Почему поколение отданных на усыновление детей возвращается в Южную Корею

[anti_fascist1]

Свежая татуировка «К85-160» на левом предплечье Лоры Кландер уходит корнями в её детство. Кландер было 9 месяцев, когда южно-корейская мать оставила её в полицейском участке в Сеуле. Полицейские доставили её в службу «Holt Children» - местное агентство по усыновлениям, где работник присвоил её делу номер К85-160. Шла всего вторая неделя 1985 года, но она была уже 160, попавшим в агентство за тот месяц, и ей предстоит стать одним из 8800 детей, отправленных из Южной Кореи в тот год. Кландер вошла в число самой большой партии усыновлённых детей, вывезенных из какой-либо страны за всю историю: за прошедшие шесть десятков лет как минимум 200000 корейских детей - что приблизительно равно населению Де-Мойна (столица штата Айова- прим. переводчика) - подверглось процедуре усыновления в более чем 15 стран мира, подавляющее большинство - в США.

Кландер, в свои 30 немного наивна и склонна к умалению своих качеств. («Я была одной из тех полненьких девочек в очках и в футболке от Лизы Франк [1]», - говорит она, покачивая головой, вспоминая годы, проведённые в средней школе). Тем не менее, по ней видно, насколько эта тема для неё важна. По её словам, она сделала себе татуировку на руке, чтобы выразить своё несогласие с практикой усыновления. «Я была всего лишь предметом сделки. Мне был присвоен номер, как его присваивают уголовниками и душевнобольным


».


Лора Кландер в Сеуле. Она вытатуировала свой номер дела на руке.

Кландер, выросшая в Висконсине, вернулась в Южную Корею в 2011 году, там я её и встретила одним февральским вечером в прошлом году, а также трех её друзей, все они прошли процедуру усыновления из Южной Кореи в Соединённые Штаты. Мы находились в ресторане, расположенном в квартале Сеула под названием Хонгдэ, известном своими художественными галереями, барами и недорогими ресторанами. Снаружи - улицы заполненные студентами, музыкантами, художниками и клубной молодёжью. Этот квартал также облюбовали 300 - 500 человек, прошедших через усыновление и вернувшихся в Южную Корею, в основном из Соединённых Штатов, но также и из Франции, Дании и других стран. Большинство из них ничего не помнит о стране, которую они покинули детьми, и с трудом говорит по-корейски. Но они вернулись в надежде на воссоединение с Южной Кореей, своими родными семьями и такими же, как они, детьми, прошедшими через усыновление.

В ту ночь Кландер и её друзья собрались отведать Пибимпап (рис с овощами и мясом), тушёное тофу, блинчики с зелёным луком и заказывали бутылочное пиво и соджу (традиционный корейский крепкий алкогольный напиток). Каждый за столом - член Корейского Сообщества Усыновлённых (КСУ). Это сообщество зарождалось как клуб любителей чтения в 2004 году небольшой группой политически продвинутых отданных на усыновление корейцев (в основном девушек - изначально в сообществе был лишь один мужчина), которым было слегка за 30. Они начали обсуждать, почему матерям-одиночкам в Южной Корее пришлось отказываться от своих детей - 90% процентов матерей, отказывающихся от своих детей в пользу усыновителей, не были замужем. Они разговаривали о культуре общества, в котором матери одиночки подвергались остракизму, обществе, в котором обычно работодатель на собеседовании интересуется у женщины, замужем ли она; зачастую, родители отказываются от дочерей, если те рожают детей вне брака; дети матерей-одиночек зачастую подвергаются унижению в школах. Они также задавались вопросом, почему государство так мало помогало матерям-одиночкам для сохранения семьи. На конференции, организованной сообществом через год после его создания, его члены раздавали листовки с надписью «КСУ против процедуры международного усыновления». Они продавали футболки, придуманные Кимурой Буол-Натали Лемони, одной из первых активисток сообщества, на которых был изображен плачущий ребёнок со штампом на попе «Сделано в Корее».

Со временем, КСУ отказалось от требований прекратить практику усыновления. Они вызывали слишком много споров, по мнению усыновлённых, как пишет один из основателей сообщества, Дженни На в истории КСУ: «людям сложно не потерять интерес после слова «остановим!»». Однако за последние несколько лет члены сообщества - совместно с другими активистами движений, связанных с усыновлением - провели невероятную по интенсивности политическую кампанию по лоббированию изменений в законодательстве, которые помогут сократить поток Корейских детей усыновляемых за рубеж. В ходе кампании они проявили себя лидерами, которые подвергли сомнению саму концепцию международного усыновления и, тем самым, привели в движение других людей, подвергшихся усыновлению во всём мире.

Некоторые из этих лидеров, включая Кландер и её подругу, Ким Стокер, которая также присутствовал на ужине тем вечером, хотели бы полностью остановить поток усыновляемых детей из Кореи. «Я понимаю страстное желание родителей иметь детей», - говорит Стокер, которая в возрасте 41 года была самой старшей в группе, сидящей за столом. «Позитивное восприятие семей, отличных от общепринятых стандартов, - это прекрасно», - говорит она. Но при этом добавляет: «Я не думаю, что правильно усыновлять детей из другой страны или более того, другой расы, и при этом платить за это серьёзные деньги. Я не думаю, что хорошо, когда ребёнка увозят от его родственников и лишают его привычных. Это явление очень соответсвует соврменному обществу».

Ни Кландер , ни Стокер не считают, что международное усыновление будет прекращено в Южной Корее в обозримом будущем. Однако они хотят положить ему конец. «Наша задача - сделать так, чтобы такие, как мы, исчезли», - говорит она.

В 1954 пара из Орегона, Берта и Гарри Холт, посетили собрание в местном лектории, чтобы увидеть презентацию, подготовленную Мировой Миссией - Христианской организацией спасения - и посвященную сиротами Корейской Войны. В то время Южная Корея еле-еле начала оправляться от кровопролитного конфликта с Северной Кореей. «Мы никогда не видели таких истощённых рук и ног», - писала Берта, медсестра с глубокими христианскими убеждениями, она носила круглые очки в проволочной оправе, - «Такие тоскливые маленькие лица, ищущие заботы». Закон запрещал усыновление семьями более двух детей из-за границы. Однако в 1955 сенаторы из Орегона пролоббировали Закон об Облегчении Процедуры Усыновления Некоторых Сирот Корейской Войны, который был одобрен Конгрессом специально для того, чтобы семья Холтов могла усыновить четырёх мальчиков и удочерить четырёх девочек из Южной Кореи. История о том, как лесоруб и фермер Гарри Хольте вернулся домой с восемью детьми, была напечатана в газетах по всей стране, и вскоре Хольты были завалены письмами от семей, которые тоже хотели бы усыновить сирот войны. В течение года пара организовала Программу Усыновления Холта в Соединённых Штатах (впоследствии было основано её представительство в Южной Корее), первое и по сей день самое крупное агентство занимающееся международными усыновлениями.

В 50-х большинство детей, доступных для усыновления были смесью различных рас - «Уличная пыль», как их ещё называли - их отцами были солдаты ООН и американские военные. Часть из них, брошенные или разлученные с родителями, попадала в приюты. В послевоенном хаосе было непонятно, живы ли ещё их родители. Однако в ряде других случаев, матери отказывались от таких детей из страха, что их семьи в противном случае будут рассматриваться как семьи изгоев.

В 60-х и 70-х годах в стране быстрыми темпами шла индустриализация и урбанизация, росли показатели разводов и подростковой беременности. Бедные матери-одиночки из рабочего класса получали очень незначительную или вообще никакой помощи от государства. Большинство детей, усыновлённых в этот период, является корейцами по крови. В то же самое время количество детей, доступных для усыновления в Соединённых Штатах в семидесятые годы сократилось, так как упростился доступ к контрацептивным средствам, были узаконены аборты, и улучшилось отношение в обществе к матерям-одиночкам.

К этому моменту Южная Корея уже приняла Отдельный закон по усыновлению, который создал законодательную базу для усыновлений, а также утвердил четыре агентства по усыновлениям. На начальном этапе, однако, возникли проблемы. Законодательство, касающееся усыновления было откровенно слабым - бабушка или тётя могла отдать ребёнка на усыновление без учёта мнения матери (пока та была на работе или на собеседовании при её поиске), потому что она думала, что так будет лучше для ребёнка. Работники агентств, с целью ускорения процесса, зачастую не проверяли информацию о возрасте или состоянии здоровья ребёнка, не убеждались, что мать на самом деле согласна отдать ребёнка для усыновления. Елеанна Ким, доцент кафедры антропологии Университета Калифорнии, г. Ирвин, автор книги «Территория Усыновления: Транснациональное усыновление в Корее и политика принадлежности», в которой она показывает, что хотя и в большинстве случаев матерям не платили напрямую, агентства по усыновлениям обеспечивали матерей-одиночек жилищем и медицинским уходом в замен на то, что они в ответ согласятся на то, что их детей увезут от них за границу. Работники зачастую говорили матерям, что они ведут себя эгоистично не отдавая своих детей в американские полные семьи, где их ждёт благоденствие и процветание. В 80-х усыновление превратилось в большой бизнес, приносящий миллионы Корейским агентствам по усыновлениям. Государство также смотрело на этот процесс положительно - каждое усыновление означало, что одним голодным ртом стало меньше.

К 1985 году, когда Кландер прибыла в Соединённые Штаты, Южная Корея заработала себе репутацию «Каддилака» среди программ по международному усыновлению, благодаря наличию стабильной эффективной системы, поставляющей здоровых детей. Количество усыновлений было впечатляющим - 24 ребёнка вывозилось из страны каждый день. Продолжающийся рост был тем более необъясним, так как состояние экономики Южной Кореи значительно улучшилось. В тот год ВВП Южной Кореи достиг 20го места в мире и был чуть ниже, чем у Швейцарии, и в следующем десятилетии он продолжил свой рост. Когда телевизионный канал NBC в 1988 году освещал Олимпийские Игры в Сеуле, мир увидел страну с молодой демократией. множеством небоскрёбов, вновь отстроенных дорог, Брайен Гэмбел (известный тележурналист канала NBC) отметил, что Южная Корея предпочитает не упоминать об «экспорте детей». Северная Корея также подвергала критике своего соседа за вседозволенность законодательства в области усыновления детей.

Униженные этим власти Южной Кореи пообещали сократить практику международного усыновления, частично по средствам предоставления финансовой помощи и дополнительного медицинского обслуживания для южнокорейских семей, решившихся на то, чтобы взять себе приемного ребенка. Однако они изъявили гораздо меньший интерес в том, чтобы помочь матерям-одиночкам сохранить своих детей.

Тем временем, семьи в Соединённых Штатах начали усыновлять детей из различных стран по всему миру. Тогда как в 1990 было в Соединённые Штаты усыновлено только 7000 детей. то в 2004 году, на пике международных усыновлений, это число выросло до 24000 и включало в себя детей из Китая, России, Гватемалы, Южной Кореи, Украины, Колумбии, Эфиопии и десятков других стран.

Я попала в число этих усыновителей. После нескольких выкидышей мне с моим мужем удалось усыновить двоих детей - одного ребёнка из США и одного из-за границы. Изначально, мы предпочли усыновление внутри страны, так как хотели осуществить открытое усыновление, когда ребёнок поддерживает контакт со своими биологическими родителями (Согласно результатам исследований, открытое усыновление гораздо более распространено, чем международное, оно психологически более комфортно для усыновляемого и его биологических родителей.) В 2003 году в Калифорнии, где мы тогда жили, родилась наша старшая дочь - наполовину Японка и Негритянка на другую половин.

Но когда мы решились на повторное усыновление, пару лет спустя, нам с мужем было уже слегка за 40 и мы опасались, что усыновление внутри страны растянется на годы. Соответственно, вместо него мы обратили свой взор на Гватемалу, где процедура усыновления проходит быстрее, а большинство детей живёт в патронажных семьях, где они получают больше внимания, чем в приютах. В отличие от Китая и многих других стран, в Гватемале семьи усыновителей могут познакомиться с биологической семьёй ребёнка в процессе усыновления и поддерживать связь с ними впоследствии, обмениваясь фотографиями, письмами и визитами.



Эми Гинтер, Сеул, квартал Гангнам. Фотограф Марк Нэвилл, Нью-Йорк Таймс.



Лора Клунгер в мясной лавке, Сеул, квартал Гангнам. Фотограф Марк Нэвилл, Нью-Йорк Таймс.



Бенджамин Хаузер с женщиной, которая владела фермой, на которой работали его приёмные родители.

Она забрала его из первой приёмной семьи в Дагу и передала в приют. Фотограф Марк Нэвилл, Нью-Йорк Таймс.



Аманда Ловелл, в центре Хонгдэ, неподалёку от университета Хонгик, где она учится. Фотограф Марк Нэвилл, Нью-Йорк Таймс.



Ким Строкер в студии радиостанции TBS, где она ведёт еженедельное радио шоу. Фотограф Марк Нэвилл, Нью-Йорк Таймс.



Вернувшиеся усыновлённые дети, в квартале Хонгдэ, после ужина, Сеул.

Слева направо: Ким Стокер, Лора Кландер , Ким Томпсон, и Тэмми Чу. Фотограф Марк Нэвилл, Нью-Йорк Таймс.

Я начала поиск агентств с наилучшей репутацией. Я постоянно слышала - и хотя в основном от других усыновляющих родителей и самих агентств, - что предпринимаются необходимые меры предосторожностей (тесты ДНК биологических родителей и ребёнка, социальные работники проводят интервью с кровной матерью ребёнка, и.т.д.) для защиты усыновляющей и биологической семьи ребёнка. Но практически сразу после того, как мы прибыли в фешенебельный отель в столице Гватемалы для завершения процедуры удочерения нашей девочки, я почувствовала себя неприятно. Как мне казалось, везде, куда бы я ни бросила свой взгляд, юристы и представители агентств раздавали смуглых детей, рождённых нищими матерями, белым богатым приёмным родителям, часть из которых вряд ли когда-нибудь в будущем вернется в Гватемалу или предпримет какие-либо усилия для поддержания связи между усыновлёнными детьми и их кровными семьями и родиной. Я и мой муж очень не хотели быть «такими родителями». Когда закончились все формальности с удочерением, вместо того чтобы немедленно покинуть страну, мы вместе с нашей новой дочерью поехали в соседний город и провели там несколько дней. Однажды вечером, в ресторане, прилично одетый гватемалец в возрасте около 50 или 60 лет, проходя мимо нас с дочерью, пробормотал: «А вот и ещё один ребёнок, которого отняли у нашей страны».

Вероятно, он имел ввиду коррупцию: становилось всё более очевидным, что система усыновления в Гватемале, так же как и в Эфиопии, Вьетнаме, Камбодже и других местах, насквозь пронизана подкупом, запугиванием матерей и зачастую просто похищением детей. (Программу по усыновлению детей в Гватемале свернули несколько лет назад.) Или, возможно, он имел в виду то, что обычно родные матери усыновлённых детей относятся к беднейшим слоям общества и подвергаются дискриминации, у них нет возможности получить юридическую помощь, а власти, как правило, не выжидают необходимого по закону периода времени, в течение которого у матери есть возможность передумать. Он, вероятно, подумал, что гораздо лучше было бы деньги, многие тысячи долларов, которые все семьи усыновителей платили агентствам, вместо этого бы направлялись на то, чтобы помочь детям остаться в Гватемале. И ещё, оставалась проблема, затронутая Ким Стокер: Можно ли допускать усыновление детей приёмными родителями другой расы?

«Ни один родитель не хочет, чтобы их дети подвергались дискриминации», - сказала мне Стокер тем вечером в Сеуле. «Но я думаю, будучи белым и живя в обществе белых, даже если вокруг вас по соседству присутствуют люди из разных культур, вы не сможете защитить своего ребёнка, когда он выходит за дверь вашего дома. Вы можете его хорошо обеспечить, но есть вещи, которых вы просто не можете прочувствовать, будучи белым».

Мы с мужем, по идее, принадлежим к поколению, которое больше смыслит и лучше подготовлено к воспитанию приёмных детей. Мы делали «правильные вещи»: ездили со своими детьми в Гватемалу и Японию (где живёт родная мать моей старшей дочери). Мы придерживались идеи открытого усыновления (с переменным успехом) и наши дочери имели доступ к своим данным и возможность поддерживать контакт со своими родными семьями. Друзья и школьное окружение наших дочерей принадлежат к различным национальностям. Ни я, ни мой муж не стесняемся говорить о сложностях усыновления и расовых проблемах.

Тем не менее, мои дочери не узнают себя в лицах меня и моего мужа. Им придётся столкнуться с расизмом в своей жизни, тем, с чем ни мне, ни моему мужу сталкиваться не приходилось. Мои дети счастливы и глубоко привязаны к нам. В основном, при разговоре об усыновлении, основное внимание уделяется приобретениям, однако каждое усыновление связано и с потерями для ребёнка и его биологической семьи. Эти потери я не могу до конца прочувствовать и восполнить.

Вероятно, именно это и имел ввиду тот гватемалец, когда увидел меня с моей дочерью. Я могла предложить ей любовь и финансовые возможности. Однако, она была ещё одним ребёнком, который не по своей воле был вынужден покинуть свою биологическую семью и свою страну.

Перед тем, как покинуть Южную Корею, Лора Кландер жила в приёмной семье и там она сделала свои первые неумелые шаги, держась за руку взрослого. Она могла сказать мама и понимала Корейские слова. И потом, девять дней спустя своего первого дня рождения, она погрузилась на борт рейса Корейских Авиалиний вместе с сопровождающим, предоставленным ей агентством Холтов, и проделала путь в 6500 миль до аэропорта Чикаго имени О’Хары.


Джейн Джонг Тренка и Люк МакКуинн выросли с приёмными родителями в Соединённых Штатах, сейчас со своей дочерью живут в провинции Чунгбук. Фотограф Марк Нэвилл, Нью-Йорк Таймс.

В городке Франклин, штата Висконсин, пригороде Милуоки, населённом преимущественно белыми, Кландер посещала Лютеранскую школу, в которой один из мальчишек годами изводил её: «Почему твоя кожа такая грязная?», «Ты выглядишь как чёрная кукла Барби»., «Ты упала в грязь?» Её родители хотели ей хорошего и, как говорит Кландер , «скорее любили меня, чем нет». Но они не осознавали насколько вопрос расы был важен в жизни их дочери. «Мои родители говорили мне, что они не различают цветов», - говорит Кландер . «Они не понимали этого достаточно».

Когда я недавно разговаривала с её матерью, та сказала мне: «Я замечала, насколько некоторые вещи огорчали Лору. Но я говорила ей: «Ты не должна позволять этому тебя расстраивать. В мире будут и такие люди». Когда зашел разговор об удочерении, приёмная мать сказала Лоре, что её родная мать очень её любила, однако у Бога были другие планы. Подростком, злясь на то, что родители не понимают её чувств и того, через что она вынуждена проходить, Кландер раз за разом сбегала от них. Они тоже злились на неё. Когда она была старшеклассницей, по её словам, отец часто говорил: «Я на это не подписывался. Отправьте её обратно». (По его словам, он может припомнить только один раз, когда он сказал нечто подобное.)

... Формат жж не позволяет разместить ее полностью. Далее можно прочитать по ссылке