Прошлый рассказ о том, как бродил морозным утром закончил
на встрече с коровами. Коровы оказались очень даже мирными. Живут, жуют и никого не трогают. Изредка появится чабан, проверит не съели ли их волки и снова уедет. Но меня больше интересовали птички. Не то гималайские завирушки, не то какие-то горные коньки. Незнакомые пересвисты в глухом, беззвучном ущелье. Вернее не совсем беззвучном: слышен хрустальный звон ручья и редкие голоса этих птиц в холодном утреннем воздухе. И тишина. Сейчас, в сумасшедшем городе, проснувшись часа в четыре утра, а иногда и в два ночи, лежу в темноте и слышу: гул машин, грохот первой электрички, рокот самолетов, что идут на посадку, скрежет мусоровозов, скрябание лопаты дворника, ТЭЦ гудит и всё это в один бесконечный голос огромного мегаполиса сливается. Беспощадный и всепожирающий голос. А в горах тишина. Практически полная. Только тихий звон ручья, словно серебряной ложечкой в хрустальной чашке мешают чай, да посвисты этих птичек. Эти звуки и вспоминаю утрами, вглядываясь в зарево электрического света за окном и вслушиваясь в многоголосье Москвы.
А ещё весь склон покрыт Змеевиком Элиптическим. Вышло яркое солнце и его светлые головы воспряли и повсеместно покрыли относительно ровные поверхности словно маленькие одуванчики.
Коровы смотрят с удивлением. Кто ты? Откуда ты? Зачем ты здесь?
Большой и ржавый камень. Наверное содержит железо, раз так сильно окисляется.
Ещё какая-то неизвестная мне птица. Это в Московских парках уже почти всех птах узнаю, а здесь каждое новое свидание неизвестный вид.
На заднем гребне пригорка Змееголовник Эллиптический, а ближе, на камнях Змееголовник Безбородый, ещё покрытый инеем радостно встречает наступающее из-за скал Солнце.
ещё один обитатель гоорных склонов, что может расти практически на камнях. Соссюрия Сушеницевидная. Вот кто название такое придумывал, он хоть раз его вслух произносил? Да чтобы ему так внучку назвали и он её к обеду звал пять раз кряду.
Пока одни лазают за птичками, другие починяют примус что-то из амуниции. Не то с кошками Миха возится, не то с чем-то ещё. Собираемся на разведку под гору Металлист. Посмотреть каков подъем и стоит ли её штурмовать.
Но пока товарищи просыпаются и кто завтрак легкий готовит (Гена), кто что-то чинит, в моем ракурсе птички.
Но собрались и пошли. Вышли неполным составом. Ира и Серега остались в лагере, на хозяйстве, а мы малой группой в количестве шести человек: четырех умудренных сединами и опытом горных туристов, одной девушки-скалолазки и бестолкового менеджера, то есть меня.
Буквально недавно писал, что людей фотографировать стесняюсь и не очень-то выходит. Но это сторонних и в городах, где они издерганы, суетны и могут и в морду дать напряжены. А вот своих компаньонов по походу в естественной среде обитания и снимать получается.
Гена, например, оберегал и сопровождал меня как отстающего и не самого ловкого члена группы. Идет, думает о Рерихе, а сам косится; не свалится ли московский менеджер в какую канаву. И это после жарких вечерних споров о мировой гегемонии, врагах коммунизма, учении Маркса и иже с ним других вещей, где взгляды наши порой расходились и был даже применяем ко мне термин как к нежелательной организации. Но вот идет, вроде весь погружен в думы о господстве пролетариата над мировым капиталом, но сам бдит, дабы опонент не сгинул, а ведь мог бы и в овраг подтолкнуть из идеологических соображений.
А это Миха. Мы познакомились, когда мне было, наверное, года двадцать три, а ему тридцать четыре. Он мне казался тогда очень взрослым, серьезным, рассудительным и лысым. Прошло примерно лет двадцать пять, а он по-прежнему остался для меня взрослым, серьезным, рассудительным и, как ни странно, лысым.
Ольга всем видом говорит: женщина в горах загадочна и необъяснима. Кто попытается разгадать - получит в лоб ледорубом. Если в первый день мне казалось, что девушка с маникюром, которая прячется от солнца, предмет чужеродный в этой дикой местности, то через несколько дней пути понял, что скорее сам на очередном подъеме упаду от изнеможения, а они с братцем Мишей как шли в авангарде, так и будут топать, разве что на привале заметят, что Гена сзади насыпал небольшую кучку камней и помолился краткой мусульманской молитвой над курганчиком.
Витя Грибков тоже человек, с которым раньше мы не ходили в горы. И тоже весь поход он был где-то далеко впереди. А на привалах напоминал доброго горного духа - гномика. Сядет и медитирует, и так и ждешь, что вот вот из-за камней покажутся сотни таких же добродушных Витьков в шапочках и оживет горный склон и скуют они волшебный меч и кольчугу, которые только и по силам им произвести - детям гор.
Витя Пунько - тоже из волшебников. Но он из тех горных духов, что берегут злато и драгоценные камни от разных расхитителей. Придет в горы какой человек, позарится на сокровища, а Витя запутает его загадками и квестами разными. Скажет: ты вот той дорогой иди, там поле ячменя вспаши, стадо свиней накорми, овес от проса перебери, сено от соломы отсортируй, после будет озеро - рыбы налови, да почисти, да пожарь, а потом и сокровища. Витя, как человек труда, знает, что сокровища даром не даются и на дороге не валяются.
Так как меня почему-то нет на фотках,снова Гена с выражением:
хватит рассиживаться, пошли дальше.
Вокруг скалы и пейзажи, напоминающие Мордор по описаниям.
и встретишь какую былинку или цветок и думаешь:
ведь растет, как то семя сюда пробилось, проросло, не погибло.
Но чем дальше, тем меньше растений и только камни и лёд.
Хотя некоторые травы в желании жить мелким ковром распластались по камням.
Лапчатка Четырехтычинковая
И снова Соссюрея. Жесткий и невзрачный цветок, расти он среди нашего яркого луга в Средней полосе. А здесь радует глаз, среди скал и валунов.
И Рихтерия Эдельвейсовидная. Самый высокогорный цветок. Когда начинаешь встречать его, понимаешь, что дальше всё - только камни и лёд.
Так и есть. начались морены: не любимые места, где чувствую себя неуклюжим, неловким и уязвимым.
Гена по прежнему меня страхует, остальные обгоняют и ждут.
Ледник все ближе.
Люди все задумчивее на перевалах и все менее разговорчивы. Что это? Усталость? Влияние разряженного воздуха? Или осознание собственной микроскопичности и сиюминутности по сравнению с Великой Природой? Наверное у каждого свое, но все молчаливы и просто смотрят на Горы.
Посидели, подумали о вечном, но нужно обходить горное озеро. В этих котловинах собираются талые воды с ледником, а потом прорывают каменные преграды и уходят в долину Акпай селями.
Сейчас здесь мало воды. На поверхности лёд. Непрочный, скорее шуга, но все равно лёд.
Выходим под ледник. Чем ближе, тем более он неравномерен, не девственно бел, а скорее сер, полосат от исчертивших его трещин, ручьев-морщин.
Очередной перекур.
Тут же из-за хребта начинает заволакивать.
Облака наверху стремительны и меняются быстрее, чем настроение у девушки-подростка в период взросления.
вершины то накрывает серая, холодная хмарь.
То раздувает и видно ослепительно яркое голубое небо.
Пока я занят облаками Витя забирается на ледник и позирует. Причем в какой-то добродушной позе, что сразу вспоминаю сказки в которых главный герой идет семь лет, износит семь железных пар сапог, изломает семь стальных посохов, семь железных колпаков затаскает, заберется на самый край света, где не ступала нога человека. А там обязательно сидит какой-то добрый дедок и такой:
- Мил человек, а дай мне хлеба кусок и чая глоток, а я тебе полезный совет.
В детстве у меня никогда не возникал вопрос: откуда взялся Кощей, или Яга, или Змей Горыныч - зло оно есть, у него своя часть мира и с ним надо бороться. Но вот кто этот старичок, чего он делает в такой Мухосрани и кому он раздает советы, пока туда не припрется главный герой - меня всегда парило. Теперь я знаю ответ - этот милый и добрый сказочный персонаж - Витя. Только надо ещё бородку отпустить.
Побыли ещё немного у замерзшего озера.
Попили ледниковой воды. Старейшины оценивают возможность восхождения на гору. Говорят, что если надует непогоду, то на леднике придется туго.
А я в который раз осуществляю мечту детства - смотрю как зарождаются реки. Маленьким мне всегда казалось, что есть что-то волшебное в реке, в том откуда она берется и всегда хотелось добраться до истоков, до родников, до самого начала. Да и сейчас это не перестало быть для меня таинством и сказкой: будь то горное таиние ледника или тихий неприметный ключ на склоне холма с Средней России.
Горный ручей. Совсем рядом он превратится в речку Акной, она вольется в реку Сокулук.
Ещё несколько взглядов на ледник.
И отправимся к своим в лагерь. Решать - будет ли завтра восхождение на Металлист или выберем другой вариант покорения здешних хребтов. Например радиальный выход на перевал.
Где у ручьев есть затишки стоит хрупкий игольчатый лёд.
А мы спускаемся вниз, в солнечный Акпай.
всем добра.