Под ледником. Дубль два.
Обработал фотографии, загрузил их в ЖЖ, а на текст не было времени, да так и забыл.
Они и выпали в прошлом посте, что вызвало небывалый интерес - "Чего это вдруг за молчаливые горы"?
Да на рыбалке был, писать некогда было. Но теперь ещё раз тоже самое (старое удалить рука не поднимается), но с пояснениями.
После встречи с горностаем поднимались всё выше и вот уже проходим последних коней, выше снег и лошади не поднимаются, им трава нужна.
Дальше пастбищ не будет.
Нижняя челюсть от коня Вещего Олега лежала чуть поодаль от самого черепа.
Остальные части скелета обнаружены не были. Крайне здоровые зубы и отсутствие других костей наталкивают на мысль, что лошадь таки была съедена самими киргизскими чабанами, а не растерзана волками. Вряд ли волки унесут с собой все тазобедренные мослы.
Вид на горное болото и истоки одной из горных рек.
Вид вперед. Группа растянулась. День был достаточно продолжительный, особенно утомляет ходьба по моренам, то, что как раз видно на фото. Надо все время под ноги смотреть и выбирать куда наступить.
Пока за кем-то из опытных идешь - нормально. Смотришь куда наступил впереди идущий и туда ступаешь.
Чуть отстал и не понимаешь:
"Как тут вообще можно ходить и какой камень выбрать?".
По мне так они все не пешеходные и непроходимые.
Но надо скакать, а то уже и от замыкающего Гены отстал.
Примерно такими представлял себе эдельвейсы.
А они оказались больше на полынь похожими.
А это горечавка холодная.
Зелень сменяется белизной.
Остатки метеорологического оборудования. Раньше же кто-то лазал , снимал данные, тащил эти железяки как-то наверх.
Нынче всем пофиг. Валяется и валяется, глобальное потепление измеряется на глазок. Нет льда в озере, значит наступает потепление, будь Грета Тунберг не ладна.
Гена с Ириной. Семейная идиллия. Залезли на 3500 вверх и ни разу не подрались.
Без комментариев. Вот уж вечно молодые. Сидят, отдыхают. Не в поликлинике в очереди с бабками переругиваются, а готовятся к ночевке под ледником. А если бы не Великий Вождь Преподобной (сокращенно ВВП) уже бы по старым советским канонам Гене светила пенсия.
Но рано им вязать носки у печки. Впереди снега и льды Кыргызских хребтов.
Сзади, где проходили, послышался грохот. Сильный такой. В бинокль было хорошо видно, как со склона, под которым мы шли с полчаса-час назад летит камень, примерно с меня в диаметре, увлекая за собой более мелкие камешки (размером с голову коня и мельче).
Мне было страшно, остальные философски развели руками:
- Сыпучка.
Отстал опять от своих, подошел к озеру, чтобы сфотографировать вид.
Получилось несколько несколько замечательных кадров. Даже не знал какой выбрать. Все хороши.
Что говорить - я не фотограф, у меня весьма средняя камера, усталый как загнанный пёс, хочу есть, чуть не плачу, надо догонять группу и то при всех минусах получаются один вид лучше другого.
Настоящая красота не нуждается в фильтрах, постановках и ретуши.
Голову только поднимешь - всё очень сурово.
А опустишь вниз - сплошная хрупкость и нежность.
О, ещё один закон мироздания понял:
Хрупкое, соседствуя с суровым и брутальным, разрушает его.
Относится как к природным явлениям, так и к человеческим отношениям.
Уже практически на высоте трех с половиной тысяч метров попалась свежая нора.
Неужто сурок? Сурки вроде роют по нескольку нор, группой. А тут одинокая. У меня кроме сурков нет вариантов, не силен я в фауне Кыргызстана.
Ещё недавно корячился у берега озера, чтобы сделать фото, достойное обоев рабочего стола офисного планктона, а оно уже и позади.
О, и здесь бывали кони.
Ещё один закон мироздания:
Для кого навоз, а кому среда для жизни.
Неизвестный мне пока вид высокогорной ромашки (трёхреберник вроде).
Некоторые цветы и вовсе в расщелинах ютятся. Темно, но от ветра защита.
А другие очень себя уверенно чувствуют. Их-то кони и едят. И сурки, и пищухи.
А горы всё выше, а горы всё круче..
Опять милота, разбивающая камни.
Остановились в поисках оценки окрестностей на наличие подходящего места, чтобы лагерь разбить и на ночлег встать.
Лазутчики лице Гены и кыргызского Сережи пошли искать относительно ровную площадку под палатку и желательно у склона, чтобы ветер, что идет по ущелью то вверх, то вниз не задувал. И желательно, чтобы со склона камень в башку не прилетел ночью, когда ты спишь.
Много требований к жилью в горах и они отличаются от выбора хрущевки в спальном районе Москвы.
Со времен Сайызбека прошло без малого 56 лет, а не было желания больше ни у кого сидеть и долбить камень, чтобы увековечить своё имярек.
Упорный, однако, товарищ был этот Конушев и, видимо, обладал множеством свободного времени, раз сидел и выдалбливал свои петрографы на данной высоте. Плюс товарищи говорят, что в конце 70-ых-80-ых было холоднее (Грета Тунберг не врёт) и на здесь лежал снег, да и сам ледник почти до этих мест спускался.
Но как говорил мой знакомый директор одного очень крупного и богатого горнодобывающего предприятия:
"Тупой и упорный - поступай в Горный".
Нам махнули издалека - место для ночевки найдено. Последние скачки по моренам.
Миха поперек своего рюкзака ещё Генин взвалил, чтобы тому не возвращаться. У меня, наверное, подкосились бы ноги или "позвоночник осыпался бы в трусы" как говаривали в моей гопниковской молодости.
А Миша идет и не жужжит. Даже если и жужжит, то про себя, тихо и не слышно.
У дальнего большого камня будет ночевка. Ветер гуляет по центру,а там склон защитит от ветров, а большой камень защитит от сыпучки, если что-то посыпется со склона. Скалы вокруг живые и ещё пару раз были слышны обвалы, но небольшие и не такие громкие, как первый, который я в бинокль наблюдал. Просто осыпалась щебенка размером с кулак.
Лёд.
Место называется на картах для альпинистов как стоянка "Озёрная".
Но искупаться, увы, не суждено.
Мне хотелось помыться, но Миша сказал:
"Жаль что ты всего неделю с нами, на десятый день наступает акклиматизация и мыться перестает хотеться".
Хотя основная часть озера не закрыта льдом, но принимать душ так и не полез.
Наряду с лошадиными стали попадаться следы горных козлов.
Да ещё и бабочка порхала. Самая обычная крапивница.
Высота 3530 м.
А тут бабочки порхают. Они хоть на Алтае, хоть в Москве и вот здесь, далеко в горах.
Возник спор - есть ли в озере жизнь. Или очень холодно. Но какая-то водоросль в стоячей воде плодится и при падении уровня воды покрывает зеленоватым ковром окрестный пейзаж. Да и грунт нечто вроде ила. Значит достаточно дневного солнца, чтобы прогреть поверхность неглубоких ледниковых озер для зарождения в них короткой и быстротечной летней жизни.
Облака уже ниже нас.
Мы пришли по противоположному краю ущелья, что сейчас остался вдали от нас. В озерцо впадают два ручья, которые пришлось перескакивать по камням. Сушить обувь сейчас хочется меньше всего. Да и негде. Дров больше нет.
Только камни.
В этот день мне очень хотелось есть. И хотя старался держаться огурцом, но к концу дня стал ныть что-то типа:
- а может сожрём кусочек сыра?
- а может колбаски кусочек, пока суп сварится?
- а может лепешку заточим по быстрому?
Как главный Чабан экспедиции и распределитель продуктов Гена сделал вид, что не слышит моего нытья. А остальные и правда не слышали:
все устали, а дел полно.
Прежде чем поставить платку надо найти место без уклона, потом ледорубом выковыривать все камни (они не очень-то выковыриваются) чтобы они не впивались ночью в бока.
Попытаться просушить всё, что можно под лучами уходящего солнца.
Пошёл на озеро, набрать воды - хоть чаю попить, ибо в животе бурчало, журчало и булькало.
На озере живет пара трясогузок. Крупные и с желтым пузом. Не видел раньше таких.
Одни из немногих живых существ, оживляющих безмолвную картину. После нескольких дней, проведенных возле грохочущих горных рек, наступила пугающая, ватная тишина.
Будто оглох. Звук в неплотном воздухе, на высоте словно затухает, вязнет в разряженной среде. Бурлит хрустальным звоном ручей - отошел несколько метров и глухота. Тишь.
Только поляны горечавок стоят, будто ждут бледную, потустороннюю невесту, которая придет сорвать себе свадебный букет, укрытая снежным саваном.
Кроме трясогузок, по берегу бродила пара куликов-перевозчиков. Они быстро перебирали ножками и клювами, копошась в илистых берегах. Если их вспугнуть они взлетали стремительно пронизывая тишину тревожным криком. Он казался чужеродным в обступившем молчании.
Так, наверное, рождаются легенды о не успокоившихся душах, что мечутся высоко в горах в поисках вечного пристанища.
Вокруг полный покой и суетливые птицы в белых манишках.
За камнем наш лагерь. Вся поляна усыпана нежными и холодными цветами.
Сидел на камне и ждал всплеска рыбы. Дело в том, что зачерпнув воды в котелок, обнаружил в нем дергающегося мотыля - самый что ни на есть любимый деликатес для любой рыбы. Ну, думаю, раз есть мотыль, значит должна быть рыба. Но сколько не сидел, не вглядывался в неподвижную гладь озера - ни шиша. Только пузыри от газов, выходящих из горных пород иногда тревожили зеркало ничем не колыхаемых вод.
Мотыль есть, а рыбы нет.
И ни ветерка, ни шороха. Ни листва ни шуршит, ни машина вдалеке ни шумит. Будто в уши навтыкали чего-то.
Сколько вокруг нас звуков фоновых, которые мы не замечаем. А тут обступает безмолвие.
Кулики только иногда оживляют пейзаж, да трясогузки. Но близко не подходят, бегают по другому берегу. Можно только в бинокль разглядывать.
Молчание цветов.
всплесков рыбы так и не дождался, нет их и не будет, зато среди камней ещё заметил новых птиц. Очень необычная - в черном фраке, с белыми, словно повязками, полосами на крыльях и оранжевым воротником. А на голове будто шапочка белая. И нахохленная , как будто без шеи.
После уже мне arkhivov подсказал, что это краснобрюхая горихвостка.
На фото видна только маленькая черная точка, а в бинокль разглядел, как она интересно скачет, словно маленький, насупившийся пингвин в торжественном наряде свидетеля на ритуальных похоронах.
Пока я бродил, Гена колдовал с супом. Мало было мне пыток голодом, так ещё на высоте вода кипит при более низкой температуре и суп варится в два раза дольше.
Минуты считают дни, дни считают года...
Захлебываясь слюной смотрел на шаманские действа Гены с тушенкой и обжариваемым луком.
- ГЕНА, Я СДОХНУ ПОКА ДОВАРИТСЯ СУП!!!
хотелось кричать, но делал вид, что я невозмутимый, суровый альпийский закаленный парень.
Видимо внявший моим внутренним мольбам к духам гор в лице окрестных птиц, камней и озёр уважаемый волшебник и немножко шайтан Абдурахман-ибн-Геннадий сварил супа столько, что всем досталось по две полных походных тарелки.
Пить водку особо не хотелось, но дежурные пятьдесят граммов разлились теплотой после трудного и долгого дня.
Вокруг наступала пронзительная, холодная и безмолвная Тяь-Шаньская ночь.
Только где-то недалеко опять осыпалась горстка камней с живого, сыпучего склона.
P/S
Всех прошу простить меня за просмотр дважды одних и тех же фото.
Они и выпали в прошлом посте, что вызвало небывалый интерес - "Чего это вдруг за молчаливые горы"?
Да на рыбалке был, писать некогда было. Но теперь ещё раз тоже самое (старое удалить рука не поднимается), но с пояснениями.
После встречи с горностаем поднимались всё выше и вот уже проходим последних коней, выше снег и лошади не поднимаются, им трава нужна.
Дальше пастбищ не будет.
Нижняя челюсть от коня Вещего Олега лежала чуть поодаль от самого черепа.
Остальные части скелета обнаружены не были. Крайне здоровые зубы и отсутствие других костей наталкивают на мысль, что лошадь таки была съедена самими киргизскими чабанами, а не растерзана волками. Вряд ли волки унесут с собой все тазобедренные мослы.
Вид на горное болото и истоки одной из горных рек.
Вид вперед. Группа растянулась. День был достаточно продолжительный, особенно утомляет ходьба по моренам, то, что как раз видно на фото. Надо все время под ноги смотреть и выбирать куда наступить.
Пока за кем-то из опытных идешь - нормально. Смотришь куда наступил впереди идущий и туда ступаешь.
Чуть отстал и не понимаешь:
"Как тут вообще можно ходить и какой камень выбрать?".
По мне так они все не пешеходные и непроходимые.
Но надо скакать, а то уже и от замыкающего Гены отстал.
Примерно такими представлял себе эдельвейсы.
А они оказались больше на полынь похожими.
А это горечавка холодная.
Зелень сменяется белизной.
Остатки метеорологического оборудования. Раньше же кто-то лазал , снимал данные, тащил эти железяки как-то наверх.
Нынче всем пофиг. Валяется и валяется, глобальное потепление измеряется на глазок. Нет льда в озере, значит наступает потепление, будь Грета Тунберг не ладна.
Гена с Ириной. Семейная идиллия. Залезли на 3500 вверх и ни разу не подрались.
Без комментариев. Вот уж вечно молодые. Сидят, отдыхают. Не в поликлинике в очереди с бабками переругиваются, а готовятся к ночевке под ледником. А если бы не Великий Вождь Преподобной (сокращенно ВВП) уже бы по старым советским канонам Гене светила пенсия.
Но рано им вязать носки у печки. Впереди снега и льды Кыргызских хребтов.
Сзади, где проходили, послышался грохот. Сильный такой. В бинокль было хорошо видно, как со склона, под которым мы шли с полчаса-час назад летит камень, примерно с меня в диаметре, увлекая за собой более мелкие камешки (размером с голову коня и мельче).
Мне было страшно, остальные философски развели руками:
- Сыпучка.
Отстал опять от своих, подошел к озеру, чтобы сфотографировать вид.
Получилось несколько несколько замечательных кадров. Даже не знал какой выбрать. Все хороши.
Что говорить - я не фотограф, у меня весьма средняя камера, усталый как загнанный пёс, хочу есть, чуть не плачу, надо догонять группу и то при всех минусах получаются один вид лучше другого.
Настоящая красота не нуждается в фильтрах, постановках и ретуши.
Голову только поднимешь - всё очень сурово.
А опустишь вниз - сплошная хрупкость и нежность.
О, ещё один закон мироздания понял:
Хрупкое, соседствуя с суровым и брутальным, разрушает его.
Относится как к природным явлениям, так и к человеческим отношениям.
Уже практически на высоте трех с половиной тысяч метров попалась свежая нора.
Неужто сурок? Сурки вроде роют по нескольку нор, группой. А тут одинокая. У меня кроме сурков нет вариантов, не силен я в фауне Кыргызстана.
Ещё недавно корячился у берега озера, чтобы сделать фото, достойное обоев рабочего стола офисного планктона, а оно уже и позади.
О, и здесь бывали кони.
Ещё один закон мироздания:
Для кого навоз, а кому среда для жизни.
Неизвестный мне пока вид высокогорной ромашки (трёхреберник вроде).
Некоторые цветы и вовсе в расщелинах ютятся. Темно, но от ветра защита.
А другие очень себя уверенно чувствуют. Их-то кони и едят. И сурки, и пищухи.
А горы всё выше, а горы всё круче..
Опять милота, разбивающая камни.
Остановились в поисках оценки окрестностей на наличие подходящего места, чтобы лагерь разбить и на ночлег встать.
Лазутчики лице Гены и кыргызского Сережи пошли искать относительно ровную площадку под палатку и желательно у склона, чтобы ветер, что идет по ущелью то вверх, то вниз не задувал. И желательно, чтобы со склона камень в башку не прилетел ночью, когда ты спишь.
Много требований к жилью в горах и они отличаются от выбора хрущевки в спальном районе Москвы.
Со времен Сайызбека прошло без малого 56 лет, а не было желания больше ни у кого сидеть и долбить камень, чтобы увековечить своё имярек.
Упорный, однако, товарищ был этот Конушев и, видимо, обладал множеством свободного времени, раз сидел и выдалбливал свои петрографы на данной высоте. Плюс товарищи говорят, что в конце 70-ых-80-ых было холоднее (Грета Тунберг не врёт) и на здесь лежал снег, да и сам ледник почти до этих мест спускался.
Но как говорил мой знакомый директор одного очень крупного и богатого горнодобывающего предприятия:
"Тупой и упорный - поступай в Горный".
Нам махнули издалека - место для ночевки найдено. Последние скачки по моренам.
Миха поперек своего рюкзака ещё Генин взвалил, чтобы тому не возвращаться. У меня, наверное, подкосились бы ноги или "позвоночник осыпался бы в трусы" как говаривали в моей гопниковской молодости.
А Миша идет и не жужжит. Даже если и жужжит, то про себя, тихо и не слышно.
У дальнего большого камня будет ночевка. Ветер гуляет по центру,а там склон защитит от ветров, а большой камень защитит от сыпучки, если что-то посыпется со склона. Скалы вокруг живые и ещё пару раз были слышны обвалы, но небольшие и не такие громкие, как первый, который я в бинокль наблюдал. Просто осыпалась щебенка размером с кулак.
Лёд.
Место называется на картах для альпинистов как стоянка "Озёрная".
Но искупаться, увы, не суждено.
Мне хотелось помыться, но Миша сказал:
"Жаль что ты всего неделю с нами, на десятый день наступает акклиматизация и мыться перестает хотеться".
Хотя основная часть озера не закрыта льдом, но принимать душ так и не полез.
Наряду с лошадиными стали попадаться следы горных козлов.
Да ещё и бабочка порхала. Самая обычная крапивница.
Высота 3530 м.
А тут бабочки порхают. Они хоть на Алтае, хоть в Москве и вот здесь, далеко в горах.
Возник спор - есть ли в озере жизнь. Или очень холодно. Но какая-то водоросль в стоячей воде плодится и при падении уровня воды покрывает зеленоватым ковром окрестный пейзаж. Да и грунт нечто вроде ила. Значит достаточно дневного солнца, чтобы прогреть поверхность неглубоких ледниковых озер для зарождения в них короткой и быстротечной летней жизни.
Облака уже ниже нас.
Мы пришли по противоположному краю ущелья, что сейчас остался вдали от нас. В озерцо впадают два ручья, которые пришлось перескакивать по камням. Сушить обувь сейчас хочется меньше всего. Да и негде. Дров больше нет.
Только камни.
В этот день мне очень хотелось есть. И хотя старался держаться огурцом, но к концу дня стал ныть что-то типа:
- а может сожрём кусочек сыра?
- а может колбаски кусочек, пока суп сварится?
- а может лепешку заточим по быстрому?
Как главный Чабан экспедиции и распределитель продуктов Гена сделал вид, что не слышит моего нытья. А остальные и правда не слышали:
все устали, а дел полно.
Прежде чем поставить платку надо найти место без уклона, потом ледорубом выковыривать все камни (они не очень-то выковыриваются) чтобы они не впивались ночью в бока.
Попытаться просушить всё, что можно под лучами уходящего солнца.
Пошёл на озеро, набрать воды - хоть чаю попить, ибо в животе бурчало, журчало и булькало.
На озере живет пара трясогузок. Крупные и с желтым пузом. Не видел раньше таких.
Одни из немногих живых существ, оживляющих безмолвную картину. После нескольких дней, проведенных возле грохочущих горных рек, наступила пугающая, ватная тишина.
Будто оглох. Звук в неплотном воздухе, на высоте словно затухает, вязнет в разряженной среде. Бурлит хрустальным звоном ручей - отошел несколько метров и глухота. Тишь.
Только поляны горечавок стоят, будто ждут бледную, потустороннюю невесту, которая придет сорвать себе свадебный букет, укрытая снежным саваном.
Кроме трясогузок, по берегу бродила пара куликов-перевозчиков. Они быстро перебирали ножками и клювами, копошась в илистых берегах. Если их вспугнуть они взлетали стремительно пронизывая тишину тревожным криком. Он казался чужеродным в обступившем молчании.
Так, наверное, рождаются легенды о не успокоившихся душах, что мечутся высоко в горах в поисках вечного пристанища.
Вокруг полный покой и суетливые птицы в белых манишках.
За камнем наш лагерь. Вся поляна усыпана нежными и холодными цветами.
Сидел на камне и ждал всплеска рыбы. Дело в том, что зачерпнув воды в котелок, обнаружил в нем дергающегося мотыля - самый что ни на есть любимый деликатес для любой рыбы. Ну, думаю, раз есть мотыль, значит должна быть рыба. Но сколько не сидел, не вглядывался в неподвижную гладь озера - ни шиша. Только пузыри от газов, выходящих из горных пород иногда тревожили зеркало ничем не колыхаемых вод.
Мотыль есть, а рыбы нет.
И ни ветерка, ни шороха. Ни листва ни шуршит, ни машина вдалеке ни шумит. Будто в уши навтыкали чего-то.
Сколько вокруг нас звуков фоновых, которые мы не замечаем. А тут обступает безмолвие.
Кулики только иногда оживляют пейзаж, да трясогузки. Но близко не подходят, бегают по другому берегу. Можно только в бинокль разглядывать.
Молчание цветов.
всплесков рыбы так и не дождался, нет их и не будет, зато среди камней ещё заметил новых птиц. Очень необычная - в черном фраке, с белыми, словно повязками, полосами на крыльях и оранжевым воротником. А на голове будто шапочка белая. И нахохленная , как будто без шеи.
После уже мне arkhivov подсказал, что это краснобрюхая горихвостка.
На фото видна только маленькая черная точка, а в бинокль разглядел, как она интересно скачет, словно маленький, насупившийся пингвин в торжественном наряде свидетеля на ритуальных похоронах.
Пока я бродил, Гена колдовал с супом. Мало было мне пыток голодом, так ещё на высоте вода кипит при более низкой температуре и суп варится в два раза дольше.
Минуты считают дни, дни считают года...
Захлебываясь слюной смотрел на шаманские действа Гены с тушенкой и обжариваемым луком.
- ГЕНА, Я СДОХНУ ПОКА ДОВАРИТСЯ СУП!!!
хотелось кричать, но делал вид, что я невозмутимый, суровый альпийский закаленный парень.
Видимо внявший моим внутренним мольбам к духам гор в лице окрестных птиц, камней и озёр уважаемый волшебник и немножко шайтан Абдурахман-ибн-Геннадий сварил супа столько, что всем досталось по две полных походных тарелки.
Пить водку особо не хотелось, но дежурные пятьдесят граммов разлились теплотой после трудного и долгого дня.
Вокруг наступала пронзительная, холодная и безмолвная Тяь-Шаньская ночь.
Только где-то недалеко опять осыпалась горстка камней с живого, сыпучего склона.
P/S
Всех прошу простить меня за просмотр дважды одних и тех же фото.