Не важно
Зной был такой, что, чтобы немного остудиться, он просовывал через прутья решетки член, подставляя его под почти выдуманный поток воздуха, который теоретически должен был струиться в несуществующую щель между полом и массивной металлической дверью и так стоял, не шевелясь, по полчаса и больше.
Конечно, я был неприятным соседом.
- Хорош храпеть, толстяк! Спать невозможно!... (Не храпеть я не мог, т.к. накануне на допросе сломали ребро).
Или.
- Говори им все! Иначе от...дят и тебя, и меня!!!...
Но это, последнее, тогда только, когда они втащили меня в камеру. Но когда уходили, тут же замолкал и молчал наглухо, молчал сутками.
Я так и не знаю, за что его там держали. Единственная ниточка - вопрос, который он задал через пару ночей совместного пребывания в "морилке", когда меня привели после очередного «разговора»:
- Отправили подумать?
Думать мне было нечего: точно знал за что сижу, кто посадил и чего хотят ("вертухаи" всех времен не особенно изобретательны в методах и аргументации)!
Сигаретами он делился честно: докуривал ровно половину, вторую передавал мне. Причем, сигареты были его: он их как-то выцыганил...
А еще он придумал завешивать на ночь фонарь, висящий справа от дверей (если стоять к ним спиной), чтобы пару часов поспать ночью, пока караульная смена тоже дрыхла. Фонарь висел на моей стороне решетки, так что обращаться ему приходилось ко мне.
Если честно, его положение было чуть легче моего. Он лежал на нарах. Такие двухэтажные нары, тремя сторонами упиравшиеся в стенки, а одной - в решетку. Ну, почти упиравшиеся: ноги можно было свешивать. На нарах валялись какие-то грязные тряпки: возможно, порванный матрас (в темноте было плохо видно; собственно и лицо его не запомнил).Там же он держал пластиковую бутылку для естественного опорожнения мочевого пузыря. В туалет по большому, по идее, должны были выводить один раз в сутки. По идее. Идея, однако, редко реализовывалась. Да и, не хотелось, честно говоря! Ничего не хотелось: ни есть, ни пить... ничего! Только курить изредка и всматриваться, всматриваться, всматриваться в упомянутую щель под дверью.
- Следи за ним, чтобы не ложился! Если присядет - ори! - приказали ему они, захлопывая за мною дверь.Первые часов пять я действительно простоял на ногах. Затем он мне тихо шепнул: "сегодня они больше не придут, можешь садиться!"... Я сел. И только вслушивался в звуки за стеной, в скрип двери, который оповещал, если кто-то входил в комнату за стеной.
Впрочем, никто не входил.
Никому мы особенно нужны не были.
Камера была такая: маленький "предбанник", размерами чуть больше метра в длину и сантиметров пятьдесят-шестьдесят в ширину, затем - решетка, за решеткой - упомянутые выше двухэтажные нары.
Когда меня привели, на кафеле лежали какие-то матрацы, но их приказали убрать. Комната закрывалась большой металлической дверью, которая в течении дня прогревалась до состояния раскаленной печи так, что прикоснувшись, можно было, пожалуй, обжечься.
Мы ни о чем не говорили: день-два-три... Только: "будешь курить?", да "перестань храпеть!"
Он сидел в темноте на своих нарах и смотрел на меня, как пума в городском зоопарке на посетителей. А потом, по каким-то неуловимым признакам (в тюрьме это чувствуется, что называется, нутром), осознал, что я - не "подсадная утка" и вообще - человек порядочный, расслабился, в первый раз оставил докурить сигарету.
Время тянулось бесконечно. Впрочем, в тюрьме вообще нет времени. Только распорядок: завтрак, обед, ужин, отбой, подъем. Если дают завтрак, обед и ужин.
***
Перебивка кадра. Я - на свободе. Уже побывал дома, принял ванну, выбросил одежду, которую носил в тюрьме. Идем в универмаг покупать новую. Спорим о чем-то мелком, бытовом, вроде фасона. (На свободе, как при увольнении из армии, казарма, камеры забываются тут же, что называется, "по щелчку", моментально перестраивается психика!)
Навстречу движется парень. Короткая стрижка, рубашка, штаны - ничего особенного! Только в зубах - дорогущая по военным временам сигарелла, в руках - Zip-овская зажигалка.
Не понятно почему, но мы сразу увидели друг друга. И оба друг друга не узнали. Только спустя несколько секунд поняли, кто есть кто.
Не обращая внимания на окружающих, парень сделал несколько шагов ко мне, молча обнял, и решительно окунулся в толпу.
Больше мы не встречались.
Не знаю, кто он.
Ничего о нем не знаю.
Впрочем... важно ли?
С уважением,
Роман В.Манекин