Мандат на женское тело
© Фото: SXC.hu
Весной 1918 года в Саратове только и говорили про декрет о национализации женщин. Авторами скандального документа выступили члены местного совдепа - анархисты.
Но скоро он стал достоянием гласности во многих городах и весях, причем как подконтрольных совнаркому, так и управляемых белыми правительствами. В историю этот и подобные ему декрета вошли как яркие образчики практического усвоения марксизма революционными массами.
Мужья - вне очереди
В начале марта 1918 года «Известия Саратовского Совета» поместили заметку о разграблении группой бандитов чайной и убийстве ее владельца Михаила Уварова. Но уже через несколько дней орган совдепа все изобразил в ином свете. Мол, расправу над Уваровым учинили не бандиты, а революционный отряд «Свободной ассоциации анархистов г. Саратова». И убит был не просто хозяин трактира, а злостный контрреволюционер и бывший член «Союза русского народа». Убит, кроме прочего, и за то, что сочинил провокационный и порнографический декрет о социализации женщин.
Декрет появился на заборах и фасадах домов 28 февраля и вызвал волну возмущения саратовцев. Он предписывал, что «с 1 марта 1918 года право частного владения женщиной в возрасте от 17 до 32 лет отменяется». В трехдневный срок каждая молодая особа, подлежащая всенародному использованию, должна явиться в здание местной биржи на Верхнем Базаре, где размещался штаб анархистов.
Пункт 9 декрета гласил, что граждане мужского пола имеют право пользоваться одной и той же женщиной не чаще трех раз в неделю по три часа. Для этого необходимо предъявить справку заводского комитета, профсоюза или совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, удостоверяющую, что пользователь принадлежит к рабочему классу. При этом прежние владельцы, то есть мужья, сохраняли право использования женщин вне очереди.
Апологеты выкручиваются
Для содержания национализированных женщин заводился особый фонд. В него полагалось отчислять 2 процента заработка рабочим и по 100 рублей в месяц лицам непролетарского происхождения. Перешедшие в общественную собственность женщины получали ежемесячные выплаты в размере 238 рублей. Родившихся от такого рода контактов детей предполагалось помещать в воспитательные учреждения.
Исполнение декрета было обязательным. Кто отказывался, объявлялись саботажниками и врагами народа. А пункт 8 напрямую указывал, что каждый гражданин, заметивший женщину, уклоняющуюся от декрета, обязан сообщить о ней властям.
Буря протестов, прокатившаяся по Саратову и завершившаяся погромом клуба анархистов, побудила официальные инстанции отмежеваться от авторов декрета. Этим, видимо, и объясняется перемена тона в советском официозе, газете «Известия Совета».
Советские же историки позднее постарались и вовсе объявить декрет фальшивкой, не имеющей никакого отношения к революционным партиям, к которым в то время принадлежали и анархисты, имевшие в Советах свои фракции.
За что убили Уварова?
Неуклюжа и совсем неубедительна попытка приписать авторство декрета некоему контрреволюционеру и «черносотенцу». Мог ли сочинить такой документ, передающий все нюансы тона и стиля большевистских декретов того времени, какой-то владелец чайной, скорее всего, малограмотный крестьянин? Маловероятно. Просто, когда ура-революционеры осознали, что явно переборщили с претворением в жизнь марксистской догмы об отмирании буржуазной семьи, они срочно стали искать козла отпущения.
Им и стал Михаил Уваров, монархическое прошлое которого давно было как бельмо на глазу у самых рьяных борцов за «новый строй». Поспешность, с которой его расстреляли втихую, без суда и следствия, лучше всего проясняет, кто и почему желал любой ценой избежать гласности и открытости в этом мутном деле. Требовалось срочно замести следы.
Как бы то ни было, саратовский почин лег на благодатную почву, вызвав многочисленные подражания. Декрет о национализации женщин был перепечатан многими газетами, в частности «Уфимская жизнь» и «Вятский край». Известна жалоба самому Ленину жителей деревни Медяны Чимбилеевской волости Курмышского уезда (ныне Краснооктябрьский район Нижегородской области).
В ней сообщалось, что местный комитет бедноты приступил к исполнению декрета о социализации женщин. Дело было в феврале 1919 года, на пике военных успехов Белой армии А.В. Колчака, и, видимо, понимая пропагандистское значение жалобы, Ильич потребовал от Симбирского губисполкома (Курмыш тогда относился к Симбирской губернии) арестовать виновных и оповестить население.
Марксизм кубанского разлива
А вот еще документ - акт расследования о социализации девушек и женщин в городе Екатеринодаре. Следствие, проведенное Особой комиссией А.И. Деникина по расследованию злодеяний большевиков, установило, что весной 1918 года в Екатеринодаре представителями советской власти также был издан декрет о социализации представительниц прекрасного пола от 16 лет.
Декрет напечатали «Известия» Совета, на нем красовалась печать штаба «революционных войск Северо-Кавказской республики». Мандаты на социализацию выдавались комиссаром по внутренним делам Бронштейном. Вот образец такого мандата: «Предъявителю сего товарищу Карасеву предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц возрастом от 16 до 20 лет, на кого укажет товарищ Карасев. Подпись. Печать».
В пользу того, что идея национализации женщин по примеру национализации фабрик и заводов не «фальшивка», сфабрикованная врагами соввласти, и не единичный курьез из романтической фазы революции, говорит и другое. Это сегодня нам кажутся бредовыми и дикими отмена частной собственности на женщин, признание брака и семьи пережитками и формами эксплуатации. В разгар революционной смуты все было иначе.
Не будем забывать, что большевики и их союзники, леворадикалы всех мастей, исповедовали марксизм. А в нем постулат о семье как буржуазном пережитке был важной составной частью. Многие видные коммунисты-ленинцы разрабатывали теорию свободной любви как образ жизни освобожденного пролетариата. И мало-помалу теория стала овладевать революционными массами.
Пример подают наркомы
Особенно преуспела в такой пропаганде Александра Коллонтай - нарком в правительстве Ленина, а затем заведующая женотделом ЦК РКП(б). В описываемое время она произносила на съездах речи, писала статьи, выпускала брошюры, где яростно нападала на «легальный брак», называя его величайшей нелепостью, и проповедовала разные формы «игры-любви». «Дорогу крылатому Эросу!» - провозглашала неистовая анархо-коммунистка в молодежном журнале «Смена».
В выступлениях перед распропагандированной матросской массой ее лозунги были еще откровенней. Коллонтай подражали словом и делом многие другие «валькирии революции» - Лариса Рейснер, перебывавшая в постели многих большевистских сановников от Радека до Раскольникова, любовница Ленина и предшественница Коллонтай на посту главы женотдела ЦК РКП(б) Инесса Арманд...
Стоит ли удивляться, что, преломляясь в сознании невежественных местечковых комиссаров, анархически настроенных матросов, вышедших из маргинальной среды главарей комбедов, валом валивших в «чрезвычайки» и трибуналы откровенных уголовников и прочих представителей революционных масс, эти теории принимали самые грубые и ужасные формы.
Эксцессы на этой почве, видимо, коробили иных правоверных марксистов из большевистских верхов, считавших, что построение «нового строя» - дело не одного десятилетия. Но одно дело - теория и совсем другое - реальная жизнь. В теоретическом плане в 1920-е годы было сделано очень много для разработки новой морали пролетариата. На практике все это оборачивалось повсеместной распущенностью, особенно среди рабочей молодежи, и разгулом проституции.
Текст: Станислав Смирнов
Источник: Голос России
_____________________________
Это были абсолютные дикари! ("Rzeczpospolita", Польша)
Почему Сикорский оказался не нужен большевикам?
«Теория заблуждений» Декларация митрополита Сергия. 1927 год