыбке и вытер лоб платком. - Я привез сыщика с собой. Позвать его или велеть мотать обратно в город Гнилого Яблока?
- Позови, - девушка спиной чувствовала обиду и разочарование в глазах Джека. Но неужели он всерьез рассчитывал, что она послушается его совета?
Флоринда вновь села к туалетному столику, но поняла, что не в состоянии приводить себя в порядок. Волнение и страх мешали ей сосредоточиться. Вторжение в прошлое могло оказаться слишком болезненным.
Накинув поверх прозрачной ночной рубашки отделанный кружевами розовый пеньюар, Флоринда босиком вышла в гостиную, не сразу сообразив, что для серьезного разговора с детективом нужно было надеть что-нибудь менее символическое.
Джек и какой-то молодой человек стояли в дверях. Старый друг бросил на девушку недовольный взгляд и погрозил пальцем. Она и сама почувствовала себя неловко, но уже ничего исправить было нельзя. Придется играть в тех декорациях, какие есть.
- Флоринда Фарр - Эмил Баррент, - сухо представил друг другу актрису и детектива Джек. - Прошу любить и жаловать.
Очевидно, спускаясь на лифте в холл гостиницы, Уортон успел подбавить, потому что его уже качало, и теперь, чтобы не упасть, он невольно схватился за плечо Баррента. Тень досады скользнула по лицу молодого детектива, но он остался стоять, как стоял.
- Спасибо, Джек, можешь идти.
Он обиженно взглянул на нее, но взгляд Флоринды не смягчился, и Джек тяжело вывалился за дверь, пробормотав, что посидит пока в баре. Но Флоринда не сомневалась, что Джек останется в коридоре, прижавшись ухом к двери. Он всегда боится за "свою маленькую птичку"... но иногда его забота становится слишком назойливой.
Как только за старым пьяницей захлопнулась дверь, Эмил почувствовал себя в ловушке. Гостиная была из роскошных, в таких ему раньше бывать не приходилось.
- Проходите, пожалуйста, - приветливо улыбнулась Флоринда, от острых глаз которой не укрылось затравленное выражение лица сыщика.
С чувством робости и отвращения Эмил обогнул маленький журнальный столик, заставленный всяческими безделушками, задев краем плаща огромное мягкое кресло. Он поспешно отстранился, испугавшись, что может испачкать своим плащом роскошную обивку. Эмил чувствовал, что само прикосновение его пыльных тяжелых ботинок оскверняло чистоту пушистого ковра.
- Садитесь, - Флоринду несказанно забавляли преувеличенно осторожные движения детектива, отметила она и то, что парень слегка прихрамывал. "Да ведь он совсем молодой, - подумала она с неожиданно нахлынувшим чувством радостного превосходства, - наверное, даже моложе меня!"
Флоринда с ногами забралась в глубокое кресло, машинально приняв невинно-шаловливую позу маленькой девочки. Сделала она это без всякой задней мысли. Смущение Эмила передалось и ей, ведь Флоринда вовсе не так легко, как думали многие, сходилась с людьми. Сейчас ей было так же тяжело, как и Эмилу Барренту.
Флоринда в открытую разглядывала детектива. Ей понравился высокий, полускрытый густыми каштановыми волосами лоб Эмила, его честные синие глаза, в которых можно было утонуть. И этот одновременно настороженный и наивный взгляд, который парень старался обращать на кого угодно, только не на нее...
Нет, Ник все-таки лучше. Ник - ее первая любовь, человек, с которым она хочет быть связанной на всю жизнь. А этот красавчик-детектив - всего лишь служащий, который должен выполнить ее поручение.
Эмил робко присел на краешек кресла, продолжая прижимать к груди шляпу. Он впервые осмелился взглянуть на молодую женщину.
Красивая, но стерва, сразу решил Эмил. Уж в чем в чем, а в стервах он толк знал. Стервами были все его родственницы, включая мать. Впрочем, Эмил полагал, что "стерва" и "несчастная женщина" - одно и то же. Те, кто повидал в жизни много горя, никогда не становятся безмятежно счастливыми. Эта актриса - не исключение.
- Так чем я могу вам помочь? - наконец нарушил молчание Эмил. - Думаю, мистер Уортон обратился в агентство потому, что у вас возникла какая-то проблема.
- Вывод, достойный гениального сыщика! - улыбнулась Флоринда. - Скажите, мистер Баррент, вы занимаетесь поиском пропавших людей?
- Да. Скрывшиеся от кредиторов должники, сбежавшие из дома дети... - Эмил помолчал. - Мужья и жены, скрывшиеся от законных половин с любовниками...
- Давно вы этим занимаетесь?
- Почти три года.
- Вот как? А сколько вам лет?
- Неделю назад исполнилось двадцать семь. - Эмилу стоило большого труда отвечать вежливо. Если бы не страх подвести Фреда, он бы тысячу раз подумал, прежде чем ехать куда-то с пропитым боровом Уортоном.
- И как вам ваша работа? - Флоринда подошла к маленькому, встроенному в стену бару. - Выпить не хотите?
- Я не пью.
- А как насчет сигарет?
- Тоже нет.
- Хотите остаться пай-мальчиком?
Эмил промолчал. Ему хотелось как можно быстрее получить задание и убраться из этого роскошного отеля, который, казалось, давил на него всем своим немалым весом. А Флоринда, особо не торопясь, налила себе бренди и сделала глоток. Ей действительно нужно было выпить, чтобы начать разговор.
- Так как вам ваша работа?
- Не жалуюсь.
- Доходы?
- Побираться не приходится.
- А насколько успешно вы работаете?
- Как получается, - чем больше Эмил смотрел на стакан бренди в руке Флоринды, снова опустившейся в кресло, тем больше ему хотелось плюнуть на все запреты и выпить. Ему нужны работа, деньги и свежий воздух. Причем последнее - немедленно.
- Так вот, - Флоринда заложила ногу за ногу и рассеянно уставилась в окно, - вы можете получить хорошие премиальные. А еще двести долларов на расходы, и тридцать - в день. Вас это устраивает?
- Что я должен сделать? - Эмилу не удалось скрыть усталых ноток в голосе. Этот допрос вызывал у него скорее утомление, чем раздражение. В голове шумело, по телу растекалась слабость. Почему в последнее время он чувствует себя так плохо?
Кажется, Баррент побледнел, потому что Флоринда, отставив недопитый стакан, склонилась к нему с тревогой на лице.
- Вам плохо?
Эмил заставил себя собраться. Ему хотелось попросить виски, но спиртное вряд ли бы помогло. Надо бы обратиться к врачу... но пока нет денег, нечего и думать об этом.
- Простите, со мной так бывает. В вашем номере слишком душно. - Баррент отчаянно надеялся, что она не усомнится в его способности выполнить поручение.
- Пожалуй... - протянула Флоринда и все-таки вытащила из столика маленькую обтрепанную фотографию. - Вот этого человека вы должны найти. Конечно, снимок был сделан лет пятнадцать назад, но я надеюсь...
- Это ваша сестра? - спросил Эмил, разглядывая лица двух маленьких обнявшихся девочек. Флоринду он узнал по роскошным вьющимся волосам. Ее сестричка была маленькой и темноволосой.
- Да. Ее звали Сюзи. Она моложе меня на два года, значит, теперь ей двадцать пять. После смерти нашей мамы Кэтрин в 1931 году, меня отдали в приют, а сестру взяла к себе мамина подруга.
- Имя? - детектив спрятал фотографию и делал записи в блокноте.
- Минерва О`Брайен. Насколько мне известно, потом она вышла замуж за крещеного еврея по фамилии Апфельбаум. Они жили в нижнем Ист-Сайде. Десять лет назад я уехала из Нью-Йорка, и с тех пор больше не видела Сюзи.
- Помните адрес миссис Апфельбаум?
- Да... - Она продиктовала его, зачарованно следя за движениями карандаша по бумаге. - Дело в том, что позже я вернулась в этот город, чтобы разыскать Сюзи. Но в квартире тети Минни жили уже другие люди, они сказали мне, что прежние жильцы погибли во время пожара. И я уехала.
- Что же заставило вас продолжить поиски? - Эмил поднял на девушку затуманенные болью глаза, но Флоринда, погруженная в воспоминания, ничего не замечала.
- Недавно я собралась с духом и сходила в церковный архив. Действительно, там была запись о захоронении тети Минни, но о Сюзи ничего не было сказано. И я решила, что она, быть может, еще жива... Разыщите ее. Для начала просто узнайте, как Сюзи живет, не нуждается ли в чем... А потом... Но это потом.
- Мисс Фарр, я, конечно, понимаю, что это часть вашего сценического образа, но я должен спросить вашу настоящую фамилию.
Флоринда очнулась, с удивлением взглянула на Баррента, словно не понимая, что он от нее хочет. Фамилия, ах да, фамилия...
- В этом нет никакой тайны. Ее звали Сьюзан Хенсден, а меня, соответственно, Флора Хенсден. Может, в Ист-сайде меня кто-нибудь помнит... - Девушка рассмеялась. - Можете идти, мистер Баррент. Организационные вопросы обсудите с Джеком, он выдаст вам деньги. До свидания.
Оказавшись в коридоре, Эмил тут же вытащил из кармана платок, но было поздно: несколько капель крови упали на ковровую дорожку. Зажав платком нос, Баррент поспешно наступил на кровавые следы, словно это могло прогнать страшную правду.
Откуда-то из-за поворота вывернул Джек Уортон. Теперь его уже не пошатывало, а основательно качало. Он с подозрением уставился на молодого сыщика.
- Надеюсь, она тебя прогнала, - пробормотал он заплетающимся языком.
Эмил быстро спрятал испачканный платок в карман.
Уортон досадливо прищелкнул языком и нехотя вытащил из бумажника стодолларовую бумажку, потом отсчитал еще две.
- Вот, обещанные расходные. И тебе, на три дня. Десять баксов не забудь вернуть. Аванс я отошлю прямо в вашу паршивую контору, минуя твои загребущие лапки. Тебе же будет хуже, если в ближайшие дни не добьешься результатов.
- Спасибо, мистер Уортон, - сказал Эмил.
Он обогнул пьяного толстяка и пошел к лестнице. Джек еще долго смотрел на кровавые пятна у двери.
Глава 4
Флоринда сидела на кровати и рассеянно перебирала кольца, браслеты и брошки, высыпанные из шкатулки прямо на покрывало. Вообще-то она никогда не любила эти побрякушки, но до встречи с Ником не отказывалась принимать дорогие подарки от поклонников.
Она слышала, как в гостиной возится, устраиваясь в кресле, Джек. Слава богу, он не собирался заходить к ней и утешать своими глупыми шуточками.
Девушка тяжело вздохнула. В зеркале она могла видеть себя - обворожительную красотку в полупрозрачной ночной рубашке, со спадающими на плечи длинными золотыми волосами. Ей приходилось каждое утро тратить немало времени для того, чтобы их уложить.
Впервые за многие годы Флоринда назвала себя вслух Флорой Хенсден. За этим именем сразу же встал образ стриженой девочки в слишком коротком приютском платье, с обкусанными до крови ногтями и глазами волчонка. Эту Флору тетка не пожелала взять в дом за дерзость и трудный характер. Эту затравленную девчонку в приюте били соседки по комнате. Это она жевала попкорн и обнималась в темном зале кинотеатра с заводским парнем, пропахшим машинным маслом.
А еще она помнила своего отца, Генри Хенсдена, двухметрового красавца моряка, обладателя крутого нрава и крепких кулаков. Когда он возвращался из рейса, крики и ругань не стихали в их доме днем и ночью. Избив жену Кэтрин, Генри забирал все деньги и отправлялся в загул по кабакам. Столкнули ли его в воду пьяные дружки, или он попросту сбежал из Нью-Йорка, только никто больше Хенсдена не видел.
Флоринда вдруг услышала стук швейной машинки, над которой гнулась ее мать, обрезки ткани, которыми была завалена вся комната. Кроткая Кэтрин работала швеей на фабрике, но даже после смены продолжала шить, чтобы как-то свести концы с концами. Иногда у нее появлялись ухажеры, нетрезвые и небритые, как Генри. Они лежали на кровати в ботинках, плевались, сквернословили и всем командовали. Флора ненавидела их, несмотря на то, что порой в приступе пьяной нежности эти мужчины угощали ее конфетами. Она часто представляла себе, как заберет Сюзи и убежит куда-нибудь.
Потом мать умерла. Ее иссохшее от рака тело положили в детский гроб, и могильщики сноровисто забросали его землей. Флоре было тринадцать, она стояла над могилой и не плакала. Нельзя сказать, что в тот день закончилось ее детство. Детства у Флоры вообще не было.
Даже жаль стало: историйки, конечно, излишне стилизованные под слог дамского романа, но забавные, да только едва заинтересуешься сюжетом, как все и заканчивается. :-/
[Тайны, у всех таааайны!]Пролог
Окна кабинета выходили на солнечную сторону, и ближе к полудню приходилось задергивать тяжелые портьеры коричневого бархата, но утром неяркие еще солнечные лучи свободно скользили по большой комнате, пятная крышку рабочего стола, солидную бронзовую лампу, пресс-папье, бумаги.
Сенатор Карвер Бейль-старший задумчиво смотрел на лист какого-то документа, но идеально отпечатанные машинисткой буквы расплывались перед его глазами. Он то надевал очки, то снимал, то поворачивался к окну, то вставал из-за стола и прохаживался по комнате - точь-в-точь как ученик, которого не заставишь делать уроки.
Сенатор был очень маленького роста, но держался уверенно и в то же время скромно. К пятидесяти шести годам его подтянутая фигура не отяжелела, и серый деловой костюм сидел на сенаторе безупречно.
Убедившись, что заниматься делами сегодня он не в состоянии, сенатор в очередной раз поднялся из-за стола и подошел к огромному, украшенному лепными амурчиками, камину. Взгляд Карвера задержался на каминной полке, где стояли фотографии, которым не нашлось места на столе.
Глазами он выделил одну из них, небольшую, в простенькой позолоченной рамке. С нее, улыбаясь, на сенатора глядели симпатичный молодой человек и озорная белокурая фея.
Карвер отвернулся, засунул пальцы в проймы жилета, прижался спиной к камину, словно надеясь, что холод камня отрезвит его, прогонит горькие мысли.
Флоринда Фарр вошла в жизнь семьи Бейлей в 1941 году. Это случилось сразу после того, как она сыграла главную роль в "Фее", фильме очень откровенном, на грани вызова. Пуританская критика с негодованием приняла "Фею", но этот фильм в одночасье сделал актрису и режиссера известными всей Америке.
Карвер Бейль, тогда еще претендент на кресло сенатора, не мог без вреда для своей репутации открыто восхититься смелостью режиссера, показавшего Америке ее нравы и пороки, но в душе все-таки не одобрял рискованного поступка молодой актрисы. Такую роль может убедительно сыграть только испорченная девушка, думал он.
Сыновья Карвера так не считали. Пятнадцатилетний Карви, к ужасу матери, вырезал из журнала фотографию Флоринды и повесил ее над своей кроватью, а старший, Ник, пошел еще дальше. Встретившись на богемной вечеринке с актрисой, он не только завязал с ней тесное знакомство, но и собрался представить Флоринду родителям в качестве своей невесты!
Карвер был шокирован. Ему казалось, что он привык к выходкам своего красивого и беспечного двадцатилетнего сына, но этот поступок переполнил чашу терпения Бейля-старшего. Он мог понять дорогостоящие увлечения Ника, безропотно оплачивал счета из дорогих ресторанов - молодость должна перебеситься - но принять в свою семью какую-то... вульгарную девку...
В тот вечер Карвер отпустил слуг и сам встал на крыльце, поджидая "каддилак" Ника. Он хотел остановить несносного мальчишку, просто не пустить его на порог, чтобы не допустить такого позора для семьи.
И вот щегольской голубой "каддилак" подкатил к крыльцу, Ник вышел из машины. При виде отца красивое лицо осветилось улыбкой:
- Папа, как хорошо, что ты решил нас встретить! Я всегда знал, что ты меня поймешь.
Карвер так растерялся, что не нашелся, что ответить, и только молча смотрел, как его высокий грациозный сын огибает "кадиллак", чтобы открыть дверь Флоринде Фарр, безродной актрисе с темным прошлым.
"Разве для этого я тебя растил?! - хотелось закричать Бейлю-старшему. - Для того, чтобы ты стал очередным мужем модной красотки?! Разве такая женщина станет тебе хорошей женой и матерью твоих детей?! Она будет играть тобой, пока находится на вершине славы, а когда о ней забудут, выйдет замуж за твои деньги!"
- Па, познакомься, это Флоринда.
Распространяя вокруг себя нежный сладкий запах духов, из салона выпорхнуло грациозное юное создание. Черное платье красиво облегало ее фигуру, подчеркивая белоснежную кожу рук и шеи. Гладко зачесанные золотистые волосы придавали девушке вид монастырской воспитанницы. Флоринда смущенно и чуть виновато улыбнулась Карверу, и он едва удержал удивленное восклицание.
Она была прекрасна! Прекрасна без всякой вульгарности, без косметики, без побрякушек, которыми, по мнению Бейля, актрисы увешаны, как рождественские елки. Карвер был смущен, потрясен, приготовленные гневные слова застряли в горле.
Как в полусне, он поклонился и поцеловал робко протянутую тонкую руку. Ник, стоя рядом, что-то весело говорил, в его взгляде, обращенном на отца, была благодарность, но Карвер не слышал ничего. С какой-то оторопью он разглядывал черные глаза и по-детски пухловатые губы, по-прежнему раздвинутые в застенчивой улыбке.
Ник подал Флоринде руку, и они вошли в гостиную, где сидела порядком смущенная мать. Но, против всех ожиданий, вечер прошел замечательно. Флоринда была скромна, неплохо воспитана, темы, занимавшие ее, не сводились к одному кино, и разговор не перемежался неловкими паузами. К концу вечера миссис Бейль почти смирилась с выбором сына, а Карвер...
Нет, он не влюбился с первого взгляда. Девушка произвела на него впечатление, это правда, но это было вызвано скорее тем, что Флоринда оказалась совершенно не похожа на свою героиню в "Фее".
Через неделю, буквально выкрав номер из телефонной книжки сына, Карвер позвонил Флоринде, но это было не безумство влюбленного, а вполне трезвый расчет обеспокоенного отца. Бейль-старший рассчитывал с глазу на глаз серьезно поговорить с актрисой и попросить ее оставить Ника в покое. Какой бы милой она ни была, Флоринда Фарр - не самая подходящая партия для Николаса Бейля.
Они ужинали в маленьком изысканном ресторанчике под звуки оркестра, и Карвер ужасно волновался из-за того, что его могут увидеть здесь с Флориндой и сделать соответствующие выводы... а это было совсем не так, в те дни он думал только о сыне... и о своей карьере...
Когда светский разговор о погоде стал замирать, Флоринда неожиданно положила свою изящную руку на ладонь Карвера, и он невольно вздрогнул.
- Я знаю, что вы собираетесь мне предложить, - спокойно сказала она. - Отступные, чтобы я отказалась от Ника. Думаете, ваш сын всю жизнь будет страдать из-за сумасбродного юношеского увлечения? Вы ошибаетесь, я вас уверяю. Вы можете мне не верить, но я люблю Ника.
...Разумеется, она играла, в этом сенатор не сомневался. Опытная актриса легко изобразила невинную овечку, но как он, политик со стажем, человек, повидавший жизнь, мог поверить ей, заглядевшись на влажно мерцающие, словно от набегающих слез, черные глаза?
Впрочем, он всегда испытывал слабость к темным глазам.
В тот вечер и началось крушение Карвера Бейля.
Он понял это после ужаса Перл-Харбора, когда Америка вступила во Вторую Мировую войну. Сразу посерьезневший, как-то повзрослевший Ник целыми днями слушал радио, скупал все газеты, в которых говорилось о войне, а потом объявил родителям, что пойдет в армию.
Решение Ника не стало для Карвера неожиданностью, подсознательно он ждал его еще со времен нападения Гитлера на Польшу. Ник был таким же идеалистом, как и отец в юности, поэтому Бейль-старший не мог не испытывать гордости за сына, но к этому чувству примешивался горький осадок какой-то нехорошей радости...
Пусть Ник будет на фронте, думал Карвер, ворочаясь на кровати бессонными ночами, все лучше, чем он будет вместе с этой девушкой. Но почему - лучше? - подсовывал рассудок каверзный вопрос. Потому что ты увлекся ею или... потому что боишься ее?..
Прощаясь с родителями, до того мужественно державший себя в руках Ник вдруг бросился на шею отцу и прошептал ему на ухо:
- Па, не забывай о Флоре. Пожалуйста.
Он по-мальчишески шмыгнул носом, отважно улыбнулся сквозь слезы и выскочил на крыльцо. Маргарет заплакала, а Карвер, раздавленный грузом своего ничтожества, горько смотрел на захлопнувшуюся дверь.
Ник воевал на Тихом океане, изредка приходили короткие письма. Он жив, здоров, воюет - одинаковое содержание их всех за три долгих года.
Время шло, и Карвер все больше тревожился о сыне. Сенаторское кресло его не обрадовало, но за служебными занятиями можно было спрятаться от нехороших раздумий, все чаще занимавших сенатора. Возможно ли, что Ник о чем-то догадался? Кто знает, о чем он с Флориндой пишут друг другу... Пару раз Карвер, проглотив гордость, набирал было номер Флоринды, но при первом же гудке вешал трубку. Он всю жизнь ненавидел неопределенность, но сейчас сомнения казались лучше правды.
Иногда он вспоминал о просьбе Ника позаботиться о Флоринде и пересылал ей деньги по почте. Она регулярно переводила их на счет Красного креста. Вообще, за военные годы Флоринда сильно изменилась. Скандальная репутация "феи" забывалась, все деньги, полученные за съемки для журналов и фильмы, она перечисляла на счета благотворительных и патриотических организаций. Теперь Флоринду величали в прессе "душечкой" и "хорошей американской девушкой".
Это тревожило сенатора. Если бы Флоринда продолжала вести шумную богемную жизнь, Нику было бы легче расстаться с ней. Но она, будто выполняя завет нехитрой песенки, "гуляла одна" до самого конца войны.
Часы, хрипя и постанывая, пробили десять. Старые, вечно спешащие на семь минут часы, лучшие времена которых давно прошли. Их молодость закончилась с молодостью сенатора. Карвер вновь сел за стол, склонился над бумагами. Голова кружилась.
Три года Флоринда была ничья, а теперь придется выбирать. Нетрудно догадаться, что она прибежит к Нику, как только он вернется. Но сенатор дал себе зарок: Флоринда не войдет в этот дом женой одного из Бейлей. Он еще не знал, как добьется того, чтобы Флоринда исчезла из их жизни, но только это могло означать его победу.
Глава 1
"Где бы ты ни работал, конторы везде одинаковы, - с невольным раздражением думал Альфред Каннинг, - словно одни и те же декорации перевозят из одного захудалого театрика в другой. В них можно играть и полицейский участок в Аризоне, и нью-йоркское детективное агентство".
Он деловито, без улыбки, кивнул секретарше, дерзкой молодой блондинке с прокуренными зубами, отворил дверь, пропуская вперед Эмила Баррента, сам зашел последним. Если быть честным, Каннинг просто оттягивал время перед неприятным разговором. Но отступать было некуда.
Комната, в которую вошли они с Эмилом, была самой обыкновенной: знавшая лучшие времена дубовая мебель, коричневый линолиум на полу, белесые, как кости, жалюзи на окнах. Казалось, все вещи в комнате припорошены пылью, хотя на самом деле здесь было довольно чисто. Но никакие ухищрения, никакая возня с тряпкой и ведрами не придавала комнате хоть какого-то уюта. Это был казенный дом, где работали от звонка до звонка и откуда с чувством выполненного долга спешили уехать домой.
Каннинг повесил шляпу на вешалку за дверью. Синего плаща компаньона там не было, но Каннинг знал, что Таперт на месте. Если бы он ошибся, то жизнь оказалась бы слишком хорошей штукой - а от подобных иллюзий Фред избавился еще во время службы в армии.
- Подожди меня здесь, - сухо велел он Эмилу, и молодой человек покорно прислонился к стене. Его голубые глаза ничего не выражали, но Каннинг чувствовал, что за последние месяцы в Барренте произошел некий надлом, и пока не изобрели такого клея, который мог бы склеить едва держащиеся на своих местах кусочки.
За это тоже надо сказать спасибо Эшли Таперту. Фред, таясь от самого себя, скрестил пальцы и решительно направился в кабинет компаньона.
Из трех постоянных сотрудников их агентства только Таперт имел отдельный кабинет, и это коробило Каннинга. Эшли был хорошим сыщиком, но Каннингу было трудно мириться с его высокомерием и провокационными выходками. Иногда терпеть Таперта было просто невозможно.
Эшли был у себя. Рослый блондин, если не с лицом, то с фигурой кинозвезды, он просматривал газеты, нетерпеливо шелестя страницами. Судя по взгляду, брошенному на Каннинга, Таперт был уже в курсе дела и явно не задыхался от восторга.
- Какого черта, Фред? Ты можешь мне объяснить? - процедил Эшли сквозь зубы.
Каннинг сел на обитое желтой кожей кресло - только это светлое пятно и отличало кабинет Таперта от общей комнаты - и холодно взглянул на компаньона. Эшли был лет на десять помоложе Альфреда, но обращался с ним, как с мальчишкой. Это было уже оскорбление.
- Подобные выражения неуместны в устах образованного человека, Эшли. Объясни нормальным английским, что ты от меня хочешь.
- Что я хочу?! Мы с тобой компаньоны, Фред, и мне не нравится, когда меня обманывают! Почему я последним узнаю, что ты опять нанял Баррента?
- А что тут такого, Эшли? Я не имею права привлечь к работе еще одного оперативника? - Взгляд черных глаз Каннинга стал жестким.
- Я не имею ничего против... Но почему именно Баррента, скажи мне на милость?! - Таперт, сообразив, что не стоило говорить с Фредом в таком тоне, попытался сбавить обороты, но ярость рвалась наружу. - Я уже выкинул этого щенка за дверь и теперь мне придется сделать это снова!
Каннинг тоже не смог сдержаться. Привстав, он запальчиво выкрикнул:
- Погляди на себя! Ты не просто щенок, а мстительная тварь! Лаять еще не научился, а уже хватаешь всех за пальцы! Хочешь избавиться от Эмила, так и меня выкидывай за дверь!
После этой фразы в комнате повисла недобрая тишина. Пытаясь успокоиться, Каннинг сел в кресло, чувствуя непонятное облегчение. Он должен был однажды сказать Таперту правду в лицо, иначе для чего следует жить?
- Болеешь душой за этого извращенца, да? - обиженно произнес Эшли.
- Мне плевать, с кем он проводит свободное время. Я не отыскиваю первым делом колонку сплетен в бульварной газетенке...
При этих словах Таперт, чуть покраснев, скинул газету под стол.
- Мы с тобой очень разные, Фред. Но я думал, что в одном мы всегда сходимся: наше агентство должно процветать. И вот, казалось бы, настает звездный час: к нам обращается представитель Флоринды Фарр, американской душечки, кинозвезды! На горизонте маячит солидный гонорар. Но ты, вместо того, чтобы самому взяться за дело или предоставить его мне...
К Альфреду возвращалось обычное хладнокровие. Он задумчиво разглядывал искаженное возмущенной гримасой лицо компаньона, его открывающийся и закрывающийся рот.
- Эшли, я не подбирал Баррента на помойке и не передавал ему дела мисс Фарр. Эмил будет работать на _меня_, а тебе придется с этим смириться.
- Ладно! - Эшли кивнул; поднял с пола газету, развернул ее снова, даже пробежал глазами один заголовок, но тут же, не в силах совладать со злостью, смял ни в чем не повинную газету в большой бумажный ком. Отшвырнув его в сторону, Таперт поднялся и направился к двери, раздраженно бросив напоследок:
- Можешь праздновать победу, Фред! Тебе удалось выставить меня из моего собственного кабинета! Только не думай, что после всего этого мы будем вместе пить пиво!
- Я предпочитаю газировку, - сказал Каннинг.
Эшли фыркнул и покинул кабинет. Навстречу ему шагнул было Баррент, но отлетел в сторону, отброшенный сильным ударом. Секретарша тихонько вскрикнула. Таперт презрительно усмехнулся и вышел из агентства.
Эмил медленно, с трудом поднялся с пола и долго отряхивал свой старый серый плащ. Каннинг встал в дверях и некоторое время смотрел на помощника.
- Тебе следовало ответить ему тем же, - заметил Фред.
Баррент вытащил из кармана смятый платок и вытер кровь, змейкой скользнувшую из ноздри.
- Когда я последовал твоему совету в прошлый раз, то остался без работы.
- Теперь этого не повторится, - Каннинг, не обращая внимания на любопытный взгляд секретарши, приобнял молодого человека за плечи. - Таперт может орать и биться в истерике сколько угодно, но ты снова в нашей команде. Я доверяю тебе, Эмил, помни.
Баррент грустно улыбнулся. Будь его воля, он бы никогда не вернулся в агентство "Таперт и Каннинг". Фред отличный парень и постоянно встает на его защиту, но так не может продолжаться до бесконечности. Оперативники и так уже зубоскалят, когда видят их вместе, в конце концов это надоест Каннингу. А что дальше? Опять улица и поиски работы?
- Можешь рассчитывать на меня, Фред.
Глава 3
Флоринда Фарр сидела в гостиничном номере и задумчиво разглядывала свое отражение в зеркале. Она немного похудела за последнее время, но бледное заострившееся личико, на котором сияют большие черные глаза, придает ей совсем юный и невинный вид сиротки из романов Диккенса.
Сиротка... Разве не было так на самом деле? После смерти мамы был приют, где заставляли работать, как негра на плантации. Потом она сбежала, устроилась мойщицей посуды в закусочную. Тамо ее и приметил фотограф. Он увез Флоринду в Лос-Анджелес, в качестве платы потребовав то единственное, что могла отдать ему нищая девчонка... Слава богу, что тот фотограф оказался честным и пристроил ее на киностудию. А там надо было учиться выживать самой...
Флоринда вздрогнула, взяв со столика серебряную щетку, провела по волосам. Она никогда не была испорченной, но как остаться чистой в человеческих джунглях?
- Флой, малышка, ты еще не припудрила носик? - хриплый пропитой голос ворвался в мысли Флоринды, заставив ее вздрогнуть.
Однако недовольное выражение тут же исчезло с лица молодой женщины, она с улыбкой посмотрела в зеркало, где отразился коротко стриженный мужчина с бычьей шеей. Было еще утро, но его костюм измялся, под мышками черными пятнами выступил пот.
Многие удивлялись, почему элегантная Флоринда терпит рядом с собой этого толстяка. Джек Уортон был неотесан, неопрятен, в свои неполные сорок лет выглядел на все шестьдесят. Но у него было только две страсти: пить виски и заботиться о Флоринде, не требуя ничего взамен. Он подбирал Флоринде самые выгодные контракты, организовывал встречи с журналистами - она всегда чувствовала его любовь, пусть грубоватую, но искреннюю и бескорыстную, которой
Флоринде так не хватало. Почти все мужчины видели в ней только хорошенькую куклу, от которой прок есть только в спальне.
Джек тяжело опустился на жалобно ухнувший диванчик. В очаровательной комнатке молодой кокетливой женщины небритый пьяный мужчина смотрелся просто дико.
- Толстячок, ты же видишь, я еще даже губки не подкрасила, - в тон Джеку ответила Флоринда, улыбаясь одними глазами.
Джек расхохотался.
- Нет, милашка, ты неподражаема! Полгода мы печемся в Калифорнии, воюя с Зануком, и вот, когда он соглашается изменить условия контракта, ты срываешься с места и мчишься в Нью-Йорк, где за всю неделю я ни разу солнышка не видел!
- Очень хорошо, а теперь назови причины, по которым я сюда приехала.
Джек засопел, потом наморщил лоб, отчего все его некрасивое лицо пошло складками.
- Ну, во-первых, в надутый Вашингтон возвращается твой маленький Никки, и ты хочешь встретить его до того, как он попадет в объятия своих родителей. Ты ведь всерьез собралась заделаться миссис Бейль, а старый стервятник сенатор постоянно вставляет тебе палки в колеса. Во-вторых...
Флоринда, улыбаясь, причесывалась. Джек, засопев громче, покосился на нее и закончил уже не так весело:
- Во-вторых, тебе нужен хороший частный сыщик.
В его голосе прозвучали какие-то странные нотки, и Флоринда, мгновенно согнав с лица улыбку, обернулась, оперлась локтем о спинку стула.
- Что-то не так?
Джек сунул ноготь большого пальца в рот и принялся методично обгрызать его - скверная детская привычка. Не вынимая пальца изо рта, он пробурчал:
- Всегда думал, кто старое помянет, тому глаз вон...
- Ты о чем?
Джек выпрямился. В его глазах появилось злое и тоскливое выражение.
- Послушай, детка, я не спрашиваю, зачем тебе это нужно. Я обратился в агентство, где, на мой взгляд, работают не такие сукины сыны, как остальные. Но мне не нравится твоя затея.
- Послушай, Джек, давай договоримся, - медленно и отчетливо произнесла Флоринда. - Ты не суешь нос в мои дела, а я не спрашиваю, зачем тебе надо накачиваться всякой дрянью в баре.
Джек торопливо поднялся с диванчика, одернул пиджак и пробормотал что-то вроде того, что "свое место знает". На его лице была написана такая откровенная, почти детская обида, что Флоринда пожалела о своих словах. Она порывисто обняла Джека за шею, не обращая внимания на мерзкий запах виски.
- Прости меня, толстячок. Этим утром я болтаю одни глупости. Но ты пойми, о чем-то я не могу рассказать даже тебе.
- А у кого нет секретов? - Джек осторожно приобнял молодую женщину. - Знаешь, милашка, вот что я сказал своей бы дочери, будь она у меня: прошлое похоже на пустое осиное гнездо, но лучше его не ворошить: вдруг две или три полосатые сестрички еще сидят внутри?
Взгляд его заплывших жиром глазок стал серьезным и острым, у Флоринды неожиданно екнуло сердце. Что знает о ней Джек?
Но это был лишь обман воображения. Джек - пьяный философ, любит порассуждать о тайнах человеческой души, но он никогда бы не стал копаться в ее прошлом.
- Мир? - Флоринда заставила себя задорно вскинуть голову и улыбнуться.
- Мир... - Джек тоже неуверенно раздвинул губы в улыбке и вытер лоб платком. - Я привез сыщика с собой. Позвать его или велеть мотать обратно в город Гнилого Яблока?
- Позови, - девушка спиной чувствовала обиду и разочарование в глазах Джека. Но неужели он всерьез рассчитывал, что она послушается его совета?
Флоринда вновь села к туалетному столику, но поняла, что не в состоянии приводить себя в порядок. Волнение и страх мешали ей сосредоточиться. Вторжение в прошлое могло оказаться слишком болезненным.
Накинув поверх прозрачной ночной рубашки отделанный кружевами розовый пеньюар, Флоринда босиком вышла в гостиную, не сразу сообразив, что для серьезного разговора с детективом нужно было надеть что-нибудь менее символическое.
Джек и какой-то молодой человек стояли в дверях. Старый друг бросил на девушку недовольный взгляд и погрозил пальцем. Она и сама почувствовала себя неловко, но уже ничего исправить было нельзя. Придется играть в тех декорациях, какие есть.
- Флоринда Фарр - Эмил Баррент, - сухо представил друг другу актрису и детектива Джек. - Прошу любить и жаловать.
Очевидно, спускаясь на лифте в холл гостиницы, Уортон успел подбавить, потому что его уже качало, и теперь, чтобы не упасть, он невольно схватился за плечо Баррента. Тень досады скользнула по лицу молодого детектива, но он остался стоять, как стоял.
- Спасибо, Джек, можешь идти.
Он обиженно взглянул на нее, но взгляд Флоринды не смягчился, и Джек тяжело вывалился за дверь, пробормотав, что посидит пока в баре. Но Флоринда не сомневалась, что Джек останется в коридоре, прижавшись ухом к двери. Он всегда боится за "свою маленькую птичку"... но иногда его забота становится слишком назойливой.
Как только за старым пьяницей захлопнулась дверь, Эмил почувствовал себя в ловушке. Гостиная была из роскошных, в таких ему раньше бывать не приходилось.
- Проходите, пожалуйста, - приветливо улыбнулась Флоринда, от острых глаз которой не укрылось затравленное выражение лица сыщика.
С чувством робости и отвращения Эмил обогнул маленький журнальный столик, заставленный всяческими безделушками, задев краем плаща огромное мягкое кресло. Он поспешно отстранился, испугавшись, что может испачкать своим плащом роскошную обивку. Эмил чувствовал, что само прикосновение его пыльных тяжелых ботинок оскверняло чистоту пушистого ковра.
- Садитесь, - Флоринду несказанно забавляли преувеличенно осторожные движения детектива, отметила она и то, что парень слегка прихрамывал. "Да ведь он совсем молодой, - подумала она с неожиданно нахлынувшим чувством радостного превосходства, - наверное, даже моложе меня!"
Флоринда с ногами забралась в глубокое кресло, машинально приняв невинно-шаловливую позу маленькой девочки. Сделала она это без всякой задней мысли. Смущение Эмила передалось и ей, ведь Флоринда вовсе не так легко, как думали многие, сходилась с людьми. Сейчас ей было так же тяжело, как и Эмилу Барренту.
Флоринда в открытую разглядывала детектива. Ей понравился высокий, полускрытый густыми каштановыми волосами лоб Эмила, его честные синие глаза, в которых можно было утонуть. И этот одновременно настороженный и наивный взгляд, который парень старался обращать на кого угодно, только не на нее...
Нет, Ник все-таки лучше. Ник - ее первая любовь, человек, с которым она хочет быть связанной на всю жизнь. А этот красавчик-детектив - всего лишь служащий, который должен выполнить ее поручение.
Эмил робко присел на краешек кресла, продолжая прижимать к груди шляпу. Он впервые осмелился взглянуть на молодую женщину.
Красивая, но стерва, сразу решил Эмил. Уж в чем в чем, а в стервах он толк знал. Стервами были все его родственницы, включая мать. Впрочем, Эмил полагал, что "стерва" и "несчастная женщина" - одно и то же. Те, кто повидал в жизни много горя, никогда не становятся безмятежно счастливыми. Эта актриса - не исключение.
- Так чем я могу вам помочь? - наконец нарушил молчание Эмил. - Думаю, мистер Уортон обратился в агентство потому, что у вас возникла какая-то проблема.
- Вывод, достойный гениального сыщика! - улыбнулась Флоринда. - Скажите, мистер Баррент, вы занимаетесь поиском пропавших людей?
- Да. Скрывшиеся от кредиторов должники, сбежавшие из дома дети... - Эмил помолчал. - Мужья и жены, скрывшиеся от законных половин с любовниками...
- Давно вы этим занимаетесь?
- Почти три года.
- Вот как? А сколько вам лет?
- Неделю назад исполнилось двадцать семь. - Эмилу стоило большого труда отвечать вежливо. Если бы не страх подвести Фреда, он бы тысячу раз подумал, прежде чем ехать куда-то с пропитым боровом Уортоном.
- И как вам ваша работа? - Флоринда подошла к маленькому, встроенному в стену бару. - Выпить не хотите?
- Я не пью.
- А как насчет сигарет?
- Тоже нет.
- Хотите остаться пай-мальчиком?
Эмил промолчал. Ему хотелось как можно быстрее получить задание и убраться из этого роскошного отеля, который, казалось, давил на него всем своим немалым весом. А Флоринда, особо не торопясь, налила себе бренди и сделала глоток. Ей действительно нужно было выпить, чтобы начать разговор.
- Так как вам ваша работа?
- Не жалуюсь.
- Доходы?
- Побираться не приходится.
- А насколько успешно вы работаете?
- Как получается, - чем больше Эмил смотрел на стакан бренди в руке Флоринды, снова опустившейся в кресло, тем больше ему хотелось плюнуть на все запреты и выпить. Ему нужны работа, деньги и свежий воздух. Причем последнее - немедленно.
- Так вот, - Флоринда заложила ногу за ногу и рассеянно уставилась в окно, - вы можете получить хорошие премиальные. А еще двести долларов на расходы, и тридцать - в день. Вас это устраивает?
- Что я должен сделать? - Эмилу не удалось скрыть усталых ноток в голосе. Этот допрос вызывал у него скорее утомление, чем раздражение. В голове шумело, по телу растекалась слабость. Почему в последнее время он чувствует себя так плохо?
Кажется, Баррент побледнел, потому что Флоринда, отставив недопитый стакан, склонилась к нему с тревогой на лице.
- Вам плохо?
Эмил заставил себя собраться. Ему хотелось попросить виски, но спиртное вряд ли бы помогло. Надо бы обратиться к врачу... но пока нет денег, нечего и думать об этом.
- Простите, со мной так бывает. В вашем номере слишком душно. - Баррент отчаянно надеялся, что она не усомнится в его способности выполнить поручение.
- Пожалуй... - протянула Флоринда и все-таки вытащила из столика маленькую обтрепанную фотографию. - Вот этого человека вы должны найти. Конечно, снимок был сделан лет пятнадцать назад, но я надеюсь...
- Это ваша сестра? - спросил Эмил, разглядывая лица двух маленьких обнявшихся девочек. Флоринду он узнал по роскошным вьющимся волосам. Ее сестричка была маленькой и темноволосой.
- Да. Ее звали Сюзи. Она моложе меня на два года, значит, теперь ей двадцать пять. После смерти нашей мамы Кэтрин в 1931 году, меня отдали в приют, а сестру взяла к себе мамина подруга.
- Имя? - детектив спрятал фотографию и делал записи в блокноте.
- Минерва О`Брайен. Насколько мне известно, потом она вышла замуж за крещеного еврея по фамилии Апфельбаум. Они жили в нижнем Ист-Сайде. Десять лет назад я уехала из Нью-Йорка, и с тех пор больше не видела Сюзи.
- Помните адрес миссис Апфельбаум?
- Да... - Она продиктовала его, зачарованно следя за движениями карандаша по бумаге. - Дело в том, что позже я вернулась в этот город, чтобы разыскать Сюзи. Но в квартире тети Минни жили уже другие люди, они сказали мне, что прежние жильцы погибли во время пожара. И я уехала.
- Что же заставило вас продолжить поиски? - Эмил поднял на девушку затуманенные болью глаза, но Флоринда, погруженная в воспоминания, ничего не замечала.
- Недавно я собралась с духом и сходила в церковный архив. Действительно, там была запись о захоронении тети Минни, но о Сюзи ничего не было сказано. И я решила, что она, быть может, еще жива... Разыщите ее. Для начала просто узнайте, как Сюзи живет, не нуждается ли в чем... А потом... Но это потом.
- Мисс Фарр, я, конечно, понимаю, что это часть вашего сценического образа, но я должен спросить вашу настоящую фамилию.
Флоринда очнулась, с удивлением взглянула на Баррента, словно не понимая, что он от нее хочет. Фамилия, ах да, фамилия...
- В этом нет никакой тайны. Ее звали Сьюзан Хенсден, а меня, соответственно, Флора Хенсден. Может, в Ист-сайде меня кто-нибудь помнит... - Девушка рассмеялась. - Можете идти, мистер Баррент. Организационные вопросы обсудите с Джеком, он выдаст вам деньги. До свидания.
Оказавшись в коридоре, Эмил тут же вытащил из кармана платок, но было поздно: несколько капель крови упали на ковровую дорожку. Зажав платком нос, Баррент поспешно наступил на кровавые следы, словно это могло прогнать страшную правду.
Откуда-то из-за поворота вывернул Джек Уортон. Теперь его уже не пошатывало, а основательно качало. Он с подозрением уставился на молодого сыщика.
- Надеюсь, она тебя прогнала, - пробормотал он заплетающимся языком.
Эмил быстро спрятал испачканный платок в карман.
Уортон досадливо прищелкнул языком и нехотя вытащил из бумажника стодолларовую бумажку, потом отсчитал еще две.
- Вот, обещанные расходные. И тебе, на три дня. Десять баксов не забудь вернуть. Аванс я отошлю прямо в вашу паршивую контору, минуя твои загребущие лапки. Тебе же будет хуже, если в ближайшие дни не добьешься результатов.
- Спасибо, мистер Уортон, - сказал Эмил.
Он обогнул пьяного толстяка и пошел к лестнице. Джек еще долго смотрел на кровавые пятна у двери.
Глава 4
Флоринда сидела на кровати и рассеянно перебирала кольца, браслеты и брошки, высыпанные из шкатулки прямо на покрывало. Вообще-то она никогда не любила эти побрякушки, но до встречи с Ником не отказывалась принимать дорогие подарки от поклонников.
Она слышала, как в гостиной возится, устраиваясь в кресле, Джек. Слава богу, он не собирался заходить к ней и утешать своими глупыми шуточками.
Девушка тяжело вздохнула. В зеркале она могла видеть себя - обворожительную красотку в полупрозрачной ночной рубашке, со спадающими на плечи длинными золотыми волосами. Ей приходилось каждое утро тратить немало времени для того, чтобы их уложить.
Впервые за многие годы Флоринда назвала себя вслух Флорой Хенсден. За этим именем сразу же встал образ стриженой девочки в слишком коротком приютском платье, с обкусанными до крови ногтями и глазами волчонка. Эту Флору тетка не пожелала взять в дом за дерзость и трудный характер. Эту затравленную девчонку в приюте били соседки по комнате. Это она жевала попкорн и обнималась в темном зале кинотеатра с заводским парнем, пропахшим машинным маслом.
А еще она помнила своего отца, Генри Хенсдена, двухметрового красавца моряка, обладателя крутого нрава и крепких кулаков. Когда он возвращался из рейса, крики и ругань не стихали в их доме днем и ночью. Избив жену Кэтрин, Генри забирал все деньги и отправлялся в загул по кабакам. Столкнули ли его в воду пьяные дружки, или он попросту сбежал из Нью-Йорка, только никто больше Хенсдена не видел.
Флоринда вдруг услышала стук швейной машинки, над которой гнулась ее мать, обрезки ткани, которыми была завалена вся комната. Кроткая Кэтрин работала швеей на фабрике, но даже после смены продолжала шить, чтобы как-то свести концы с концами. Иногда у нее появлялись ухажеры, нетрезвые и небритые, как Генри. Они лежали на кровати в ботинках, плевались, сквернословили и всем командовали. Флора ненавидела их, несмотря на то, что порой в приступе пьяной нежности эти мужчины угощали ее конфетами. Она часто представляла себе, как заберет Сюзи и убежит куда-нибудь.
Потом мать умерла. Ее иссохшее от рака тело положили в детский гроб, и могильщики сноровисто забросали его землей. Флоре было тринадцать, она стояла над могилой и не плакала. Нельзя сказать, что в тот день закончилось ее детство. Детства у Флоры вообще не было.