Чем дальше, тем больше правда
Оригинал взят у inkogniton в Снег и сумасшедшие
На улице дождь и холодно. А я для чего-то лезу в интернет и смотрю погоду в Иерусалиме. В Иерусалиме плюс двадцать шесть. В Иерусалиме иерусалимская осень. Такая осень, которая сразу вспоминается, как только закрываешь глаза. Уже не удушающе жарко, и можно даже похвастаться перед всеми зазнайками из Тель-Авива и, скрывая гордость в голосе, бросить невзначай - да вы что, у нас ночами уже знаете как холодно! Вечерами уже свитера надеваем - это у вас непрерывное лето, а у нас всё по-другому. Иерусалим всё же. И они сразу согласно кивают, соглашаются - ну да, у вас уже вечерами прохладно, надо бы к вам вечерами ездить. И вообще, говорят, в Иерусалиме климат значительно лучше. И сразу проникаешься бессмысленной, бестолковой, совершенно бесшабашной гордостью - да, у нас климат лучше. У нас вообще всё лучше. Мы же в Иерусалиме.
Кто бы ни писал об Иерусалиме, сразу расскажет как там много сумасшедших. Не простых сумасшедших. Иерусалимских. Они совсем другие, непохожие ни на кого. Когда-то я и моя подруга снимали квартиру в одном, не самом лучшем, районе Иерусалима. Перед тем, как в неё въехать, её надо было убрать. Вообще создавалось впечатление, что человек, который там жил до этого, просто в один день решил, что он больше там жить не хочет. И ушёл. В ванной на крючке висел банный халат, рядом висели огромные семейные трусы; на кухне, на плите, засаленная сковородка с остатками яичницы. В духовке недопечённый пирог. Половинка луковицы рядом с раковиной. В комнате, на столике рядом с кроватью, ручка и счета - за телефон, электричество и ручкой что-то подчёркнуто. Написано - это потом. И понимаешь, что человек встал с утра, искупался, надел чистые трусы, пожарил себе яичницу, просмотрел счета, подумал, что это можно отложить. Потом посмотрел в окно и решил, что хватит. Просто хватит. Взял, наверное, ещё одну пару трусов, положил их в карман плаща, и ушёл. Ушёл в иерусалимскую весну. Или осень. А потом, наверное, передумал возвращаться.
Мы разгребали горы мусора, собирали в пакеты сковородки, вилки, халат. Складывали пакеты рядом с входной дверью и, с шутками и прибаутками, кидали монетку - кто пойдёт выкидывать мусор. Потому, что его было столько, сколько нам и не снилось. И когда уже было окончательно решено, кто пойдёт его выкидывать, мы вдруг обнаружили, что мусора у двери нет. Вообще. Ни одного пакета. Мы даже осмотрелись по сторонам, посмотрели направо-налево - может, мы их чуть дальше положили. Пакетов не было. Сосед, проходящий мимо, с жалостью посмотрел на нас - что-то потеряли, да? Вы, девочки, не оставляйте здесь ничего - тут так воруют! Ужас, как воруют! Ничего нельзя оставить. Был он в плаще, и так и подмывало спросить не он ли, совсем недавно, вышел из этой квартиры, положив запасные трусы в карман плаща. Но мы не спросили. Мы вообще ничего не сказали. Только, сдерживая хохот, забежали назад в квартиру и посмотрели друг на друга горящими глазами. С этого момента весь мусор, который мы паковали, мы старались сделать как можно более привлекательным. Тут из пакета торчит ручка от сковородки; там небрежно закинуты пара вилок и ложек; а вот здесь виднеется кончик пушистого банного халата. Мусор в тот день мы не выносили ни разу. Как только пакет оказывался рядом с дверью, он немедленно исчезал. Даже жалко было тех, которые под сковородкой обнаруживали горы штукатурки и прочего мусора. Мы выносили шкафы, серванты, буфеты и казалось, что они никогда не закончатся. И удивлялись - как же столько всего помещалось на этой площади? Как?
Иерусалим. Сумасшедшие. Это такая благодатная тема. На эту тему можно говорить целую вечность. Даже больше, чем вечность.
Когда-то я работала в одном общеобразовательном заведении. Туда надо было ехать на трёх автобусах. У третьего автобуса это была конечная остановка. И водители меня уже знали, здоровались, улыбались, интересовались, как дела. Автобус туда приезжал, останавливался и стоял минут пятнадцать - ждал всех тех, которые едут назад. Остановка была на огромном пятачке - и с одной стороны только пустырь. С другой стороны дорога, дома, само заведение, в котором я работала, а вот с той - горка, с которой видно город. И ветер в лицо от пустоты. Как-то раз, подходя к пустой остановке, я увидела, как водитель автобуса, стоя на первой ступеньке автобуса, писал на пустырь. Вот так стоял и писал. Потому, что всё равно никого не было, а очень хочется. Потому, что он спиной ко всем, а впереди только пустырь. Потому, что это Иерусалим. Потому, что все правила здесь немного искривлены. Закончил своё действие, обернулся, заметил меня. Смущённо было посмотрел, но тут же, как ни в чем не бывало - ну что, поехали? Он не хотел никого обидеть. Он, наверное, даже не понимает, что в этом такого. Он просто сумасшедший - особенный сумасшедший.
Сейчас этот маршрут отменили. Поначалу, все возмущались - как же можно привыкнуть к тому, что всегда едешь на четырнадцатом, а сейчас этот самый четырнадцатый едет совсем в другую сторону. Потом, кажется, привыкли. Но до сих пор бурчат.
Главная иерусалимская гордость, отличающая Иерусалим от всего Израиля, исключая самые отдалённые северные места, это снег. К снегу готовятся заранее. Неделю загодя. Все друг друга обзванивают - вы слышали, в следующий четверг будет снег! Да вы что! Если это правда, надо обязательно позвонить на работу, сказать, что в следующие среду, четверг и пятницу, мы на работу не придём - снег же! Когда-то я пыталась назначить рандеву со своим профессором. Предложила встретиться, к примеру, в понедельник. Да ты что? - он смотрел на меня, как на сумасшедшую, - ты что, новости не смотришь? В понедельник снег! Всё закрыто будет, невозможно доехать, невозможно тут находиться - снег же! И действительно, как же я могла такое предложить. Слушай, звонили мне, а правда, что у вас будет через неделю снег? По телевизору сказали! И совершенно не имеет значения, что, по очевидным причинам, я не могу дать ответ лучше, чем тот, который уже дали в телевизоре. Это никого не смущает. Ведь если человек уже живёт в Иерусалиме, он же точно знает, будет у нас снег через неделю или брешут. Снег почти как встреча далёкого президента - только, кажется, масштабнее. И интереснее.
Когда в Иерусалиме снег, иерусалимцы, притворно-устало смотрят друг на друга и на всех остальных - мол, опять снег! Что поделаешь! И очень тяжело вести машину - ведь это Иерусалим, а не Якутск. У нас, вообще-то, чаще всего лето, но именно сейчас снег. Едешь по улице, со скоростью десять-пятнадцать километров в час и чувствуешь себя Шумахером. Только и слышишь вокруг - бум, бум-бум, бум-бум-бум. И тут же голова водителя из окна - простите, пожалуйста - снег! И ты ему - ничего-ничего, всё понимаем. Не сильный бум - да и как может быть сильный, когда такая скорость. Но бумы продолжаются - едешь, и вокруг одно и то же чередование - бум - простите, бум - простите, бум - простите! Снег же. Однажды я работала в снег. Несмотря и вопреки. Ехала домой, когда уже был самый разгар. И ни одного бума не было - повезло. Но, всё-таки, не совсем. Когда я подошла к машине, я заметила, что боковое зеркало выкорчевано с корнем. Учитывая, что моя машина на улице была единственная и что было выкорчевано зеркало со стороны тротуара, я несказанно удивилась. На зеркале, завёрнутая в пакетик, была записка - простите меня! Я шёл, не удержался, схватился за зеркало! Я всё оплачу. И номер телефона. Я с ним потом встретилась. Рыжий мальчик, лет девятнадцати, ярко-выраженный английский акцент. Я только год здесь живу, краснея и бледнея, рассказывал мне мальчик - я так люблю Иерусалим! Я всю жизнь мечтал! Я и не знал, что в Иерусалиме бывает снег!
Ха! Как это не знать про самое важное! Когда снег, в Иерусалим рвутся со всего Израиля. Посмотреть на снег. Как-то видела, как молодые девушка и парень, набирали снег в пакетик. Что вы делаете? - удивилась я. Как это что? Мы наберём немного снега и заберём с собой - в Тель-Авив! Некоторые приезжают и оставляют машину немного постоять - чтобы её засыпало снегом. А потом гордо возвращаются в заснеженной машине в слякотный Тель-Авив. Который совсем не такой, как Иерусалим. Там даже снега нет - о чём с ними говорить, честное слово? И все знают, что город замер, что можно не спешить, проснуться в два часа дня и пойти играть в снежки, собирая остатки, как правило, уже остатки, снега с кучек на бордюре. Мой знакомый приехал как-то ко мне в гости, не посмотрев предварительно прогноз погоды. А оказалось, что в этот день снег. И все шоссе перекрыли. И выехать никак нельзя. Утром он звонил на работу, чтобы сообщить, что он сегодня не придёт. Потому, что он в Иерусалиме. А здесь сейчас снег. Ну, что же делать - сочувственно отвечали ему - раз в Иерусалиме, раз там снег, то, конечно... Может, тебе и завтра не приходить? А то это же Иерусалим - непонятно, когда они снова откроют шоссе. И, кстати, у вас там много снега? И понимаешь, что они уже планируют приехать сегодня, поставить машину как можно ближе к подъезду в город и пойти играть в снежки и собирать снег в пакетик. И ради этого, они будут счастливы услышать, что снега так много, что он не придёт на работу ещё, минимум, три дня. Потому, что никак не сможет выехать из заснеженного Иерусалима.
Пожив в Иерусалиме, сам проникаешься всем этим. Гордишься снегом, гордишься сумасшедшими, впрочем, сам себя считаешь нормальным. Ну почти. И объясняешь, объясняешь разницу, к примеру, между Тель-Авивом и Иерусалимом, кому-нибудь. Кому-нибудь очень умному, а он тебя, как-то по-дурацки - ну, конечно, это же два больших города, оба претендуют на звание столицы. Это же, говорят, как Москва и Питер. И в этот момент ты петушишься и очень-очень обижаешься - что значит претендуют?! Я не знаю на что там претендует Тель-Авив, но Иерусалим действительно столица - между прочим! И при чём здесь Москва и Питер - они вообще в другой вселенной, у нас совсем на это не похоже - ни капельки! А в ответ тебе смеются - сразу видно за кого ты. И немедленно остываешь и понимаешь - да, я за нас. За сумасшедших и за снег. И пытаешься понять где же в тебе живёт Иерусалим - всё то время, что ты не в нём. А потом замечаешь белое пятно на ногте и понимаешь - вот там он и живёт. Пометил. Чтобы не забывала. Погрозил пальчиком - но беззлобно. Ему смешно, как ты за него воюешь и доказываешь. И действительно же смешно. Через час вспоминаешь и опять петушишься - ничего себе - претендует - это же надо такое сказать! Это же надо такое! Сказать! Ещё и вслух! Надо же... Москва, Питер - ничего себе загнули. У нас всё совершенно по-другому! Нечего даже сравнивать. Претендует - ишь ты!
Снег бывает только зимой. А сейчас там осень. Осенью всё ещё цветут тюльпаны - в центре города. Кто-то, когда-то, решил посадить тюльпаны во всех главных клумбах города. И они, непонятно как, но прижились. Они там растут и вся эта осень, которая во всём остальном мире очень тоскливая и грустная, в Иерусалиме окрашена разноцветными тюльпанами. И все друг другу кивают - смотрите, какие у нас тюльпаны. Ими гордятся, наверное, не меньше, чем снегом. Нет, пожалуй, всё-таки меньше. И действительно - что какие-то тюльпаны супротив снега? Осенью хорошо. Уже не удушающе жарко и даже прохладно по ночам. Но всё ещё разноцветно. И, главное, тот момент, в который, может быть, если очень повезёт, ну, пожалуйста, ну, что вам стоит - пойдёт снег, уже на целых десять месяцев ближе. Снег и сумасшедшие главная гордость. Главное расстройство. Главный важный кивок головы - да, только у нас так. Но сумасшедшие они всегда. А снег, только после осени. Только после того, что плюс двадцать шесть отступят. В Иерусалиме сейчас осень. И плюс двадцать шесть.
Мне говорят - ты так написала, что можно любой город подставить и всё подойдёт. А я думаю - нет, нельзя. Потому, что если закрыть глаза, то сразу видишь только Иерусалим. И ничего другого.
На улице дождь и холодно. А я для чего-то лезу в интернет и смотрю погоду в Иерусалиме. В Иерусалиме плюс двадцать шесть. В Иерусалиме иерусалимская осень. Такая осень, которая сразу вспоминается, как только закрываешь глаза. Уже не удушающе жарко, и можно даже похвастаться перед всеми зазнайками из Тель-Авива и, скрывая гордость в голосе, бросить невзначай - да вы что, у нас ночами уже знаете как холодно! Вечерами уже свитера надеваем - это у вас непрерывное лето, а у нас всё по-другому. Иерусалим всё же. И они сразу согласно кивают, соглашаются - ну да, у вас уже вечерами прохладно, надо бы к вам вечерами ездить. И вообще, говорят, в Иерусалиме климат значительно лучше. И сразу проникаешься бессмысленной, бестолковой, совершенно бесшабашной гордостью - да, у нас климат лучше. У нас вообще всё лучше. Мы же в Иерусалиме.
Кто бы ни писал об Иерусалиме, сразу расскажет как там много сумасшедших. Не простых сумасшедших. Иерусалимских. Они совсем другие, непохожие ни на кого. Когда-то я и моя подруга снимали квартиру в одном, не самом лучшем, районе Иерусалима. Перед тем, как в неё въехать, её надо было убрать. Вообще создавалось впечатление, что человек, который там жил до этого, просто в один день решил, что он больше там жить не хочет. И ушёл. В ванной на крючке висел банный халат, рядом висели огромные семейные трусы; на кухне, на плите, засаленная сковородка с остатками яичницы. В духовке недопечённый пирог. Половинка луковицы рядом с раковиной. В комнате, на столике рядом с кроватью, ручка и счета - за телефон, электричество и ручкой что-то подчёркнуто. Написано - это потом. И понимаешь, что человек встал с утра, искупался, надел чистые трусы, пожарил себе яичницу, просмотрел счета, подумал, что это можно отложить. Потом посмотрел в окно и решил, что хватит. Просто хватит. Взял, наверное, ещё одну пару трусов, положил их в карман плаща, и ушёл. Ушёл в иерусалимскую весну. Или осень. А потом, наверное, передумал возвращаться.
Мы разгребали горы мусора, собирали в пакеты сковородки, вилки, халат. Складывали пакеты рядом с входной дверью и, с шутками и прибаутками, кидали монетку - кто пойдёт выкидывать мусор. Потому, что его было столько, сколько нам и не снилось. И когда уже было окончательно решено, кто пойдёт его выкидывать, мы вдруг обнаружили, что мусора у двери нет. Вообще. Ни одного пакета. Мы даже осмотрелись по сторонам, посмотрели направо-налево - может, мы их чуть дальше положили. Пакетов не было. Сосед, проходящий мимо, с жалостью посмотрел на нас - что-то потеряли, да? Вы, девочки, не оставляйте здесь ничего - тут так воруют! Ужас, как воруют! Ничего нельзя оставить. Был он в плаще, и так и подмывало спросить не он ли, совсем недавно, вышел из этой квартиры, положив запасные трусы в карман плаща. Но мы не спросили. Мы вообще ничего не сказали. Только, сдерживая хохот, забежали назад в квартиру и посмотрели друг на друга горящими глазами. С этого момента весь мусор, который мы паковали, мы старались сделать как можно более привлекательным. Тут из пакета торчит ручка от сковородки; там небрежно закинуты пара вилок и ложек; а вот здесь виднеется кончик пушистого банного халата. Мусор в тот день мы не выносили ни разу. Как только пакет оказывался рядом с дверью, он немедленно исчезал. Даже жалко было тех, которые под сковородкой обнаруживали горы штукатурки и прочего мусора. Мы выносили шкафы, серванты, буфеты и казалось, что они никогда не закончатся. И удивлялись - как же столько всего помещалось на этой площади? Как?
Иерусалим. Сумасшедшие. Это такая благодатная тема. На эту тему можно говорить целую вечность. Даже больше, чем вечность.
Когда-то я работала в одном общеобразовательном заведении. Туда надо было ехать на трёх автобусах. У третьего автобуса это была конечная остановка. И водители меня уже знали, здоровались, улыбались, интересовались, как дела. Автобус туда приезжал, останавливался и стоял минут пятнадцать - ждал всех тех, которые едут назад. Остановка была на огромном пятачке - и с одной стороны только пустырь. С другой стороны дорога, дома, само заведение, в котором я работала, а вот с той - горка, с которой видно город. И ветер в лицо от пустоты. Как-то раз, подходя к пустой остановке, я увидела, как водитель автобуса, стоя на первой ступеньке автобуса, писал на пустырь. Вот так стоял и писал. Потому, что всё равно никого не было, а очень хочется. Потому, что он спиной ко всем, а впереди только пустырь. Потому, что это Иерусалим. Потому, что все правила здесь немного искривлены. Закончил своё действие, обернулся, заметил меня. Смущённо было посмотрел, но тут же, как ни в чем не бывало - ну что, поехали? Он не хотел никого обидеть. Он, наверное, даже не понимает, что в этом такого. Он просто сумасшедший - особенный сумасшедший.
Сейчас этот маршрут отменили. Поначалу, все возмущались - как же можно привыкнуть к тому, что всегда едешь на четырнадцатом, а сейчас этот самый четырнадцатый едет совсем в другую сторону. Потом, кажется, привыкли. Но до сих пор бурчат.
Главная иерусалимская гордость, отличающая Иерусалим от всего Израиля, исключая самые отдалённые северные места, это снег. К снегу готовятся заранее. Неделю загодя. Все друг друга обзванивают - вы слышали, в следующий четверг будет снег! Да вы что! Если это правда, надо обязательно позвонить на работу, сказать, что в следующие среду, четверг и пятницу, мы на работу не придём - снег же! Когда-то я пыталась назначить рандеву со своим профессором. Предложила встретиться, к примеру, в понедельник. Да ты что? - он смотрел на меня, как на сумасшедшую, - ты что, новости не смотришь? В понедельник снег! Всё закрыто будет, невозможно доехать, невозможно тут находиться - снег же! И действительно, как же я могла такое предложить. Слушай, звонили мне, а правда, что у вас будет через неделю снег? По телевизору сказали! И совершенно не имеет значения, что, по очевидным причинам, я не могу дать ответ лучше, чем тот, который уже дали в телевизоре. Это никого не смущает. Ведь если человек уже живёт в Иерусалиме, он же точно знает, будет у нас снег через неделю или брешут. Снег почти как встреча далёкого президента - только, кажется, масштабнее. И интереснее.
Когда в Иерусалиме снег, иерусалимцы, притворно-устало смотрят друг на друга и на всех остальных - мол, опять снег! Что поделаешь! И очень тяжело вести машину - ведь это Иерусалим, а не Якутск. У нас, вообще-то, чаще всего лето, но именно сейчас снег. Едешь по улице, со скоростью десять-пятнадцать километров в час и чувствуешь себя Шумахером. Только и слышишь вокруг - бум, бум-бум, бум-бум-бум. И тут же голова водителя из окна - простите, пожалуйста - снег! И ты ему - ничего-ничего, всё понимаем. Не сильный бум - да и как может быть сильный, когда такая скорость. Но бумы продолжаются - едешь, и вокруг одно и то же чередование - бум - простите, бум - простите, бум - простите! Снег же. Однажды я работала в снег. Несмотря и вопреки. Ехала домой, когда уже был самый разгар. И ни одного бума не было - повезло. Но, всё-таки, не совсем. Когда я подошла к машине, я заметила, что боковое зеркало выкорчевано с корнем. Учитывая, что моя машина на улице была единственная и что было выкорчевано зеркало со стороны тротуара, я несказанно удивилась. На зеркале, завёрнутая в пакетик, была записка - простите меня! Я шёл, не удержался, схватился за зеркало! Я всё оплачу. И номер телефона. Я с ним потом встретилась. Рыжий мальчик, лет девятнадцати, ярко-выраженный английский акцент. Я только год здесь живу, краснея и бледнея, рассказывал мне мальчик - я так люблю Иерусалим! Я всю жизнь мечтал! Я и не знал, что в Иерусалиме бывает снег!
Ха! Как это не знать про самое важное! Когда снег, в Иерусалим рвутся со всего Израиля. Посмотреть на снег. Как-то видела, как молодые девушка и парень, набирали снег в пакетик. Что вы делаете? - удивилась я. Как это что? Мы наберём немного снега и заберём с собой - в Тель-Авив! Некоторые приезжают и оставляют машину немного постоять - чтобы её засыпало снегом. А потом гордо возвращаются в заснеженной машине в слякотный Тель-Авив. Который совсем не такой, как Иерусалим. Там даже снега нет - о чём с ними говорить, честное слово? И все знают, что город замер, что можно не спешить, проснуться в два часа дня и пойти играть в снежки, собирая остатки, как правило, уже остатки, снега с кучек на бордюре. Мой знакомый приехал как-то ко мне в гости, не посмотрев предварительно прогноз погоды. А оказалось, что в этот день снег. И все шоссе перекрыли. И выехать никак нельзя. Утром он звонил на работу, чтобы сообщить, что он сегодня не придёт. Потому, что он в Иерусалиме. А здесь сейчас снег. Ну, что же делать - сочувственно отвечали ему - раз в Иерусалиме, раз там снег, то, конечно... Может, тебе и завтра не приходить? А то это же Иерусалим - непонятно, когда они снова откроют шоссе. И, кстати, у вас там много снега? И понимаешь, что они уже планируют приехать сегодня, поставить машину как можно ближе к подъезду в город и пойти играть в снежки и собирать снег в пакетик. И ради этого, они будут счастливы услышать, что снега так много, что он не придёт на работу ещё, минимум, три дня. Потому, что никак не сможет выехать из заснеженного Иерусалима.
Пожив в Иерусалиме, сам проникаешься всем этим. Гордишься снегом, гордишься сумасшедшими, впрочем, сам себя считаешь нормальным. Ну почти. И объясняешь, объясняешь разницу, к примеру, между Тель-Авивом и Иерусалимом, кому-нибудь. Кому-нибудь очень умному, а он тебя, как-то по-дурацки - ну, конечно, это же два больших города, оба претендуют на звание столицы. Это же, говорят, как Москва и Питер. И в этот момент ты петушишься и очень-очень обижаешься - что значит претендуют?! Я не знаю на что там претендует Тель-Авив, но Иерусалим действительно столица - между прочим! И при чём здесь Москва и Питер - они вообще в другой вселенной, у нас совсем на это не похоже - ни капельки! А в ответ тебе смеются - сразу видно за кого ты. И немедленно остываешь и понимаешь - да, я за нас. За сумасшедших и за снег. И пытаешься понять где же в тебе живёт Иерусалим - всё то время, что ты не в нём. А потом замечаешь белое пятно на ногте и понимаешь - вот там он и живёт. Пометил. Чтобы не забывала. Погрозил пальчиком - но беззлобно. Ему смешно, как ты за него воюешь и доказываешь. И действительно же смешно. Через час вспоминаешь и опять петушишься - ничего себе - претендует - это же надо такое сказать! Это же надо такое! Сказать! Ещё и вслух! Надо же... Москва, Питер - ничего себе загнули. У нас всё совершенно по-другому! Нечего даже сравнивать. Претендует - ишь ты!
Снег бывает только зимой. А сейчас там осень. Осенью всё ещё цветут тюльпаны - в центре города. Кто-то, когда-то, решил посадить тюльпаны во всех главных клумбах города. И они, непонятно как, но прижились. Они там растут и вся эта осень, которая во всём остальном мире очень тоскливая и грустная, в Иерусалиме окрашена разноцветными тюльпанами. И все друг другу кивают - смотрите, какие у нас тюльпаны. Ими гордятся, наверное, не меньше, чем снегом. Нет, пожалуй, всё-таки меньше. И действительно - что какие-то тюльпаны супротив снега? Осенью хорошо. Уже не удушающе жарко и даже прохладно по ночам. Но всё ещё разноцветно. И, главное, тот момент, в который, может быть, если очень повезёт, ну, пожалуйста, ну, что вам стоит - пойдёт снег, уже на целых десять месяцев ближе. Снег и сумасшедшие главная гордость. Главное расстройство. Главный важный кивок головы - да, только у нас так. Но сумасшедшие они всегда. А снег, только после осени. Только после того, что плюс двадцать шесть отступят. В Иерусалиме сейчас осень. И плюс двадцать шесть.
Мне говорят - ты так написала, что можно любой город подставить и всё подойдёт. А я думаю - нет, нельзя. Потому, что если закрыть глаза, то сразу видишь только Иерусалим. И ничего другого.