i'm just a little person
Это вступление из книжки-сценария "Синекдохи, Нью-Йорк" Чарли Кауфмана,
и я его перевёл.
Они хотят, чтобы я написал вступление.
Достают меня. Этот парень, Кит, из Нью-Маркет Пресс. Я уже дал согласие и прошёл через длинное интервью для этой книги и теперь влип в бесконечные пресс-дела, связанные с фильмом, который выходит уже довольно скоро (по мне так - недостаточно скоро). Я путешествую по стране (Сан-Франциско, Бостон, Нью-Йорк, Калифорния, Чикаго, Даллас, Остин, Денвер, Сиэттл - кажется, так) и летал туда-сюда в Европу дважды за один только октябрь. Почти каждую ночь в самолёте на протяжении целого месяца. И вот, на самом пике всего этого, они просят меня написать вступление к этой штуке, и я говорю, через посредников, что у меня нет времени и желания. Я получил новый e-mail, сейчас, вот только что, от Кита, который говорит, что оставил место в начале книги для моего вступления, так, словно мои ответы до него вообще не доходили. Что ж, окай, сейчас я пишу этот вариант, вымещаю своё недовольство, или вроде того. Я не получаю никаких денег за такие вот книги. К каждому моему фильму выходила книга-сценарий. Кажется, один раз я получил чек на 8 долларов. Так что я не особо мотивирован и злюсь.
Другая проблема заключается в том, что у них есть идея, будто я должен объяснять во вступлении, почему я решил публиковать эту версию сценария, ту, что находится в книге, которую вы сейчас держите в руках, если сейчас её вообще хоть кто-нибудь держит в руках. Эй, есть тут кто-нибудь? Эта тема с вариантом сценария - не слишком интересная. Но ладно, если кого-то это волнует, я выбрал эту версию, потому что нужно было выбрать какую-то - а эта оказалась самой простой в смысле подготовки к публикации - так как с ней мы запускались с фильмом, в ней уже всё было собрано как надо. Если бы мне пришлось собирать воедино версию, на которой базировался конечный вариант фильма, то пришлось бы иметь дело с изменениями, появившимися в ходе съёмок: импровизации актёров, переписанные места, новые персонажи, сцены, которые мы поменяли местами, бла-бла-бла - которыми у меня не было ни времени, ни желания заниматься. Я не хочу перечитывать этот сценарий, не то, что переделывать его. Я правда просто пытаюсь как-то продраться сквозь это вступление - конец осязаем, он уже замаячил где-то вдалеке. В любом случае, никто ведь не покупает эти книги. Я даже не уверен, что их вообще выпускают. Думаю, это просто часть промоушэна, более ли менее. Так что после каждого фильма у меня происходит один и тот же разговор с продюсером:
Он: Что думаешь делать с книгой-сценарием?
Я: Без разницы. Давай не будем её делать.
Он: (пауза, короткий осуждающий взгляд) Думаю, мы должны это сделать. Привлечь Эстер <издатель в Нью-Маркете>? Ей нравится фильм.
Я: Без разницы. Пусть так.
Он: Окай. Какую версию мы используем?
Я: Без разницы. Ту, с которой проще всего.
Он: (пауза, короткий осуждающий взгляд) Окай.
Я: (с мольбой, отчасти оправдываясь) Я к тому, что ну, какая вообще разница?
Он: Окай. Я свяжусь с ними.
И вот я здесь, как уже знал, что окажусь, однажды дав согласие на публикацию этого сценария, пытаюсь писать вступление и исхожу от злобы на Кита. Я даже не знаю этого Кита. Никогда его не видел, насколько я знаю (что, между тем, может быть полной неправдой). Я мог встречаться с ним раз 40 и ни разу не обратить внимания. Я даже не знаю, как называется его должность, вот насколько Кит и эта книга-сценарий имеет отношение к моей жизни. К каждому фильму, к которому я пишу сценарии, я прошу помощи в подготовке к публикации этих книг. Думаю, с «Быть Джоном Малковичем» это было просто потрясающе. Это был мой первый сценарий и его публиковали. Но очень скоро я понял, что никто не покупает эти книги, никто не читает эти книги и я не сделаю никаких денег с этих книг. Так что я начал выходить из себя из-за людей, которые, по мере приближения к концу каждого нового фильма, начинают хотеть от меня бесплатной работы над сайдпроектом, на который потом никто и не взглянет. Кто такой этот Кит, что ему позволено вот так шантажировать и изводить меня? Понятия не имею. Думаю, ему где-то лет сорок. Думаю, он работает в офисе. Наверное у него светлые волосы, аккуратно уложенные на один бок. Носит ли он очки? Похоже на то. Он меня достаёт, он не часть моей жизни - ничего интересного. Когда я вижу e-mailы от него в своём компьютере, я чувствую, как начинаю злиться от понимания, что он снова будет меня эксплуатировать. Он меня раздражает. В этом он весь. Но если я остановлюсь и подумаю об этом (как я сделал только что), если я попробую расширить свой взгляд на мир (что я только что сделал), я пойму, что в каждый момент, когда я существую как я - Кит существует как Кит. Он - не случайное письмо в моём электронном почтовом ящике. Каждое мгновение каждого дня, он проживает свою жизнь где-то вдали от меня. В качестве эксперимента, я решил написать Киту и попросить его рассказать немного о себе. После его первой реакции («Хэй, Чарли, ты меня подкалываешь или вроде того?»), и последовавшего ответа («нет, ничего такого - у меня есть одна идея, и я с ней забавляюсь»), Кит послал мне вот это:
«Окай - я быстро отвечу на твои общие вопросы и, надеюсь, это даст тебе плацдарм для твоей дальнейшей работы. Я собираюсь быть честным. Знаешь, ты выставил жизнь Кейдена напоказ и сделал это невероятно открыто, так что вот тебе моя краткая попытка сделать тоже самое. -
«Я вырос в 50-е в спокойном, почти идиллическом месте в Коннектикуте и видел как мой отец тащится в Манхэттен каждое утро - и дал себе слово, что никогда не буду делать так же. Мы пили чай с тостами каждое утро, а потом я его провожал.
«В 60-е я поступил в престижную школу для мальчиков в Массачусеттсе, которая радикализировала мои взгляды - борясь против местных устаревших традиций, я начал издавать подпольную газету, писал стихи, протестовал против войны во Вьетнаме. Я выбрал себе Оберлинский колледж, вдали от Огайо - который оказался для меня раем - там я увидел живых женщин (!), музыку, живопись, кино в изобилии, политику, духовные упражнения (я учился вместе с тибетским монахом по имени Геше Сопа, который учил медитации и всему пути постижения жизни) - так много интересных душ - включая Джули Тэймор и Билла Ирвина. У меня начались романтические отношения с танцовщицей, которые продлились 12 лет. Мы переехали в жуткий Манхэттен и жили счастливо (до поры до времени) в Верхнем Вест-сайде. Я научился вручную набирать книги в Оберлине в холодном подвале профессора английского языка, и четверо из нас, поэтов сделали самиздатовские маленькие книжки, которыми мы ужасно гордились и осознали, что можем опубликовать новое письменное слово.
«Я знал, что хочу работать в издательстве и после смехотворной работёнки в крутой конторе, я приземлился на потрясающей работе в Рэндом Хаус - работа над полным словарём, где надо было искать новые слова и писать определения. Я ушёл из Рэндом Хаус через 10 лет и перешёл в Нью-маркет Пресс в 1989-м, небольшую компанию, где я мог снова участвовать во всех ступенях подготовки книг к публикации.
«Тем временем я пережил тяжёлое расставание с моей подружкой из колледжа и стал встречаться с девушкой из Норвегии, тоже из издательства, это были долгие отношения. Она увлекалась духовными упражнениями и помогла мне врубиться в Гурджиева, что на время заставило меня переехать во Францию, Швейцарию, а затем обратно в Нью-Йорк. Я потерял Сэнди в 1995-м - из-за рака яичников, который диагностировали у неё в 1991-м. Она предпринимала огромные усилия, борясь за своё исцеление, и этот опыт оказал влияние на всю мою оставшуюся жизнь.
«Год спустя мне посчастливилось встретиться с чудесной японской женщиной на ретрите в Фениции, Нью-Йорк, что закончилось нашей свадьбой в Сити-Холле шесть месяцев спустя, на самом пике - якобы для того, чтобы решить проблемы с визой, но в то же время и по любви! Теперь у меня два приёмных сына, Нобу и Акира, и две внучи - Химука и Минато, которые как раз только что приезжали. Я особо не говорю по-японски, но для меня словно открылся целый мир. Это может быть прекрасно и притягательно.
«Я живу в 60 милях к северу от Нью-Йорк Сити, в Брюстере, штат Нью-Йорк, на паре акров земли с прудом - вместе с преданной собачонкой, которую мы подобрали, с тремя кошками: Мей-Чан из Йокогамы, которая требует японской еды, Мусаси - упрямицы, которую мы спасли из Бруклина, которая, по словам ветеринара, являлась котом - и потому получила самурайское имя, но оказалась кошкой - и все ещё упрямой; и новым членом нашей семьи - Иккуем, названным в честь дзэнского монаха, котом, сбежавшим от молнии в прошлом году и провозгласившим, что нашёл у нас свой дом.
«Из последних новостей: я больше не ем говядину, хотя мой пёс всё ещё питает к ней пристрастие. Он идёт вслед за мной к тому месту, где находится гриль и смотрит, как я готовлю. Три дня назад я снял верхнюю оболочку с гриля и заметил под ним кое-что - мышь сделала себе фантастическую кроватку из хлопкового материала оболочки гриля и из листьев. Я прогнал её оттуда и обнаружил там двух новорожденных мышат. Пёс был в восторге, лаял, и моя жена пришла взглянуть на это семейство. Мы закрыли гриль обратно, пожелали им всего хорошего и приготовили стейк для пса, как раз так, как он любит. Я проверял как там мышиные дела в один из дней, чтобы почистить их новое жилище.
«Я люблю работать над книгами и таскаю свою работу за собой повсюду. Меня ведёт безумный перфекционизм, который никогда не возможно полностью удовлетворить, но он скрашивает мои дни на работе. Мне нравится идея создателя ковров из средневекового Востока, который залатывает едва заметную дыру в ткани, демонстрируя тем самым собственное смирение и недостижимость Духа Совершенства.
«И вот сегодня у меня ещё немного болит голова, остатки температуры - но мне приятно писать эту быструю краткую биографию для тебя и, надеюсь, она прояснит то, что ты искал».
Ого. Письмо Кита дало гораздо больше, чем я от него ожидал. Теперь я люблю Кита. Теперь я чувствую свою связь с ним. Мне столько всего нравится в его письме. Не в последнюю очередь его желание соучаствовать и открыто рассказывать о себе, его вера в то, что я не обману его доверие. Мне нравится, что он принял меня всерьёз. Это заставило меня задуматься: как много сотен людей, с которыми я ни разу не разговаривал, которых я совсем не знаю (о которых я думал, что их и не важно знать) работали над этим фильмом? Нет ничего второстепенного. Периферия - это иллюзия индивидуального сознания. Каждый из нас в своём разуме - центр вселенной, и всё находится в прямом отношении близости или важности для нас самих. Но если двинуться по направлению к периферии собственного существования, то можно обнаружить, что это центр для кого-то другого. Теперь я чувствую свою ответственность перед Китом. Я больше не могу закрывать глаза на его существование. Не уверен, что мне это нравится. Возможно, проще было бы воспринимать всех людей находящимися на периферии. Возможно, так мы все и делаем. Это странный и обескураживающий опыт - давать людям возможность заполнять твой разум во всей их целостности. Насколько проще видеть их проживающими свои жизни для твоей собственной выгоды.
Так или иначе, это каким-то образом подводит меня к тому, что я хотел объяснить в сценарии, который вы, воображаемый читатель, сейчас держите в своих руках. И жестокий опыт вашей жизни, который сейчас привёл вас к этой книге, теперь вступит во взаимодействие с жестоким опытом моей жизни, в том виде как он представлен в этом сценарии. Надеюсь, мы узнаем друг друга.