Литературные травести 2
Ну теперь побольше.
Коментарии я скрою - пока все не отгадаете.
Самому лучшему отгадчику - какую-нибуть маленькую прелесть.
Велкам.
Правила.
Взят отрывок из книги, в котором реальные термины: названия, имена и т.п. заменены на вымышленные.
Задача участника - абсолютно точно воспроизвести зашифрованные реалии.Книгу можете не отгадывать - назовите зашифрованные слова.
1)
-- Милая девушка,-- неожиданно сказал Саруман ,продайте мне
это зеркало. Оно мне очень нравится. Только вы с вашим женским
чутьем могли выбрать такую художественную вещь. Продайте,
девочка, а я вам дам семь рублей.
-- Хамите, парниша,-лукаво сказала Галадриэль.
-- Хо-хо,-- втолковывал Саруман. "С ней нужно действовать
иначе,-- решил он,предложим обмен".
-- Вы знаете, сейчас в Мордоре и в лучших домах Барад-Дура
возобновили старинную моду -- разливать чай через ситечко.
Необычайно эффектно и очень элегантно. Галадриэль насторожилась.
-- Ко мне как раз знакомый дипломат приехал из Минас-Моргула и
привез в подарок. Забавная вещь.
-- Должно быть, знаменито,-- заинтересовалась Галадриэль.
-- Ого! Хо-хо! Давайте обменяемся. Вы мне - зеркало, а я вам
-- ситечко. Хотите?
Галадриэль:
Саруман:
Мордор:
Барад-Дур:
Минас-Моргул:
Зеркало:
2) Однажды играли в карты у конногвардейца Де Жюссака. Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра. Те, которые остались в выигрыше, ели с большим аппетитом, прочие, в рассеянности, сидели перед пустыми своими приборами. Но шампанское явилось, разговор оживился, и все приняли в нем участие.
- А каков Д’Артаньян! - сказал один из гостей, указывая на молодого мушкетера, - отроду не брал он карты в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов сидит с нами и смотрит на нашу игру!
- Игра занимает меня сильно, - сказал Д’Артаньян, - но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее.
- Д’Артаньян гасконец: он расчетлив, вот и все! - заметил Арамис. - А если кто для меня непонятен, так это моя бабушка графиня.
- Как? что? - закричали гости.
- Не могу постигнуть, - продолжал Арамис, - каким образом бабушка моя не понтирует!
- Да что ж тут удивительного, - сказал Де Жюссак, - что осьмидесятилетняя старуха не понтирует?
- Так вы ничего про нее не знаете?
- Нет! право, ничего!
- О, так послушайте:
Де Жюссак:
Д’Артаньян:
Мушкетер:
Гасконец:
Арамис:
4)
- Не надо бояться, не надо бояться! - говорит он дрожащим от ужаса
голосом. - Стыдно бояться! Трусы только боятся! Кто делает дурное - боится,
а я дурного не делаю, я Чебурашку вытаскиваю, меня и мама и папа за это
похвалят. Вот отдохну и полезу дальше, потом опять отдохну и
опять полезу, так и вылезу, потом и Чебурашку вытащу. Чебурашка рада будет, все
будут удивляться, как я ее вытащил.
Гена говорит громко, у него голос крепнет, звучит энергичнее, тверже, и
наконец, успокоенный, он продолжает взбираться дальше.
Таким образом, незаметно его голова высовывается наконец над верхним
срубом колодца. Он делает последнее усилие, вылезает сам и вытаскивает
Чебурашку.
Занятый одной мыслью - не испачкать об Чебурашку лицо, - Гена ничего не
замечает, но вдруг его глаза случайно падают на кладбищенскую стену, и Гена
замирает на месте.
Он видит, как из-за стены медленно поднимается чья-то черная, страшная
голова.
Напряженные нервы Гены не выдерживают, он испускает неистовый крик и
без сознания валится на траву
Чебурашка:
Гена:
3)
-- Ай-ай-ай!-- сказал Карлсон.-- Вот что получается, когда
чересчур заботишься о домомучителе!
И он снова лег в постель.
Но ему не спалось. Чем больше старался он уснуть, тем
меньше у него получалось. Он попробовал считать овец-- иногда
это очень неплохой способ,-- но это не помогало. Он попробовал
считать домомучителей, но это оказалось еще хуже, потому что
каждый домомучитель, которого он считал, сразу кидался на Карлосонову
банку с вареньем и все съедал дочиста! Несколько минут Карлсон лежал
и молча страдал, но когда пятьсот восемьдесят седьмой
домомучитель облизал свои клыки и прорычал: "Очень неплохое варенье,
пожалуй, лучшего я никогда не пробовал", Карлсон не выдержал. Он
скатился с кровати, выбежал из дому и помчался прямиком к Шести
Соснам.
.
Карлсон:
Домомучитель:
Банка с вареньем:
5)
-- Садись, Мона, сейчас я тебя рисовать буду.
Мона обрадовалась, села поскорее на стул, и Леонардо принялся её
рисовать. Ему хотелось изобразить Мону Лизу покрасивее, вот он и нарисовал ей
красный нос, зеленые уши, синие губы и оранжевые глаза. Джоконде хотелось
поскорее увидеть свой портрет. От нетерпения она не могла усидеть спокойно на
стуле и все время вертелась.
-- Не вертись, не вертись, -- говорил ей да Винчи, -- а то непохоже
получится.
-- А сейчас получается похоже? - спросила Джоконда.
-- Очень похоже, -- ответил Леонардо и пририсовал ей фиолетовой
краской усы.
-- Ну-ка, покажи, что получилось! -- попросила Мона Лиза, когда Леонардо
окончил портрет.
Да Винчи показал.
-- Да разве я такая? -- закричала Мона в испуге.
-- Конечно, такая. Какая же еще?
-- А усы зачем нарисовал? У меня ведь усов нету.
-- Ну, вырастут когда-нибудь.
-- А нос почему красный?
-- Это чтоб было красивее.
Леонардо да Винчи:
Мона Лиза (Джоконда) :
6 ) И если в случае с Говоруном три противоположных научных
лагеря пришли к полному соглашению, то это следует объяснить
единственно тем огромным впечатлением, которое произвел Говорун
на всю комиссию, когда, войдя в зал, где должно было
происходить исследование его психического состояния, и заметив
на стене портрет, громко воскликнул:
"Господа, да здравствует профессор Селезнев!"
Дело было совершенно ясно. Благодаря сделанному Говоруну,
по собственному почину, заявлению целый ряд вопросов отпал и
осталось только несколько важнейших.
-- Радий тяжелее олова?
-- Я его, извиняюсь, не вешал,-- со своей милой улыбкой
ответил Говорун.
-- А вы могли бы вычислить диаметр земного шара?
-- Извиняюсь, не смог бы,-- сказал Говорун.-- Однако мне
тоже хочется, господа, задать вам одну загадку,-- продолжал
он.-- Стоит четырехэтажный дом, в каждом этаже по восьми окон,
на крыше -- два слуховых окна и две трубы, в каждом этаже по
два квартиранта. А теперь скажите, господа, в каком году умерла
у швейцара бабушка?
Судебные врачи многозначительно переглянулись. Тем не
менее один из них задал еще такой вопрос:
-- Не знаете ли вы, какова наибольшая глубина в Тихом
океане?
-- Этого, извините, не знаю,-- послышался ответ,-- но
думаю, что там наверняка будет глубже, чем под Вышеградской
скалой на Влтаве.
-- Достаточно? -- лаконически спросил председатель
комиссии.
Но один из членов попросил разрешения задать еще один
вопрос:
-- Сколько будет, если умножить двенадцать тысяч восемьсот
девяносто семь на тринадцать тысяч восемьсот шестьдесят три?
-- Семьсот двадцать девять,-- не моргнув глазом, ответил
Говорун.
Говорун:
Профессор Селезнев:
7)
Часы пробили двенадцать. Потом час. В самом начале третьего
сэру Генри пришла нужда прогуляться на двор. Он сонно прошлепал на
веранду и в величайшем изумлении остановился перед диваном,
преградившим ему путь. "Это еще что за выдумки!" -- пробормотал сэр Генри
и решительно приступил к дивану. И, разумеется, тут сработал звонок
тревожной сигнализации, который установил Лестрейд.
Дом в мгновение ока наполнился криками, выстрелами и топотом
множества ног. Все ринулись в гостиную, вооруженные кто чем --
топорами, ножницами, камнями, лопатами, ножами, граблями, -- и в
удивлении остановились перед сэром Генри.
-- Где собака Баскервилей? -- воскликнул Шерлок Холмс.
-- Это я, -- сердито отозвался сэр Генри. -- Мне надо выйти. Помню я
о вашей глупой собаке!
-- Ну так иди живей, -- сказал Берримор. -- И чтобы это было в
последний раз, слышишь?
Он настежь распахнул дверь веранды, и тут все увидели собаку Баскервилей.
Все-все. Она неподвижно сидела на садовой дорожке перед крыльцом и
смотрела на них круглыми, без всякого выражения глазами.
Она была не особенно велика и не особенно грозна с виду. Она была
лишь чудовищно омерзительна и, казалось, могла прождать так целую
вечность.
В этом-то и заключался весь ужас.
Лестрейд:
сэр Генри:
Шерлок Холмс:
Берримор:
собака Баскервилей: Морра
Коментарии я скрою - пока все не отгадаете.
Самому лучшему отгадчику - какую-нибуть маленькую прелесть.
Велкам.
Правила.
Взят отрывок из книги, в котором реальные термины: названия, имена и т.п. заменены на вымышленные.
Задача участника - абсолютно точно воспроизвести зашифрованные реалии.Книгу можете не отгадывать - назовите зашифрованные слова.
1)
-- Милая девушка,-- неожиданно сказал Саруман ,продайте мне
это зеркало. Оно мне очень нравится. Только вы с вашим женским
чутьем могли выбрать такую художественную вещь. Продайте,
девочка, а я вам дам семь рублей.
-- Хамите, парниша,-лукаво сказала Галадриэль.
-- Хо-хо,-- втолковывал Саруман. "С ней нужно действовать
иначе,-- решил он,предложим обмен".
-- Вы знаете, сейчас в Мордоре и в лучших домах Барад-Дура
возобновили старинную моду -- разливать чай через ситечко.
Необычайно эффектно и очень элегантно. Галадриэль насторожилась.
-- Ко мне как раз знакомый дипломат приехал из Минас-Моргула и
привез в подарок. Забавная вещь.
-- Должно быть, знаменито,-- заинтересовалась Галадриэль.
-- Ого! Хо-хо! Давайте обменяемся. Вы мне - зеркало, а я вам
-- ситечко. Хотите?
Галадриэль:
Саруман:
Мордор:
Барад-Дур:
Минас-Моргул:
Зеркало:
2) Однажды играли в карты у конногвардейца Де Жюссака. Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра. Те, которые остались в выигрыше, ели с большим аппетитом, прочие, в рассеянности, сидели перед пустыми своими приборами. Но шампанское явилось, разговор оживился, и все приняли в нем участие.
- А каков Д’Артаньян! - сказал один из гостей, указывая на молодого мушкетера, - отроду не брал он карты в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов сидит с нами и смотрит на нашу игру!
- Игра занимает меня сильно, - сказал Д’Артаньян, - но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее.
- Д’Артаньян гасконец: он расчетлив, вот и все! - заметил Арамис. - А если кто для меня непонятен, так это моя бабушка графиня.
- Как? что? - закричали гости.
- Не могу постигнуть, - продолжал Арамис, - каким образом бабушка моя не понтирует!
- Да что ж тут удивительного, - сказал Де Жюссак, - что осьмидесятилетняя старуха не понтирует?
- Так вы ничего про нее не знаете?
- Нет! право, ничего!
- О, так послушайте:
Де Жюссак:
Д’Артаньян:
Мушкетер:
Гасконец:
Арамис:
4)
- Не надо бояться, не надо бояться! - говорит он дрожащим от ужаса
голосом. - Стыдно бояться! Трусы только боятся! Кто делает дурное - боится,
а я дурного не делаю, я Чебурашку вытаскиваю, меня и мама и папа за это
похвалят. Вот отдохну и полезу дальше, потом опять отдохну и
опять полезу, так и вылезу, потом и Чебурашку вытащу. Чебурашка рада будет, все
будут удивляться, как я ее вытащил.
Гена говорит громко, у него голос крепнет, звучит энергичнее, тверже, и
наконец, успокоенный, он продолжает взбираться дальше.
Таким образом, незаметно его голова высовывается наконец над верхним
срубом колодца. Он делает последнее усилие, вылезает сам и вытаскивает
Чебурашку.
Занятый одной мыслью - не испачкать об Чебурашку лицо, - Гена ничего не
замечает, но вдруг его глаза случайно падают на кладбищенскую стену, и Гена
замирает на месте.
Он видит, как из-за стены медленно поднимается чья-то черная, страшная
голова.
Напряженные нервы Гены не выдерживают, он испускает неистовый крик и
без сознания валится на траву
Чебурашка:
Гена:
3)
-- Ай-ай-ай!-- сказал Карлсон.-- Вот что получается, когда
чересчур заботишься о домомучителе!
И он снова лег в постель.
Но ему не спалось. Чем больше старался он уснуть, тем
меньше у него получалось. Он попробовал считать овец-- иногда
это очень неплохой способ,-- но это не помогало. Он попробовал
считать домомучителей, но это оказалось еще хуже, потому что
каждый домомучитель, которого он считал, сразу кидался на Карлосонову
банку с вареньем и все съедал дочиста! Несколько минут Карлсон лежал
и молча страдал, но когда пятьсот восемьдесят седьмой
домомучитель облизал свои клыки и прорычал: "Очень неплохое варенье,
пожалуй, лучшего я никогда не пробовал", Карлсон не выдержал. Он
скатился с кровати, выбежал из дому и помчался прямиком к Шести
Соснам.
.
Карлсон:
Домомучитель:
Банка с вареньем:
5)
-- Садись, Мона, сейчас я тебя рисовать буду.
Мона обрадовалась, села поскорее на стул, и Леонардо принялся её
рисовать. Ему хотелось изобразить Мону Лизу покрасивее, вот он и нарисовал ей
красный нос, зеленые уши, синие губы и оранжевые глаза. Джоконде хотелось
поскорее увидеть свой портрет. От нетерпения она не могла усидеть спокойно на
стуле и все время вертелась.
-- Не вертись, не вертись, -- говорил ей да Винчи, -- а то непохоже
получится.
-- А сейчас получается похоже? - спросила Джоконда.
-- Очень похоже, -- ответил Леонардо и пририсовал ей фиолетовой
краской усы.
-- Ну-ка, покажи, что получилось! -- попросила Мона Лиза, когда Леонардо
окончил портрет.
Да Винчи показал.
-- Да разве я такая? -- закричала Мона в испуге.
-- Конечно, такая. Какая же еще?
-- А усы зачем нарисовал? У меня ведь усов нету.
-- Ну, вырастут когда-нибудь.
-- А нос почему красный?
-- Это чтоб было красивее.
Леонардо да Винчи:
Мона Лиза (Джоконда) :
6 ) И если в случае с Говоруном три противоположных научных
лагеря пришли к полному соглашению, то это следует объяснить
единственно тем огромным впечатлением, которое произвел Говорун
на всю комиссию, когда, войдя в зал, где должно было
происходить исследование его психического состояния, и заметив
на стене портрет, громко воскликнул:
"Господа, да здравствует профессор Селезнев!"
Дело было совершенно ясно. Благодаря сделанному Говоруну,
по собственному почину, заявлению целый ряд вопросов отпал и
осталось только несколько важнейших.
-- Радий тяжелее олова?
-- Я его, извиняюсь, не вешал,-- со своей милой улыбкой
ответил Говорун.
-- А вы могли бы вычислить диаметр земного шара?
-- Извиняюсь, не смог бы,-- сказал Говорун.-- Однако мне
тоже хочется, господа, задать вам одну загадку,-- продолжал
он.-- Стоит четырехэтажный дом, в каждом этаже по восьми окон,
на крыше -- два слуховых окна и две трубы, в каждом этаже по
два квартиранта. А теперь скажите, господа, в каком году умерла
у швейцара бабушка?
Судебные врачи многозначительно переглянулись. Тем не
менее один из них задал еще такой вопрос:
-- Не знаете ли вы, какова наибольшая глубина в Тихом
океане?
-- Этого, извините, не знаю,-- послышался ответ,-- но
думаю, что там наверняка будет глубже, чем под Вышеградской
скалой на Влтаве.
-- Достаточно? -- лаконически спросил председатель
комиссии.
Но один из членов попросил разрешения задать еще один
вопрос:
-- Сколько будет, если умножить двенадцать тысяч восемьсот
девяносто семь на тринадцать тысяч восемьсот шестьдесят три?
-- Семьсот двадцать девять,-- не моргнув глазом, ответил
Говорун.
Говорун:
Профессор Селезнев:
7)
Часы пробили двенадцать. Потом час. В самом начале третьего
сэру Генри пришла нужда прогуляться на двор. Он сонно прошлепал на
веранду и в величайшем изумлении остановился перед диваном,
преградившим ему путь. "Это еще что за выдумки!" -- пробормотал сэр Генри
и решительно приступил к дивану. И, разумеется, тут сработал звонок
тревожной сигнализации, который установил Лестрейд.
Дом в мгновение ока наполнился криками, выстрелами и топотом
множества ног. Все ринулись в гостиную, вооруженные кто чем --
топорами, ножницами, камнями, лопатами, ножами, граблями, -- и в
удивлении остановились перед сэром Генри.
-- Где собака Баскервилей? -- воскликнул Шерлок Холмс.
-- Это я, -- сердито отозвался сэр Генри. -- Мне надо выйти. Помню я
о вашей глупой собаке!
-- Ну так иди живей, -- сказал Берримор. -- И чтобы это было в
последний раз, слышишь?
Он настежь распахнул дверь веранды, и тут все увидели собаку Баскервилей.
Все-все. Она неподвижно сидела на садовой дорожке перед крыльцом и
смотрела на них круглыми, без всякого выражения глазами.
Она была не особенно велика и не особенно грозна с виду. Она была
лишь чудовищно омерзительна и, казалось, могла прождать так целую
вечность.
В этом-то и заключался весь ужас.
Лестрейд:
сэр Генри:
Шерлок Холмс:
Берримор:
собака Баскервилей: Морра