Нобелевская премия для литературного маргинала
ИМЯ ЖАНА-МАРИЮ ГУСТАВА ЛЕ КЛЕЗИО, ЛАУРЕАТА САМОЙ ПРЕСТИЖНОЙ В МИРЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ ПРЕМИИ, НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТ НЕ ТОЛЬКО ЧИТАТЕЛЯМ, НО И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ КРИТИКАМ
„Ле Клезио, кто это?” - таким непосредственным вопросом встретила американская пресса весть о присуждении Нобелевской премии по литературе этому французскому писателю. От американцев, собственно, иной реакции никто и не ожидал - с европейской литературой по ту сторону Атлантики знакомы выборочно, причем тамошние обозреватели, надо сказать, никогда не стесняются признаться, что не читали произведений того или иного автора. Но когда на фамилию Нобелевского лауреата в недоумении таращат глаза маститые европейские критики - это уже из ряда вон выходящее событие.
Марсель Райх-Раницки, являющийся среди литературоведов Германии кем-то вроде Папы Римского, заявил, что не читал ни одной книги Жана-Марии Густава Ле Клезио и очень разочарован решением Нобелевского комитета. Британские культурные комментаторы, желая составить себе впечатление о творчестве писателя, полезли в книжные интернет-магазины и к своему изумлению обнаружили, что по запросу «Ле Клезио» там можно приобрести лишь DVD-диск с комедией «Молодой Эйнштейн», в которой играет актриса Олди Ле Клезио. А переводы книг французского писателя числятся давно распроданными. Не смогли прокомментировать появление нового лауреата и в высших читающих кругах России - один из авторитетнейших современных критиков Дмитрий Быков признался, что с произведениями француза тоже не знаком. Писатель Виктор Ерофеев, великолепно знающий французскую литературу, хотя и занимался в свое время Ле Клезио, но внятного мнения об этом авторе сформулировать не смог. Даже те, кто читал Ле Клезио, называют его в лучшем случае достойным, в худшем - монотонным и скучным писателем. Но все отмечают - этот «Нобель» вытягивает Францию из депрессии, связанной с кризисом национальной культуры, которая замкнулась в границах внутреннего рынка и перестала вызывать в мире живой интерес.
Осознать, почему во Франции Ле Клезио имеет славу литературного столпа и даже «современного Гомера», еще можно - по его творческому бэкграунду. Писатель он, безусловно, незаурядный, разноплановый и достаточно плодовитый, за что был удостоен на родине многочисленных премий, а также похвал знаковых фигур нашей эпохи - Жиля Делеза и Мишеля Фуко. Но в полной мере ощутить «чувственный экстаз», который в творчестве Ле Клезио отметила Шведская академия, кроме французов, никто не может - писателя переводили мало, а то, что было переведено, прочитали и тут же забыли. Может, недопоняли, может, не ко времени пришелся. А может, виной всему сам Ле Клезио, переключившийся в конце 1970-х годов с экспериментаторства на спокойную этнографическую и даже «экологическую» прозу, главными темами которой стали путевые заметки «по странам и континентам», рефлексии других культур, в частности, культуры американских индейцев, размышления о конфликтах идентичностей, свободе, которую дает уход от урбанизированного мира и т.д. Любой «продвинутый» критик назовет эту романтику странствий опоздавшей на десятилетия, а эксплуатирующего ее автора - безнадежным маргиналом. Собственно, Ле Клезио так и называет себя - маргиналом, странником и бродягой, а своей единственной родиной - французский язык.
Тем более удивительным кажется решение Шведской академии о присуждении самой престижной в мире литературной премии именно ему, а не более очевидному кандидату - Милану Кундере, Филипу Роту, Марио Варгасу Льосе или на худой конец Салману Рушди, которые гораздо больше включены в мировой культурный контекст. Как показывает опыт прошлых лет, любые попытки разгадать логику Нобелевского комитета являются бесплодными. Так и в этот раз - ни соображениями политкорректности, ни общепризнанным вкладом автора в мировую литературу награждение Ле Клезио объяснить нельзя - это все не о нем. И все-таки, почему Ле Клезио?
Намеком на истину может послужить скандальное высказывание секретаря комитета Нобелевской премии Хораса Энгдаля, прозвучавшее за неделю до того, как было названо имя новоиспеченного лауреата. Энгдаль, имеющий право голоса при голосовании по номинантам, «прошелся» по американским писателям, назвав их слишком изолированными и невежественными, слишком поддающимися влиянию собственной массовой культуры, чтобы создавать большую литературу. «Они переводят мало иностранных произведений и не слишком активно участвуют в большой литературной жизни», - заявил он. Энгдаль также сказал, что центром литературного мира является Европа, а не США; она притягивает писателей-изгнанников, потому что «уважает независимость литературы».
В случае с Ле Клезио это, наверное, следует понимать так - европейская Родина не забыла о своем сыне, всю жизнь блуждающем по свету, но сохранившем связь с ней через язык.
„Ле Клезио, кто это?” - таким непосредственным вопросом встретила американская пресса весть о присуждении Нобелевской премии по литературе этому французскому писателю. От американцев, собственно, иной реакции никто и не ожидал - с европейской литературой по ту сторону Атлантики знакомы выборочно, причем тамошние обозреватели, надо сказать, никогда не стесняются признаться, что не читали произведений того или иного автора. Но когда на фамилию Нобелевского лауреата в недоумении таращат глаза маститые европейские критики - это уже из ряда вон выходящее событие.
Марсель Райх-Раницки, являющийся среди литературоведов Германии кем-то вроде Папы Римского, заявил, что не читал ни одной книги Жана-Марии Густава Ле Клезио и очень разочарован решением Нобелевского комитета. Британские культурные комментаторы, желая составить себе впечатление о творчестве писателя, полезли в книжные интернет-магазины и к своему изумлению обнаружили, что по запросу «Ле Клезио» там можно приобрести лишь DVD-диск с комедией «Молодой Эйнштейн», в которой играет актриса Олди Ле Клезио. А переводы книг французского писателя числятся давно распроданными. Не смогли прокомментировать появление нового лауреата и в высших читающих кругах России - один из авторитетнейших современных критиков Дмитрий Быков признался, что с произведениями француза тоже не знаком. Писатель Виктор Ерофеев, великолепно знающий французскую литературу, хотя и занимался в свое время Ле Клезио, но внятного мнения об этом авторе сформулировать не смог. Даже те, кто читал Ле Клезио, называют его в лучшем случае достойным, в худшем - монотонным и скучным писателем. Но все отмечают - этот «Нобель» вытягивает Францию из депрессии, связанной с кризисом национальной культуры, которая замкнулась в границах внутреннего рынка и перестала вызывать в мире живой интерес.
Осознать, почему во Франции Ле Клезио имеет славу литературного столпа и даже «современного Гомера», еще можно - по его творческому бэкграунду. Писатель он, безусловно, незаурядный, разноплановый и достаточно плодовитый, за что был удостоен на родине многочисленных премий, а также похвал знаковых фигур нашей эпохи - Жиля Делеза и Мишеля Фуко. Но в полной мере ощутить «чувственный экстаз», который в творчестве Ле Клезио отметила Шведская академия, кроме французов, никто не может - писателя переводили мало, а то, что было переведено, прочитали и тут же забыли. Может, недопоняли, может, не ко времени пришелся. А может, виной всему сам Ле Клезио, переключившийся в конце 1970-х годов с экспериментаторства на спокойную этнографическую и даже «экологическую» прозу, главными темами которой стали путевые заметки «по странам и континентам», рефлексии других культур, в частности, культуры американских индейцев, размышления о конфликтах идентичностей, свободе, которую дает уход от урбанизированного мира и т.д. Любой «продвинутый» критик назовет эту романтику странствий опоздавшей на десятилетия, а эксплуатирующего ее автора - безнадежным маргиналом. Собственно, Ле Клезио так и называет себя - маргиналом, странником и бродягой, а своей единственной родиной - французский язык.
Тем более удивительным кажется решение Шведской академии о присуждении самой престижной в мире литературной премии именно ему, а не более очевидному кандидату - Милану Кундере, Филипу Роту, Марио Варгасу Льосе или на худой конец Салману Рушди, которые гораздо больше включены в мировой культурный контекст. Как показывает опыт прошлых лет, любые попытки разгадать логику Нобелевского комитета являются бесплодными. Так и в этот раз - ни соображениями политкорректности, ни общепризнанным вкладом автора в мировую литературу награждение Ле Клезио объяснить нельзя - это все не о нем. И все-таки, почему Ле Клезио?
Намеком на истину может послужить скандальное высказывание секретаря комитета Нобелевской премии Хораса Энгдаля, прозвучавшее за неделю до того, как было названо имя новоиспеченного лауреата. Энгдаль, имеющий право голоса при голосовании по номинантам, «прошелся» по американским писателям, назвав их слишком изолированными и невежественными, слишком поддающимися влиянию собственной массовой культуры, чтобы создавать большую литературу. «Они переводят мало иностранных произведений и не слишком активно участвуют в большой литературной жизни», - заявил он. Энгдаль также сказал, что центром литературного мира является Европа, а не США; она притягивает писателей-изгнанников, потому что «уважает независимость литературы».
В случае с Ле Клезио это, наверное, следует понимать так - европейская Родина не забыла о своем сыне, всю жизнь блуждающем по свету, но сохранившем связь с ней через язык.