Проводы
Заметил, что я считаю дни войны, как считал разрывы снарядов «Ноны», обстреливавшей со стороны ОРДЛО Малую Седовку, где были мы с отцом. Никакого смысла не было в том, чтобы считать эти выстрелы, но зачем-то я их считал. В первый артобстрел их было ровно пятьдесят. Артиллеристам нравились круглые цифры. Во второй раз - видимо, после корректировки «огня» - они произвели двадцать пять выстрелов. Прятаться нам с отцом было негде. Отец попивал коньячок и предлагал мне присоединиться, но - странно, вообще-то, - мне почему-то хотелось быть трезвым в этот момент жизни, может, последний, и воспринимать всё, как оно есть...
Я уже трижды беженец.
Сегодня мы проводили в Грецию ещё одних знакомых из Мариуполя. Пожилая пара. Она - моя коллега по университету. Мы вместе начинали создавать кафедру. Было бы что вспомнить, если бы все мысли и разговоры не были заняты рассказами о том, кто и как выжил и стал беженцем. У их ног остались три небольших дорожных сумки с вещами. Дом, в котором была их квартира (на «тыщике»), не существует. И, доехав до границ Украины, они отдали волонтёрам и свою старенькую «киа».
Их спасло то, что они сразу же переселились из сильно обстреливаемого российской армией района в студенческое общежитие, находящееся в трёх или четырёх кварталах от центрального проспекта Мира. Мира? Да. Когда они полустихийно уезжали, то именно на Мира собиралась колонна, хотя вокруг рвалось и взрывалось уже в который раз взорванное. Полустихийно? Ну да, ведь никакой информации, слухи или кто-то что-то заметил, прибежал и крикнул: «Там машины...»
В общежитии жили иностранные студенты, и, наверное, и сейчас они в нём. Каждый день был борьбой за выживание. Коллега говорит, что она на всю жизнь запомнит количество выдаваемых комендантшей общежития пакетиков чая, ложек крупы и пр. Оказывается, они, мариупольчане, различали мародёрство и «вскрытие магазина». Мародёрство - вы понимаете. Это когда, например, некие люди разбивают витрину аптеки и сгребают в пакеты всё, что есть в ней, чтобы что? Торговать этим? Вероятнее всего. А «вскрытие» - это когда полиция открывает продовольственный магазин и раздаёт людям то, что есть в нём. Люди стоят в очереди и каждый получает что-нибудь, пока всё, что есть в магазине не закончится. Иногда это делали хозяева магазинов и писали на дверях и витрине, если она была ещё целой: ПУСТОЙ. Так студенты принесли в общежитие алкоголь и отдали комендантше, а та обменивала его на продукты.
Больше всех трясло от страха двух ганцев.
Глядя на тех, кого мы провожаем, я понимаю: люди навсегда попали в этот «капкан» переживаний своего выживания и бегства, «капкан» утрат, страха и боли, а ещё - ненависти. Моя коллега не один раз прошептала: «Ненавижу!» Эта ненависть легла на всю Россию, она покрывает её всё больше и больше. Помните кадры из «Властелина колец», когда над Мордором сгущаются тучи? Тучи ненависти, боли, страха сгущаются над Россией.
Но что я замечаю под этой тучей? Даже некоторое веселие: ага, получили?! И это «получили» относится как к нам, людям за пределами России, так и к их, российским, богачам, ведь теперь по впечатлениям веселящихся россиян и за пределами России, и там у них все уравнялись в своей несчастности...
Кто-то остаётся человеком, а кто-то нет. У нас есть лишь этот ориентир: быть человеком, несмотря ни на что.