"Осада человека" - блокадные записки Ольги Фрейденберг
Среди различных свидетельств, что мне довелось прочитать о Ленинградской блокаде, "Записки" Ольги Михайловны Фрейденберг одни из самых, пожалуй, сильных..
Они уникальны не только суровой хроникальной беспощадностью описанных в них страшных "биологических" подробностей блокадного существования, "где бились наши совести против законов физиологии", но и обобщением их в вопиющую из глубин схлопнутой "преисподней" антитираническую манифестацию, причем, в безыллюзорной двуединой ее форме - "двойное варварство, Гитлера и Сталина"..
О.М. Фрейденберг - фотография на паспорт [1940-1950-е, Ленинград]
(фото из Электронного архива О.М. Фрейденберг)
Впервые в отрывках познакомился я с ними где-то на рубеже восьмидесятых - девяностых.., и тогда особенной жутью пронзила меня, помимо прочего, тема, о которой как-то не принято было в связи с Блокадой упоминать - приземленно, казалось бы, бытовая, но тем и безысходней ужасающая катастрофа канализационная.. "Двор, пол, улица, снег, площадь все было залито желтой вонючей жижей. Коммунальная квартира заливала нас сверху испражнениями. Я выносила по 7 ведер в день нечистот, да еще поджидала, чтоб экскременты были горячими, свежими, иначе они замерзали бы через 10-15 минут и создали бы безвыходное положение"...
(так же, как когда-то прочувствовал кожей другой животный ужас блокадной души - ожидание от попадания в тебя бомбы, в "Блокадных дневниках" Ольги Берггольц)..
Хотелось прочесть Записки полностью, но дело это оказалось не таким уж простым..
Но сначала несколько слов об авторе..
Ольга Михайловна Фрейденберг /15(27) марта 1890, Одесса - 6 июля 1955, Ленинград/ - выдающийся филолог-классик, культуролог, оригинальный философ..
Сегодня, через десятилетия после смерти, опубликовано более 100 ее работ и сотни публикаций о ее работах. Книги Фрейденберг стали классикой XX века, их изучают филологи, философы, религиоведы, антропологи, культурологи.. При жизни же, да и долгое время после смерти она оставалась практически неизвестной..
Кратко очень сложно изложить все мучительные изломы ее биографии (возможно, сделаю это позднее), но достаточно сравнить эти две фотографии, чтобы о многом догадаться..
О.М. Фрейденберг [1909, Санкт-Петербург] (фото из книги "Пожизненная привязанность")
Приведу только выдержку одной из множества статей, посвященных фигуре Ольги Михайловны Фрейденберг, доктора исторических наук, главного научного сотрудника Института высших гуманитарных исследований РГГУ, профессора Института восточных культур и античности РГГУ Нины Владимировны Брагинской, которая является хранителем архива Ольги Фрейденберг и беззаветным его систематизатором, редактором и публикатором (сайт http://freidenberg.ru):
"... Ольга Фрейденберг была пионером во многих отношениях. Она поступила в настоящий, не женский, университет, как только это стало возможно. Причем стала студентом-классиком, в то время как древние языки считались слишком тяжелой нагрузкой для здоровья женщин. В 1924 г. она была первой в России женщиной, защитившей магистерскую (кандидатскую) диссертацию по классической филологии, первой женщиной, которая в 1935 г. получила степень доктора литературоведения (и вообще из гуманитариев ранее ее стала доктором лишь учившаяся в Сорбонне медиевист Добиаш-Рождественская). В 1932 г. она возглавила кафедру классической филологии, созданную ею заново после закрытия в 1921 г. всех классических отделений в России. Женщин во главе кафедр в ту пору практически не было, тем более их создателей. Таковы ее внешние социальные достижения"...
И еще цитата из воспоминаний другой мощнейшей личности, пианистки Марии Вениаминовны Юдиной, после окончания в 1921 году с отличием Петроградской консерватории так же посещавшей лекции на историко-филологическом факультете Петроградского университета (!!):
"... А мы все, как любили мы наших учителей... Лекции по истории эллинской религии Ивана Ивановича Толстого! Это было именно некое «буйство» познания... То был - в скорлупе урока, лекции - Дифирамб. И на этих занятиях нас тоже было мало; сидела на них, в упор глядя на Ивана Ивановича громадными хрустально-дымчатыми очами, гениальная женщина, Ольга Михайловна Фрейденберг, сама - миф, сама - сивилла, сама - философ, двоюродная сестра Пастернака, умершая задолго до него, - еще не понятая, не разгаданная, не узнанная... философ и филолог-классик"...
[Мария Вениаминовна Юдина. Статьи, воспоминания, материалы, 1978]
Да, она была еще и сестрой великого поэта.., двоюродной, ибо ее мама Анна (Хася), которую в семье все называли Ася, приходилась родной сестрой Леониду Осиповичу (Исааку Иосифовичу) Пастернаку, знаменитому художнику и отцу Бориса..
Одногодки, ровесники Борис и Ольга очень дружили в детстве, а в юности чуть не разгорелся нешуточный роман (но это тема для отдельного рассказа), и до смерти ее между ними постоянно шла переписка..
Вот они 13-летние на съемной даче в Оболенском (сто верст от Москвы, под Малоярославцем)... Боря дурачится, развлекая сестру:
Слева направо: в верхнем ряду - Анна Осиповна Фрейденберг (мать Ольги), Розалия Исидоровна Пастернак (мать Бориса), Борис и Ольга; в нижнем ряду - Павел Давыдович Эттингер (художественный критик, друг семьи) и Леонид Осипович Пастернак с детьми Жозефиной и Александром.
А вот Боря тогда же ее рисует:
Борис Пастернак. "Оля". 16 июля 1903 г.
Кстати, позирует тут Ольга явно Леониду Осиповичу, чей мольберт виднеется у правого края рисунка и к которому повернута она лицом..
А вот и набросок, сделанный рукой профессионала.., самого Леонида Осиповича:
Л. О. Пастернак. "Анна Осиповна и Оля Фрейденберги в Оболенском". 1903 г.
Имеется и фотография соответствующая, "параллельная"..
(фото из Электронного архива О.М. Фрейденберг)
...
Перейдем, однако, к Запискам Ольги Фрейденберг..
В действительности они представляют собой обширнейший мемуарно-дневниковый комплекс, - более 2000 рукописных листов в 34 блокнотах и тетрадях, - охватывающий практически всю ее жизнь, с раннего детства до декабря 1950 г., названный автором "Пробег жизни" и состоящий из четырех частей..
Блокадные хроники составляют третью часть Записок (тетради XIIbis - XX) с заголовком "Осада человека"..
Оригинальные рукописные тетради хранятся сейчас в фондах Гуверовского института - Collection Number: 96063 (были переданы туда не так давно из оксфордского семейного собрания Пастернаков). Имеется также несколько машинописных их копий (объем каждой - две с половиной тысячи машинописных страниц!), хранящихся, в том числе, и в российском Архиве Ольги Фрейденберг под кураторством Нины Брагинской.
В полном объеме Записки, к сожалению, до сих пор не издавались.. История же публикации их фрагментов носит весьма специфический характер...
Дело в том, что печатались они, по большей части, не сами по себе, а лишь как "фон" и "связки" к переписке Ольги Фрейденберг с Борисом Пастернаком, при этом зачастую в перекомпанованном виде, а то и "вольным стилем" изложенные (без упоминания, впрочем, о сем волюнтаризме)..
Началось все с издания 1981 года: Борис Пастернак. Переписка с Ольгой Фрейденберг / под ред. и с коммент. Э. Моссмана. New York & London: Harcourt Brace Jovanovich (с параллельными русским и английским текстами):
(книгу в свободном доступе в сети найти не удалось, зато выискалась статья Моссмана все того же 1981 года о семейной переписке Бориса Пастернака, что тоже интересно - https://www.persee.fr/doc/slave_0080-2557_1981_num_53_2_5144)
Это издание явилось базовым для последующих публикаций их эпистолярия (и, соответственно, "сопроводительных" фрагментов "Записок" Фрейденберг).
Кстати сказать, именно эту книгу сотрудники КГБ изъяли у Елены Георгиевны Боннэр при одном из обысков в 1982 году, а затем при возврате отобранного в 1990-м не вернули, заявив, что она "куда-то пропала", но они "поищут" (Боннэр Е. Г. Постскриптум : Книга о горьковской ссылке)...
"Люсе особенно жалко эту книгу, к тому же чужую", - писал в своих "Воспоминаниях" Андрей Дмитриевич Сахаров..
Однако, с наступлением "перестройки" стало возможно появление подобных изданий и у нас.
Сначала выборочно эти письма (с коротюсенькими фрагментами Записок) были опубликованы в журнале «Дружба народов»: Борис Пастернак - Ольга Фрейденберг. Письма и воспоминания / предисл., публ. и сост. Е. В. Пастернак, Е. Б. Пастернака, Н. В. Брагинской // Дружба народов. 1988. № 7-10.
(посчастливилось "выудить" лишь №8 - здесь, но как раз в нем и размещена переписка интересующего нас военного времени).
В несколько более расширенном виде письма и часть Записок вошли в книгу:
Переписка Бориса Пастернака / вст. ст. Л. Я. Гинзбург; сост., подг. текстов и коммент. Е. В. Пастернак и Е. Б. Пастернака. М.: Худож. лит., 1990.
(прочитать и скачать ее можно здесь).
И, наконец, в 2000 году вышла книга, наиболее полно повторившая (как я догадываюсь) содержание издания 1981 года:
Пожизненная привязанность: переписка с О. М. Фрейденберг / Борис Пастернак; сост., вступл. и прим. Е. В. и Е. Б. Пастернак. - М.: Арт-Флекс, 2000. - 416 с.
(прочитать и скачать ее можно здесь).
Печатание же непосредственнно "Записок" Фрейденберг, как таковых (вернее, их фрагментов), ограничивается по сей день двумя давнишними публикациями в парижских эмигрантских журналах.
В журнале "Синтаксис" №16 за 1986 год на 15 страницах был размещен их фрагмент, озаглавленный: Ольга Фрейденберг - Будет ли московский Нюрнберг? (из записок 1946-1948).
И хотя в конце статьи, наряду с краткой, но емкой справкой о незаурядном авторе записок, дается ссылка на книгу Э. Моссмана 1981 года, материал, тут размещенный, несравненно полнее, чем в ней (за указанный период, разумеется).
Текст же, опубликованный в Историческом альманахе "Минувшее" (Paris: Atheneum, 1987. Вып. 3. стр. 9): Ольга Фрейденберг - Осада человека / публ. К. Невельского, и вовсе дает обширный массив нового, по сравнению с книгой Моссмана, материала из Записок именно блокадного времени (не говоря уже о более текстологически точном и последовательном изложении его).
Кстати, несколько слов об авторе этих двух публикаций.
Несмотря на то, что в "Синтаксисе" он вообще не указан, а в "Минувшем" фигурирует некий К. Невельский, во всех библиографиях Фрейденберг в качестве публикатора обеих статей указывается Ю.М. Каган.
Не составляло большого труда определить, что это Юдифь Матвеевна Каган (1924-2000) - замечательный филолог и переводчик, автор книг о Марине Цветаевой и Иване Владимировиче Цветаеве, дочь Кагана Матвея Исаевича - философа, культуролога и даже энергетика, участника так называемого «Невельского кружка» (отсюда и псевдоним в "Минувшем"), куда входили Бахтин, Лосев, Юдина...
Разумеется, сотрудничество с эмигрантскими журналами и публикация антисоветских текстов (каковыми являются по сути Записки Ольги Фрейденберг) было в те годы поступком исключительного мужества даже и при сокрытии авторства, и необходимо отдать таким людям должное..
Анастасия Цветаева и Юдифь Каган (отсюда)
Кроме того имеется еще фрагмент Записок, опубликованный в журнале Человек: Университетские годы /предисл., публ. и коммент. Н. В. Брагинской // Человек. 1991. № 3. стр. 145-156 (его мне не удалось найти) и доклад «Воспоминания о Н.Я. Марре», прочитанный Ольгой Фрейденберг на заседании кафедры классической филологии 23 декабря 1937 года, а позже включенный ею в текст Записок (О.М. Фрейденберг. Воспоминания о Н.Я. Марре. Предисл. И.М. Дьяконова; публ. и примеч. Н.В. Брагинской // Восток-Запад: Исследования. Переводы. Публикации. М., 1988. стр. 181-204)
И публикация в журнале "Вопросы литературы" 2017, №5, с фрагментами Записок Фрейденберг, отражающих события 1917 года:
О. ФРЕЙДЕНБЕРГ - Фрагменты из мемуаров. Год 17-й (Публикация и комментарии Н. Костенко)
с вступительной статьей:
Н. БРАГИНСКАЯ - Русская революция в мемуарах и письмах О. Фрейденберг
Вот практически все, что мы имеем на данный момент в изданном виде из Записок Ольги Михайловны Фрейденберг.
Впрочем, как писала еще в 2013 году Нина Владимировна Брагинская: "Текст мемуаров подготовлен, выложен на сайте «Архив Фрейденберг» под паролем и может быть открыт в один день. Я рассчитываю публиковать его по частям и продолжать пополнять комментарий онлайн, но такая возможность - открыть его разом - тоже у меня есть. Понятно, что он не мог быть опубликован при советском режиме, но и последние два десятилетия не только тщательная выверка огромного текста, набор, комментарий меня задерживали, но и мысль о том, сколько фанаберии и конформизма, высокомерной узости и страха самостояния выступит наружу, едва этот филологический роман увидит свет. Мне даже не очень хотелось до этого дожить. Но теперь время пришло".
[Дух записок. Реплика Н.В. Брагинской по поводу интеллектуального наследия О.М. Фрейденберг и книги П.А. Дружинина «Идеология и филология»]
Я сделал запрос на сайте Архива - планируется ли публикация полного текста Записок, и получил обнадеживающий ответ, что "мы надеемся издать Записки в 2020 году".
Так что осталось надеяться и ждать, кажется, совсем недолго..
Но я, все же, провел самостоятельную работу по компиляции изданных осколков Записок (что касается Блокадной их части) и слепил из имеющегося возможно полное целое..
За основу была взята публикация в альманахе "Минувшее" - у меня здесь это сканы листов..
Отсутствующее в альманахе, дополнил имеющимся в книге Переписка Бориса Пастернака, 1990, оттуда же взял и письма - это то, что набрано шрифтом..
Плюс к этому, воспользовался небольшими фрагментами Записок, приведенными в статье Ирины Паперно - «Осада человека»: Блокадные записки Ольги Фрейденберг в антропологической перспективе. Эти цитаты (часто с комментариями автора статьи) содержат в конце в квадратных скобках их атрибутацию относительно первоисточника, где римская цифра означает номер тетради, арабская после двоеточия - главу и арабская после запятой - страницу.
Подобная точность их расположения очень помогла мне в нахождении соответствующего места для цитат из книги с перепиской 1990 года издания, так как помимо часто вольного текстуального изложения там и вообще зачастую изменен порядок приводимых цитат с соединением их самым непредсказуемым образом.. Так что пришлось повозиться!..
Цитаты из статьи Паперно набраны италиком..
Кроме того, для более наглядного ощущения времени, постарался отыскать соответствующие описываемым событиями пропагандистские хроникальные ролики, как советские, так и немецкие.. Они полные, но флажок для начала и окончания первого проигрывания я в каждом поставил на соответствующее место, так что это не так долго смотреть..
= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =
Ольга Михайловна Фрейденберг (1890-1955) начала писать свою блокадную хронику 3 мая 1942 года, рассказав о первом дне войны. Она систематически документирует разворачивающуюся катастрофу, фиксируя внимание на двойном бедствии: «война с Гитлером» и «наша политика» [XII bis: 1, 1]
Она видит происходящее - и в городе, и в семье - в политической перспективе и, рассуждая, с первой страницы, о том, каково «теоретическое значение случившегося» [XII bis: 1, 1]
/… становилось страшно/ за быт. Какие впереди бедствия!
Был приятный летний день, воскресенье с отдыхом, раскрытые окна, тихие зеленые деревья. Нет, подготовки не ощущалось. История шла с далекой окраины. И чувствовалось: ах, еще не так все страшно; устроится, жизнь поможет; еще далеко; много, много нужно, пока доползут события и до нас и перережут дни; что ж, пора - «хучь гирше - да инше».
В первую же военную ночь, с 22-го на 23 июня, в городе была объявлена воздушная тревога. Она произвела на меня ужасающее действие. Необычайность воздушного налета - убийства с воздуха - потрясла меня. Я лежала, не усваивая, не понимая, не принимая эту странную жизнь, этих странных людей, тиранов в ссоре, заводов взрывчатых веществ, бомб, бросаемых в постели спящих жителей, детей, стариков. Меня трясло, сердце останавливалось.
Потом было много воздушных тревог, но без бомбометания.
Б. ПАСТЕРНАК - О. ФРЕЙДЕНБЕРГ
Москва [9 июля 1941 ]
Дорогая, золотая моя Олюшка!
Ну вот, ну как это тебе нравится! Пишу тебе совсем в слезах, но, представь себе, о первой радости и первой миновавшей страсти в ряду предстоящего нам: Зину взяли работницей в эшелон, с которым эвакуируют Леничку, и таким образом, он с Божьей помощью будет не один и будет знать, кто он и что он. Сейчас их отправляют, и я расстаюсь со всем, для чего я последнее время жил и существовал.
Женичка в армии, где-то в самом пекле, в Вашем направлении.
Ты удивишься, но в самых неподходящих условьях, среди трагических разговоров и в бомбоубежище, я вдруг начинаю рассказывать о тебе и твоем Теофрасте, чем привожу всех в восхищенье.
Пиши мне по городскому адресу: Москва 17, Лаврушинский пер. д. 17/19 кв.72.
Как здоровье тети Аси?
Крепко целую вас обеих. Пиши мне, помни меня, пользуйся мной.
Детей отправляют на восток от Казани, на Каму.
Что будет со мною, не знаю. На даче я вырыл глубоченную траншею, но дорога эта западная, там будет по отъезде моих пусто и мертво, я наверное там не выживу.
Обнимаю тебя.
Твой Б.
Click to view«Ленинград в борьбе», документальный фильм (1942)
Эвакуация Ленинграда стала пугалом. После первых трагических, неустроенных увозов одних детей, родители теперь не хотели ни уезжать, ни давать детей. Весь город трепетно хотел оставаться. Ни интеллигенты, ни народ в массе не верили в чужедальние блага, а способы сообщения во вшивых теплушках были ужасны. Однако уже выезжали организации, таща за собой и персонал. Выезжала Академия наук.
Я боялась больше всего эвакуации Университета.
О. ФРЕЙДЕНБЕРГ - Б. ПАСТЕРНАК
Ленинград, 12 июля 1941 <Получено в Москве 21 июля 1941 >
Да, родной Боря, в какие дни мы встречаемся!
Сердце и разум не вмещают событий; суешь дни, как в набитый чемодан, и не влазят. Сейчас села писать, духота такая, что мозг разварен. В комнате 27°.
Я позвала бы тебя к нам, если б верила, что с московским паспортом это возможно. У нас души устоялись, мы спокойны. Может быть, возле нас ты обрел бы обиходный покой.
Женечку, нашего Дудлика, жаль до боли. Скажи Жене, что мама сидит и плачет. Скажи ей, что мы ее сердечно целуем и любим. Обязательно и немедленно пошли ему наш адрес. Мало ли что бывает, он может оказаться в Ленинграде. Наше направление благоприятное. Как они расставались, как прощались, Боже мой! Он такой нежный, незакаленный мальчик!
Что у Шуры? Как Зина поступила с больным мальчиком? Это очень хорошо, что Ленечка имеет маму около себя; ужасны, безумны отрывы /.../.
Тяжелый кризис мы пережили третьего дня, когда встал вопрос - ехать ли со службой или увольняться? Но проблема не в службе, конечно, а в факте переезда к черту на кулички. С утра до вечера приходят друзья, знакомые, члены кафедры. Советуются, прощаются. Поездка Академии наук, с десятками друзей и сотоварищей, заставила нас дрогнуть, а тут уже списки и на нас.
Мучительная коллизия! Но сразу стало легче, как только я приняла решение. Мы остаемся. Я не в силах покинуть любимый город, мама не в силах доехать. Решение, предусматривающее смерть, легкое всегда решение. Оно не требует ни условий, ни программного образа действий. Это единственное решение, которое милосердно и ни на что не покушается. А душа цела и живет. Она контрабандой протаскивает сознание. Страстно интересуют военные события, и с первых дней я записалась в госпиталь. Но покупаю цветы и пишу о сравнениях у Гомера.
Обнимаю тебя, родной. Будь бодр и не расставайся с собой. Придет обетованный час мирового обновления, кровавых зверей задушат. Я верю в уничтожение гитлеризма.
Твоя Оля
Мама молодцом. А что папа и девочки? Есть ли вести?
Die Deutsche Wochenschau (8 июля 1941 немецкие войска заняли Псков)
Союзкиножурнал №69 (19.07.1941)
О. ФРЕЙДЕНБЕРГ - Б. ПАСТЕРНАКУ
Ленинград, 12 августа 1941 <В Москве 16 августа 1941>
Дорогой Боречка, что ты и где ты?
Хочется обменяться вестью. Напомню, что давно уже имела от тебя письмо об отъезде Ленечки, и сейчас же ответила тебе, но с тех пор ничего от тебя не имела.
Что Дудлик, есть ли от него известия? Непременно пошли ему наш адрес, хотя возможности встречи сужаются. Мы надеялись (как я тебе писала), что ты сумеешь по командировке писателей попасть к нам и тут пожить и отдохнуть.
Вопросов тьма: как дядя дорогой, где Женя, Шура, что с Федей, есть ли вести от Зины? Поторопись с ответом. Мы живы и здоровы. Пока не зову тебя до полного устройства.
Б. ПАСТЕРНАК - О. ФРЕЙДЕНБЕРГ
Москва 22 августа 1941 <В Ленинграде 22 сентября 1941>
Дорогая моя Олюшка!
Спасибо за письмо и открытку. Крепко обнимаю тебя и маму. Женя в свое время вернулся со своих работ, и недавно перевелся и уехал с Женею старшей в Ташкент.
Будет большим чудом и счастьем, если эта открытка достигнет тебя. Я совершенно один, и, может быть, если будет можно, в компании с двумя-тремя такими же холостяками, проведаем своих жен под Казанью. Они все здоровы, но им, как и естественно, очень трудно.
Твой Боря
Смерч приближался. Первого сентября произошло самое ужасное бытовое бедствие: закрылись так называемые коммерческие лавки. Это были магазины, где провизия продавалась правительством по взвинченным ценам. Карточки, введенные на хлеб и продукты еще в августе или в июле, особого значения не имели, так как все, что нужно было, можно было купить в магазинах.
И вдруг это все исчезло. Что мы будем есть, что я буду доставать.
Смерч еще ближе, 8-го сентября днем вдруг раздалась в воздухе оглушительная частая стрельба. Это был, казалось, град взрывов, стремительная охапка рокочущей пальбы, разверзающийся поток частых громов, вихрь шума, треска и катастрофы.
Прошло несколько дней, мы уже знали, что такое налеты, бомбы и пожары. Но вдруг - адский взрыв - выстрел. Сотрясается дом, кричат стекла. Мы вскакиваем, как угорелые. Тихо. И вдруг снова выстрел - гром, с грохотаньем ударяющий в дом и рассыпающийся страшным взрывом. Люди, обезумев, не знают, где спастись. Бегут на лестницы, в пролеты, вниз.
Это было еще страшнее, еще слепее, еще непредугаданнее, чем налет с воздуха, еще более неестественно и бесчеловечно. Это был артиллерийский обстрел из тяжелых орудий. К такому ужасу привыкнуть нельзя!
Но мы привыкли. Девять месяцев изо дня в день, с очень редкими паузами. Они дают залп, свистят пронзительным свистом, падают с оглушительным разрывом. И люди ходят по улицам, хожу и я, и каждый из нас, как и каждый дом, ежеминутно подвергается гибели.
(«С нечеловеческой жестокостью немцы убивали ленинградцев» [XII bis: 17, 40])
С бесчеловечной жестокостью немцы убивали ленинградцев. Англичане, совершая свои самые сильные налеты на немцев, налетали едва ли чаще одного раза в неделю на один и тот же город.
Немцы совершали налеты на Ленинград ежедневно, и каждый день по несколько раз, через час, через два, по пять и шесть раз, и по девяти и по одиннадцати раз в день. Сколько им позволял бег времени и солнца, они убивали людей и превращали в развалины пятиэтажные дома. О, эти груды щепок и куски железных кроватей, жилища бедняков, жалкий скарб среди кирпичей и балок. Как все люди бывают уравнены в обнаженном виде, так одинаковы казались все квартиры среди мусора и обломков. У одних домов оставался зияющий скелет, в других поражала дверь, кусок коридора, каменная переборка.
Как только начиналась воздушная тревога, мы, трепещущие, судорожно одевались и выходили в пролет лестницы, этажом ниже. Это наивное самообольщение успокаивало нас. О, этот ужас, эта темнота, этот свист пикирующих немецких бомбардировщиков, этот миг ожидания взрыва, и тотчас же падение смерти, сотрясение дома, глухой крик воздуха.
Die Deutsche Wochenschau Nr.576 (17.09.1941)
Б. ПАСТЕРНАК - О. ФРЕЙДЕНБЕРГ
Москва, 14 сентября 1941 <В Ленинграде 27 сентября 1941>
Дорогая Олюшка!
Какое время, какое время! Как я тревожусь и болею душой за тебя и тетю! Безумно, я тебе сказать не могу! У вас ужасные бомбардировки.
Мы это испытали месяц тому назад. Я часто дежурил тогда на крыше во время ночных налетов.
В одну из ночей, как раз в мое дежурство, в наш дом попали две фугасные бомбы. Дом 12-ти этажный, с четырьмя подъездами. Разрушило пять квартир в одном из подъездов и половину надворного флигеля. Меня все эти опасности и пугали и опьяняли.
Я один, но, наверное, буду зимовать вчетвером с Фединым, Всеволодом Ивановым и Леоновым в одной из наших дач. Женя с Дудликом в Ташкенте. Зина с Леничкой и еще одним мальчиком в Чистополе на Каме, другой ее сын с костным туберкулезом, на Урале.
Было известие из Оксфорда. Все живы.
Твой Б.
Б. ПАСТЕРНАК - О. и А.О. ФРЕЙДЕНБЕРГАМ
Москва, 8 октября 1941 <В Ленинграде 21 октября 1941>
Дорогие Олюшка и тетя Ася!
Адрес Жени: Ташкент, Выставочная, 8, у Ивченко, Евг. Влад. Пастернак.
Кажется, пока они не жалуются, по слухам Женя поступил в университет на матем<атический> факультет, а также подвизается в театре.
Милый друг, Оля, спасибо за открытку и телеграмму. Можешь себе представить, как я им обрадовался!! Я доживаю на даче последние дни со старой жениной работницей: я все-таки навещу Зину, пока не стали реки. Там все спокойно, хотя у Ленички корь, и условия в общежитии, где помещается Зина, наверное, трудные. Она недавно страшно сглупила, заплатив в Лит. фонд за себя и детей за все три месяца, несмотря на свою адскую работу при столовой, между тем, как ничего не делающие жены богачей-лауреатов живут в долг той же организации, не ударяя пальцем о палец.
«Зачем рождается столько детей», - вот последнее Ленино mot*, привезенное в Москву эвакуированными.
* Слово, высказывание (фр.).
Москва, 8 октября 1941 <В Ленинграде 21 октября 1941>
Дорогие, золотые мои!
Вот еще раз на всякий случай адрес Жени: Ташкент, Выставочная, 8, у Ивченки, ей. Какое счастье было бы, если бы вы съехались!
Папа и сестры живы, справлялись о нас по телеграфу, - перед отъездом к Зине в Чистополь, протелеграфирую им Pasternak 20 Park Town, Oxford о вас и о нас.
Конечно, я страшно соскучился по Леничке, он просил Зину «пусть папа приедет, чтобы не летали бомбы». Вызовы Зины все требовательнее и ультимативнее, мне хочется съездить к ней.
Если бы случилось такое чудо, и вы проездом или в виде окончательной цели оказались в Москве как раз в мое временное отсутствие, тут будут всякие возможности, начиная с квартиры, некоторого топлива, некоторого количества картошки и капусты и т.д. и т.д. в ведении Жениной старой работницы, Елены Петровны Кузьминой, Тверской бульв. 25 кв. 7. Е.В. Пастернак. Может быть, у ней будет жить и Ахматова, вас это нисколько не стеснит, это хороший и простой человек.
Москва, 8 октября 1941 <В Ленинграде 21 октября 1941>
Трижды родные!
Адрес Жени: Ташкент, Выставочная 8, у Ивченки, Евг. Влад. Пастернак. На время моего выезда из Москвы, если бы вы в ней случились, к вашим услугам все пустующее, городское и деревенское, в Лаврушинском и на Тверском бульваре (25 кв. 7) и какие будут запасы овощей и топлива. Все это в ведении старой Жениной работницы, Елены Петровны Кузьминой (кроме Жениной квартиры, она, может быть, у своей сестры: Москва, Кропоткинская, 3, кв. 20; у М.А. Родионовой).
Кто бы у меня ни поместился в мое отсутствие, вам всегда все обеспечено. Я ей про вас рассказал, и введет вас к ней Шура (Гоголевский бульв. 8 кв. 52, тел. К-4-31-50).
Если вас судьба закинет к Женям, это будет благо и праздник, которому нет названья. Посмотрите тогда за ними. Пусть работают и зарабатывают, это главное. У них, кажется, хорошо и беззаботно.
( Продолжение здесь)
= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =
Так же по теме:
▪ Блокада Ленинграда в документах из рассекреченных архивов
▪ Ольга Берггольц: Блокадные дневники
= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =
