Двадцать три камуфляжа
И он вызвался первым.
- Смелый, - решили остальные, но звали смельчака по-прежнему - Корнеплодом (только корнеплоды красят ногти и носят приспущенные джинсы).
Двадцать три камуфляжа, двадцать две сумки со сменным бельем: Корнеплод был настоящим смельчаком и не думал о таких мелочах, как сменное белье и зубная щетка.
Они ехали на север - туда, где клубился горизонт. В одной колонне с Уралами МЧС и полными воды цистернами на шасси КамАЗов.
- Здесь черная выжженная земля и тлеющие от корней сосны, - прорываясь сквозь дым волнами сотовой связи, говорил ты, девятый в списке добровольцев (тот самый, о ком все мои мысли). - Тушим падающие деревья на участках, где огонь идет низом. Сначала обгорают корни, потом тлеет внутри ствола. Представляешь голландку? Эти сосны внутри пустые и также гудят ветром.
Я сняла обручальное кольцо и положила его в ящик комода, туда, где ты оставил свое. Я вложила свой золотой символ в твой. И мой символ был впору твоему.
Двадцать три камуфляжа, застегнутых наглухо. В обезумевших полчищах выкуренных ос.
Корнеплод не боялся ос: он ел и пил вместе с ними, и все бы звали его Смельчаком, но он носил приспущенными даже камуфляжные брюки, как самый заправский корнеплод.
Иногда он раздевался совсем, открывая осам самое ценное. Они удовлетворяли свое осиное любопытство и улетали искать щели в застегнутых наглухо камуфляжах.
Случайный пьяный в сквере поведал мне, что он на душевном краю. Здесь, сидя под мутными лунами фонарей, я совсем не видела края - вашего клубящегося горизонта.
Ты, девятый в списке добровольцев (тот самый, о ком все мои мысли), позвонил через двое суток и сказал, что на самом краю дурачок ищет красную рубашку в своем доме, когда соседний уже горит. Что если пожар идет верхом, в пять секунд вспышками выжигается кислород в кронах в радиусе пятидесяти метров, за вспышками идет волна пламени… и наступает ночь. Что шестеро добровольцев пропало в клубящемся горизонте...
Семнадцать камуфляжей. Шестнадцать - застегнутых наглухо.
Корнеплод знал, что осы просто хотят пить, и развесил свою одежду сушиться на выживших ветках.
- Проветрюсь, - сказал абсолютно голый Корнеплод в черном тлеющем лесу.
- А это что такое? Совсем ох…ли? - МЧСники - бывалые люди, они видели и не такое, но тут вдруг удивились.
- Это Маугли, - сказал ты, девятый в списке добровольцев (тот самый, о ком все мои мысли).
- Он с осами одной крови, - добавил кто-то еще.
Шесть потерянных камуфляжей вернулись через сутки и много пили. В сводках была тишина, и даже не было раненых - тех двух трактористов и МЧСника, которых накрыла ночь верхового пожара. Только две строчки о том, что они возвращались домой - двадцать два прокопченных камуфляжа и Маугли, которого больше никто не называл Корнеплодом.
- Смелый, - решили остальные, но звали смельчака по-прежнему - Корнеплодом (только корнеплоды красят ногти и носят приспущенные джинсы).
Двадцать три камуфляжа, двадцать две сумки со сменным бельем: Корнеплод был настоящим смельчаком и не думал о таких мелочах, как сменное белье и зубная щетка.
Они ехали на север - туда, где клубился горизонт. В одной колонне с Уралами МЧС и полными воды цистернами на шасси КамАЗов.
- Здесь черная выжженная земля и тлеющие от корней сосны, - прорываясь сквозь дым волнами сотовой связи, говорил ты, девятый в списке добровольцев (тот самый, о ком все мои мысли). - Тушим падающие деревья на участках, где огонь идет низом. Сначала обгорают корни, потом тлеет внутри ствола. Представляешь голландку? Эти сосны внутри пустые и также гудят ветром.
Я сняла обручальное кольцо и положила его в ящик комода, туда, где ты оставил свое. Я вложила свой золотой символ в твой. И мой символ был впору твоему.
Двадцать три камуфляжа, застегнутых наглухо. В обезумевших полчищах выкуренных ос.
Корнеплод не боялся ос: он ел и пил вместе с ними, и все бы звали его Смельчаком, но он носил приспущенными даже камуфляжные брюки, как самый заправский корнеплод.
Иногда он раздевался совсем, открывая осам самое ценное. Они удовлетворяли свое осиное любопытство и улетали искать щели в застегнутых наглухо камуфляжах.
Случайный пьяный в сквере поведал мне, что он на душевном краю. Здесь, сидя под мутными лунами фонарей, я совсем не видела края - вашего клубящегося горизонта.
Ты, девятый в списке добровольцев (тот самый, о ком все мои мысли), позвонил через двое суток и сказал, что на самом краю дурачок ищет красную рубашку в своем доме, когда соседний уже горит. Что если пожар идет верхом, в пять секунд вспышками выжигается кислород в кронах в радиусе пятидесяти метров, за вспышками идет волна пламени… и наступает ночь. Что шестеро добровольцев пропало в клубящемся горизонте...
Семнадцать камуфляжей. Шестнадцать - застегнутых наглухо.
Корнеплод знал, что осы просто хотят пить, и развесил свою одежду сушиться на выживших ветках.
- Проветрюсь, - сказал абсолютно голый Корнеплод в черном тлеющем лесу.
- А это что такое? Совсем ох…ли? - МЧСники - бывалые люди, они видели и не такое, но тут вдруг удивились.
- Это Маугли, - сказал ты, девятый в списке добровольцев (тот самый, о ком все мои мысли).
- Он с осами одной крови, - добавил кто-то еще.
Шесть потерянных камуфляжей вернулись через сутки и много пили. В сводках была тишина, и даже не было раненых - тех двух трактористов и МЧСника, которых накрыла ночь верхового пожара. Только две строчки о том, что они возвращались домой - двадцать два прокопченных камуфляжа и Маугли, которого больше никто не называл Корнеплодом.