Когда ложка становится тяжёлой.
__________
«Грегори улыбнулся. Склонность его матери к загадочности бесспорно возрастала. Люди, не знающие её, могли бы подумать, что она помутилась в рассудке; однако Грегори знал, что у неё всегда имелась твёрдая точка отсчёта, что-то, что для неё означало логическую связь. Вероятно, объяснения потребовались бы слишком длинные. Грегори прикинул, не это ли значит состариться: всё, что вам хочется сказать, требует контекста. Если вы пытаетесь изложить весь контекст, вас считают болтливым старым идиотом. Очень старые нуждаются в толмачах, как и очень юные. Когда старики теряют своих близких, своих друзей, они теряют с ними своих толмачей; они теряют любовь, но, кроме того, теряют способность речи в ее полноте».
(Дж. Барнс «Глядя на солнце», пер. И. Гуровой)
__________
Он постарел… Нет, не в миг…
Его волосы, опаленные вспышками событий, упали на лоб серым пеплом, закрутились на ветру, разметались по небу белым пухом. Остались только одинокие тусклые блики.
Смялись шелковые простыни лица, холодным сквозняком сдуло с них поцелуи, залило горькой водой через щели в окнах.
Мир стремительно поменялся… технологии, информация, моды… Этот большой мир ему уже было не догнать. Но и его собственный мирок всё чаще подводил. Предметы тяжелели, пути удлинялись, деревья снова становились большими
В какой-то момент он начал часто-часто кивать, да так и не перестал. Без остановки кивал он своим воспоминаниям: «Да, да, я помню вас, не забыл… всё забыл, но не вас». Он уже и не замечал, что правда мешалась с вымыслом, что правды всё меньше.
Он бережно нёс свои фантазии - самое ценное и единственное, что у него осталось. Так боялся потерять их, что двигался медленно-медленно, еле-еле переставляя ноги, дрожа всем телом от этого страха.
Потом он (кто-то использует здесь слово «отош…») отошёл. Отошёл, не нацарапав на обрывке картона «на 15 мин.», но оставив то же безнадежное чувство, что теперь уж не дождёшься обратно.
Что осталось? Его вымыслы, наши домыслы, иллюстрированные выцветающими фотографиями и хромыми вещами.
Летят мысли. Позвякивает ложка в чашке чая.
«Грегори улыбнулся. Склонность его матери к загадочности бесспорно возрастала. Люди, не знающие её, могли бы подумать, что она помутилась в рассудке; однако Грегори знал, что у неё всегда имелась твёрдая точка отсчёта, что-то, что для неё означало логическую связь. Вероятно, объяснения потребовались бы слишком длинные. Грегори прикинул, не это ли значит состариться: всё, что вам хочется сказать, требует контекста. Если вы пытаетесь изложить весь контекст, вас считают болтливым старым идиотом. Очень старые нуждаются в толмачах, как и очень юные. Когда старики теряют своих близких, своих друзей, они теряют с ними своих толмачей; они теряют любовь, но, кроме того, теряют способность речи в ее полноте».
(Дж. Барнс «Глядя на солнце», пер. И. Гуровой)
__________
Он постарел… Нет, не в миг…
Его волосы, опаленные вспышками событий, упали на лоб серым пеплом, закрутились на ветру, разметались по небу белым пухом. Остались только одинокие тусклые блики.
Смялись шелковые простыни лица, холодным сквозняком сдуло с них поцелуи, залило горькой водой через щели в окнах.
Мир стремительно поменялся… технологии, информация, моды… Этот большой мир ему уже было не догнать. Но и его собственный мирок всё чаще подводил. Предметы тяжелели, пути удлинялись, деревья снова становились большими
В какой-то момент он начал часто-часто кивать, да так и не перестал. Без остановки кивал он своим воспоминаниям: «Да, да, я помню вас, не забыл… всё забыл, но не вас». Он уже и не замечал, что правда мешалась с вымыслом, что правды всё меньше.
Он бережно нёс свои фантазии - самое ценное и единственное, что у него осталось. Так боялся потерять их, что двигался медленно-медленно, еле-еле переставляя ноги, дрожа всем телом от этого страха.
Потом он (кто-то использует здесь слово «отош…») отошёл. Отошёл, не нацарапав на обрывке картона «на 15 мин.», но оставив то же безнадежное чувство, что теперь уж не дождёшься обратно.
Что осталось? Его вымыслы, наши домыслы, иллюстрированные выцветающими фотографиями и хромыми вещами.
Летят мысли. Позвякивает ложка в чашке чая.