Нельзя друг без друга.
Когда она была маленькой, у неё были зелёные коленки. Маленькие, пухлые и зелёные. Она много бегала и часто падала. Ещё у неё были уютные ямочки на щеках и такие голубые глаза. Цвета полуденного осеннего неба. А ещё у неё был страх. Она много чего помнила из своего детства, но отчётливее всего помнила страх. Как стояла у новенькой двери квартиры и тряслась от вкрадчивого ужаса, поднимающегося откуда-то из живота. Как убегала по коридору, быстро перебирая своими пухленькими ножками, наполняя голубые глаза слезами. Как сдержанно плакала по ночам, боясь кого-то разбудить. И как, содрагаясь от неизвестности, серьёзно собиралась сбежать в другой город. Иногда, она забывала про свой страх. И тогда она улыбалась всем на улице своими чудными глазами и смеялась, глядя на солнце. Ещё был он. Тихий, с такими же пшеничными волосами, мальчик из соседнего подъезда. Его не любили во дворе. Дразнили маменькиним сынком и хлюпиком. А он просто был мудрее их всех и помогал больной одинокой матери. Как мог. И вот когда ей было страшно до отчаиния и глазки темнели, она выбегала из квартиры. Бежала к пруду с утками. Он всегда там сидел, в клечатой рубашке. И кормил уток. Она, задыхающаяся, перепуганная, садилась рядом, клала голову на плечо и засыпала. Они мало говорили, но понимали друг друга лучше многих. Он умел успокоить, почти ничего не делая. Когда начинало смеркаться, он доводил её до подъезда. Улыбался, подмигивал и уходил. В такие минуты она не боялась возвращаться домой. У них были не совсем обычные отношения для девятилетних. Да и жизнь была не совсем обычной.
Когда ей исполнилось 23, коленки у неё были самые обычные. Красивые, правда. Ямочки на щеках куда-то делись, глаза стали светлее. Но остались такими же глубокими. Она давно жила одна и не боялась возвращаться домой. У неё было много друзей. Близких и не очень. Они её любили. Кто-то искренне, кто-то просто пользовался. Но они составляли всю её жизнь. С ними она чувствовала себя значимой и нужной. Только любви не было. То есть любимого человека. Не получалось у неё. Тот недостаточно нежен, это не понимает, другой думает исключительно о себе, а вот этот вообще самовлюблённый дурак. Вообщем, слыла она привередой жуткой. После очередного неприятного расстования, после привычного "дура" в трубке от какой-нибудь подруги, она приходила к старому пруду с утками. Садилась прямо на траву, как в детстве, доставала батон и крошила его в воду. И ей хотелось встать и уйти из своей жизни. Оставить всех этих людей вокруг, которые вроде как и друзья, и вроде как близки, но всё равно чужие. Не те. Хотелось бежать, разбивая коленки, под музыку первого альбома любимой группы в ушах, бежать. Бежать вниз по лестнице, прислушиваясь к звукам на площадке, опасаясь кого-то за собой, потом по маленькому дворику, через дорогу. И к нему. В клечатой рубашке. Ткнуться виском в плечо и ничего не объяснять. И знать, что всё поймёт. А он, после смерти матери, уехал в какой-то очень далёкий город к дальним родственникам. Без писем. Она ждала сначала, а потом устала. Теперь ей всегда было страшно. Она не знала почему. Может, от того, что не к кому бежать. Или просто. Страшно.
Когда ей исполнилось 23, коленки у неё были самые обычные. Красивые, правда. Ямочки на щеках куда-то делись, глаза стали светлее. Но остались такими же глубокими. Она давно жила одна и не боялась возвращаться домой. У неё было много друзей. Близких и не очень. Они её любили. Кто-то искренне, кто-то просто пользовался. Но они составляли всю её жизнь. С ними она чувствовала себя значимой и нужной. Только любви не было. То есть любимого человека. Не получалось у неё. Тот недостаточно нежен, это не понимает, другой думает исключительно о себе, а вот этот вообще самовлюблённый дурак. Вообщем, слыла она привередой жуткой. После очередного неприятного расстования, после привычного "дура" в трубке от какой-нибудь подруги, она приходила к старому пруду с утками. Садилась прямо на траву, как в детстве, доставала батон и крошила его в воду. И ей хотелось встать и уйти из своей жизни. Оставить всех этих людей вокруг, которые вроде как и друзья, и вроде как близки, но всё равно чужие. Не те. Хотелось бежать, разбивая коленки, под музыку первого альбома любимой группы в ушах, бежать. Бежать вниз по лестнице, прислушиваясь к звукам на площадке, опасаясь кого-то за собой, потом по маленькому дворику, через дорогу. И к нему. В клечатой рубашке. Ткнуться виском в плечо и ничего не объяснять. И знать, что всё поймёт. А он, после смерти матери, уехал в какой-то очень далёкий город к дальним родственникам. Без писем. Она ждала сначала, а потом устала. Теперь ей всегда было страшно. Она не знала почему. Может, от того, что не к кому бежать. Или просто. Страшно.