(no subject)
Про «Мечтателей» Бертолуччи.
Мэтью («божий дар», а божий дар - это искра сознания) - новорожденное существо, имеющее доступ к чистому разуму (достаточно вспомнить его пифагорейско-аполлонические операции с размерностями зажигалки), внезапно обнаруживает связь с мощнейшей неструктурированной энергией спонтанного творения форм, персонифицированной в расщепленном андрогине Тео («бог»)/Изабель («чтящая бога», «красота»). Поскольку они воплощают ложное обещание вечности бытия («Тео, это навсегда? Мы навсегда?»), их имена - мишура для обольщения Мэтью, как и все остальные вакхические попытки обрести подобие жизни, поселившись в питательной среде его головы: подчинительная инициация Мэтью, представленная в форме коитуса с «девственной» Изабель - девственность тут символизирует иллюзорную свежесть искусства, обычно овладевающую молодыми интеллигентами в период полового созревания. Ложность, пустота (в плохом смысле) Тео/Изабель подтверждается нарочитой убогостью их (по)родителей. Темным бессмысленным силам почти удается подчинить Мэтью, разверзнуть алчущую пасть его желаний и забросить в хаотичный, ускользающий омут бытия. Однако в критический момент ему удается проявить и осознать ничтожество Тео/Изабель, их полнейшее равнодушие ко всему, кроме бессмысленного и неясного акта перводвижения. Он с некоторым сожалением, но твердо оставляет их, обращаясь, по-видимому, к экзистенциальным вопросам, а не к псевдосамоочевидным ответам ложных первичных хотений. Тео/Изабель бесследно распадается в хаосе какой-то иной, но очень похожей силы-воли (в фильме - полиции).
Мэтью («божий дар», а божий дар - это искра сознания) - новорожденное существо, имеющее доступ к чистому разуму (достаточно вспомнить его пифагорейско-аполлонические операции с размерностями зажигалки), внезапно обнаруживает связь с мощнейшей неструктурированной энергией спонтанного творения форм, персонифицированной в расщепленном андрогине Тео («бог»)/Изабель («чтящая бога», «красота»). Поскольку они воплощают ложное обещание вечности бытия («Тео, это навсегда? Мы навсегда?»), их имена - мишура для обольщения Мэтью, как и все остальные вакхические попытки обрести подобие жизни, поселившись в питательной среде его головы: подчинительная инициация Мэтью, представленная в форме коитуса с «девственной» Изабель - девственность тут символизирует иллюзорную свежесть искусства, обычно овладевающую молодыми интеллигентами в период полового созревания. Ложность, пустота (в плохом смысле) Тео/Изабель подтверждается нарочитой убогостью их (по)родителей. Темным бессмысленным силам почти удается подчинить Мэтью, разверзнуть алчущую пасть его желаний и забросить в хаотичный, ускользающий омут бытия. Однако в критический момент ему удается проявить и осознать ничтожество Тео/Изабель, их полнейшее равнодушие ко всему, кроме бессмысленного и неясного акта перводвижения. Он с некоторым сожалением, но твердо оставляет их, обращаясь, по-видимому, к экзистенциальным вопросам, а не к псевдосамоочевидным ответам ложных первичных хотений. Тео/Изабель бесследно распадается в хаосе какой-то иной, но очень похожей силы-воли (в фильме - полиции).