Янтарь
Эти улицы ярче, чем я ожидал, и люди, идущие по ним мне навстречу, более молоды и красивы, чем в моих воспоминаниях. Тем страннее кажется не покидающее меня чувство, что этот город пропитан смертью.
Смертью уже свершившейся - именами, которые уже никогда не будут обращены к их носителям, которые будут лишь иногда произносить их близкие, неизменно сопровождая тяжёлым вздохом. Смертью готовящейся свершиться, ожидающей своего часа внутри слабеющих тел и тускнеющих сознаний. Смертью метафорической, наконец, подстерегающей в потерянных дружбах, исчезнувших памятных местах, забытых встречах. В воспоминаниях, которыми не с кем делиться, и в тех, которые как заезженная пластинка поднимаются из временного ила при каждом удобном случае, с каждым разом всё более чужие. Просто в прошлом.
Я сентиментален. Я провожу очень много времени, разглядывая своё прошлое, но есть какой-то не очень хорошо понимаемый мной рубеж, за которым оно перестаёт быть моим. Всё, что за этим - история какого-то человека, которого больше нет. Я не могу умиляться на свои детские альбомы для рисования, на фотографии детсадовского и младше-школьного периода. Не могу смотреть все эти видео с утренников. Всё это производит на меня впечатление поминок по кому-то, кого я и не помню толком.
Да, я говорил об этом с психологом. Нет, я всё равно ни хрена не понял.
Какое-то время назад я завёл дневник и стал записывать в него наиболее яркие воспоминания из своего детства. У меня было достаточно хорошее детство, как мне кажется. Не безоблачное, конечно, но у кого в России 90х оно было безоблачным? Большая часть этих воспоминаний весьма приятные. Беспечные. Невинные. После я стал записывать в тот же дневник разные вещи про свою нынешнюю жизнь, и контраст между тогда и сейчас никогда ещё так не бросался в глаза. Если бы мне тогда сказали, что будет волновать меня 15-20 лет спустя, я бы половины не понял, а другой половине не поверил. Может быть, в этом причина моих странных отношений к свидетельствам (и, иногда, свидетелям) моего детства? В том, что эта застывшая в янтаре невинность давно и тщательно мною утрачена, её место занято меланхолией, самокопанием, костылями разного рода зависимостей и подвывающим откуда-то из глубины вечно неудовлетворённого ида желанием быть и иметь больше?
Может быть. А может на самом деле всё не так плохо. Да, мои желания тогда были невиннее, но не была ли эта невинность рождена ограниченностью? Не является ли разница между тем и этим просто следствием того, что сейчас у меня гораздо больше познаний о том, что вообще бывает в жизни, и возможностей пробовать и добиваться некоторых из этих вещей. Может быть этот янтарь покрывает не прекрасную бабочку безгрешного детства, а просто куколку того, кем я всегда должен был стать. Да, всё было проще тогда. И многое, наверное, казалось светлее, потому что свет тогда ещё было легче отражать, чем поглощать. Но может так всегда и было задумано?
Эти улицы изменились за годы, проведённые вдали от них. Но янтарный свет их фонарей всегда будет напоминать мне об одном и том же - и, вероятно, я так никогда и не смогу сформулировать, о чём.
Смертью уже свершившейся - именами, которые уже никогда не будут обращены к их носителям, которые будут лишь иногда произносить их близкие, неизменно сопровождая тяжёлым вздохом. Смертью готовящейся свершиться, ожидающей своего часа внутри слабеющих тел и тускнеющих сознаний. Смертью метафорической, наконец, подстерегающей в потерянных дружбах, исчезнувших памятных местах, забытых встречах. В воспоминаниях, которыми не с кем делиться, и в тех, которые как заезженная пластинка поднимаются из временного ила при каждом удобном случае, с каждым разом всё более чужие. Просто в прошлом.
Я сентиментален. Я провожу очень много времени, разглядывая своё прошлое, но есть какой-то не очень хорошо понимаемый мной рубеж, за которым оно перестаёт быть моим. Всё, что за этим - история какого-то человека, которого больше нет. Я не могу умиляться на свои детские альбомы для рисования, на фотографии детсадовского и младше-школьного периода. Не могу смотреть все эти видео с утренников. Всё это производит на меня впечатление поминок по кому-то, кого я и не помню толком.
Да, я говорил об этом с психологом. Нет, я всё равно ни хрена не понял.
Какое-то время назад я завёл дневник и стал записывать в него наиболее яркие воспоминания из своего детства. У меня было достаточно хорошее детство, как мне кажется. Не безоблачное, конечно, но у кого в России 90х оно было безоблачным? Большая часть этих воспоминаний весьма приятные. Беспечные. Невинные. После я стал записывать в тот же дневник разные вещи про свою нынешнюю жизнь, и контраст между тогда и сейчас никогда ещё так не бросался в глаза. Если бы мне тогда сказали, что будет волновать меня 15-20 лет спустя, я бы половины не понял, а другой половине не поверил. Может быть, в этом причина моих странных отношений к свидетельствам (и, иногда, свидетелям) моего детства? В том, что эта застывшая в янтаре невинность давно и тщательно мною утрачена, её место занято меланхолией, самокопанием, костылями разного рода зависимостей и подвывающим откуда-то из глубины вечно неудовлетворённого ида желанием быть и иметь больше?
Может быть. А может на самом деле всё не так плохо. Да, мои желания тогда были невиннее, но не была ли эта невинность рождена ограниченностью? Не является ли разница между тем и этим просто следствием того, что сейчас у меня гораздо больше познаний о том, что вообще бывает в жизни, и возможностей пробовать и добиваться некоторых из этих вещей. Может быть этот янтарь покрывает не прекрасную бабочку безгрешного детства, а просто куколку того, кем я всегда должен был стать. Да, всё было проще тогда. И многое, наверное, казалось светлее, потому что свет тогда ещё было легче отражать, чем поглощать. Но может так всегда и было задумано?
Эти улицы изменились за годы, проведённые вдали от них. Но янтарный свет их фонарей всегда будет напоминать мне об одном и том же - и, вероятно, я так никогда и не смогу сформулировать, о чём.