НОВЫЙ СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК
https://lgz.ru/article/-43-6710-23-10-2019/novyy-chelovek-eto-svobodnyy-chelovek/
СТАТЬИ 2019 ГОД№ 43 (6710) (23-10-2019)
НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК - ЭТО СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Общество / Персона / ОТКРЫТЫЙ ДОСТУП
ВЕДУЩИЙ РУБРИКИ:
Саркисов Григорий
ТЕМА:
Сергей Кургинян о родословной, участии в ток-шоу и «советском реванше»
Фото: Григорий Фадеев, ИА Красная Весна
Наш сегодняшний собеседник искал цезий на Кольском полуострове, защитил кандидатскую по математике, создал целую философскую концепцию, поставил во МХАТе имени Горького булгаковский «Батум», он может собрать стотысячный митинг, прекрасно декламирует стихи, был непосредственным участником ключевых событий в новейшей истории страны... С вопроса об источнике талантов мы и начали разговор с лидером движения «Суть времени» и художественным руководителем «Театра на досках».
- Сергей Ервандович, вы родились в семье учёных, отец, выросший в глухом селе в Грузии, был историком, мама - литературоведом. Если добавить к этому, что среди ваших предков были настоящие бароны, ваш дед по линии матери - офицер царской армии, перешедший на службу к красным и ими же расстрелянный в годы сталинских репрессий, а прабабушка - вовсе урождённая княжна Мещерская, то, наверное, такой «генетический винегрет» не мог не сказаться на вас?
- Не знаю, как насчёт генов и винегрета, но семья дала мне очень многое, и главное - я рос в атмосфере любви и взаимного уважения. И ни разу - ни разу! - ни моя бабушка, Мария Семёновна, ни кто-то из её дворянской родни не позволил себе высокомерного отношения к людям «низшего сословия». Это были настоящие русские интеллигенты. Вот как-то моего деда, Сергея Николаевича Бекмана, офицера, перешедшего на сторону красных и выбранного солдатским комитетом, спросили: как так получилось, что он, дворянин и «белая кость», теперь с большевиками? Он тогда ответил, что большевики сделали много хорошего - при них солдат перестали мордовать, рабочие и крестьяне могут учиться и получать профессию. Правда, он никак не мог понять, отчего в стране так много нищих и почему большевики никак не могут нормально распределить то, что отнято у «старорежимных». Принял новые порядки и другой мой родственник по материнской линии, которого мать звала дядя Аля. По происхождению он был прибалтийским бароном. После революции он отбросил от фамилии приставку «фон» и уехал в Одессу, где стал директором ипподрома. Это был настоящий оптимист. Он говорил: «Лошади государственные, корм есть - что ещё нужно для хорошей жизни?» Многие оставшиеся в СССР аристократы тогда спокойно строили отношения с людьми всех социальных слоёв. Конечно, они, как и все, терпели немалые лишения. После революции моих дворянских родственников, что называется, уплотнили. Им от многого пришлось отказаться. Но от собак отказаться было невозможно, а в случае с дядей Алей - и от лошадей тоже. У брата моей бабушки была собака, борзая Мисс. Как-то, уже в двадцатые годы, бабушка позвала гостей. Время было голодное. Гостей надо было чем-то угощать, и бабушка нажарила драники. А Мисс сожрала все прямо со сковороды. Бабушка была в отчаянии, она не знала, чем угощать гостей, а её брат возмущенно кричал, что теперь бедняжка Мисс потеряет нюх…
- Неужели все вот так легко приняли «новые порядки» после революции?
- Ну, я бы не сказал, что все. У моей прабабушки Елизаветы Сергеевны была сестра, так она «оптом» костерила всех - большевиков, евреев, Романовых, Сталина, которого она числила исчадием ада и называла «сухоруким кавказцем». Но Сталина эта дама считала ещё и «бичом Божьим», потому что он уничтожил люто ненавидимый ею род Романовых. Думаю, это были отголоски старых аристократических «разборок» - те же Мещерские, Долгорукие, Салтыковы и представители других древних русских аристократических фамилий считали Романовых выскочками, самозванцами и узурпаторами трона. А главное - Романовы в глазах этой старой аристократии были «немцами», «гессенцами», «гольштинцами». На этот счёт даже есть байка. Когда Александру III сообщили, что Екатерина родила Павла не от мужа, а от фаворита Салтыкова, он перекрестился и сказал: «Слава богу, мы русские!» Но потом императору сказали, что Екатерина была верна супругу, после чего Александр опять перекрестился и выдохнул: «Слава богу, мы - законные!»
- В былые времена брак вашей мамы, представительницы одной из самых знатных аристократических фамилий России, и отца, родившегося в бедной крестьянской семье, назвали бы мезальянсом…
- Никакого «мезальянса» не было. И не только потому, что большевики отменили сословия. Мой отец, Ерванд Амаякович Кургинян, действительно был, что называется, из «низов». Но советская власть дала ему, как и миллионам людей, возможность расти, учиться, развиваться. Да, ничего не давалось даром, и чтобы прокормиться, отец ночами разгружал вагоны, к тому же поначалу хватало проблем с неродным для него русским языком. Но он старательно учился, яростно впитывал новую для себя культуру, оказался заядлым театралом, обожал МХАТ, был поклонником Хмелёва и Андровской. Отец стал известным историком, доктором наук. Вот что дали людям большевики - они передали бывшим «низшим слоям» традиционную и антимещанскую русскую культуру, великую русскую литературу, классическую музыку, театр, балет, науку. Всё, что раньше было достоянием достаточно узкого элитного круга, стало достоянием всего народа. И, таким образом, народ должен был «перепрыгнуть» через пропасть мещанства и буржуазности, и «добуржуазные» слои соединялись с «послебуржуазными». Доходило до курьёзов: скажем, ЦК и правительство приняли специальное постановление о выпуске «Советского шампанского» - чтобы народу был доступен и этот «напиток аристократов»…
- А этнического «диссонанса» в вашей семье тоже не было?
- Никогда не было даже ощущения каких-то «диссонансов» - социальных или тем более этнических. Империя и не предполагает этнических разделений, в империи все - её граждане. Конечно, всякое бывало. Когда отец поступал на работу в МОПИ, ректор института, профессор Ноздрёв, сказал ему: «У вас, Ерванд Амаякович, все хорошо, но вот акцент…» Отец ему ответил: «Вы несколько десятилетий восхищались говорящим с сильным акцентом Сталиным, называли его гениальным оратором, чем же вам не нравится такой же акцент у меня?» После этого Ноздрёв взял отца на работу.
- Возможно, в том, что брак ваших родителей не стал «неравным», сыграло свою роль и то, что они занимались наукой?
- Да, отец и мама, Мария Сергеевна, были учёными, мама работала младшим научным сотрудником сектора теории литературы Института мировой литературы имени Горького. Она была автором ряда монографий, её считали одним из лучших специалистов по Томасу Манну. Родители всегда относились друг к другу с огромным уважением, у них были абсолютно равные, дружеские, очень тёплые отношения, они по-настоящему заботились друг о друге. У нас часто гостили мамины родственники, не то что потомственные, а столбовые дворяне, но они никогда не позволяли себе даже лёгкого намека на то, что у моих родителей «неравный брак». Это были образованные, в высшей степени культурные люди, и в этой среде считалось неприличным кичиться происхождением, куда-то «пролезать» и чего-то добиваться окольными путями.
Помню, как-то друзья отца из числа советской номенклатурной элиты предложили устроить меня в знаменитую английскую школу № 1 в Сокольниках. А мама была категорически против. Только через много лет я понял: она не хотела «ремейка», когда после обещания равенства в стране вновь появляется «элита», на сей раз - вульгарная мещанская, номенклатурная «аристократия». И мама, не желая, чтобы я соприкасался с этой «новой элитой», настаивала, чтобы я учился в обыкновенной школе рядом с домом. Больше всего мама ценила чувство собственного достоинства, из-за этого даже не вступила в Союз писателей, хотя в те времена это давало немало «бонусов», от возможности получения хорошей квартиры до путёвок в коктебельский Дом творчества. Причину этого я понял, когда мама обсуждала со мной Синявского, диссидента, дело которого взорвало московскую интеллигенцию. Он был сотрудником института, где работала мама. Как-то она спросила меня: «Зачем Синявский вступил в Союз писателей? Там же в уставе социалистический реализм и всё прочее». Я ответил, что «наверное, он не мог бы иначе работать». Она сказала: «Я-то не вступаю в Союз писателей и работаю, и мои книги выходят». Тогда я спросил: «А почему ты не вступаешь в Союз писателей?» Она ответила: «Потому что не хочу лишний раз лицезреть физиономию человека, с которым надо вести собеседование перед вступлением в Союз писателей».
- Как случилось, что сын родителей-гуманитариев пошёл учиться в Московский геологоразведочный институт, стал кандидатом физико-математических наук, а потом вновь вернулся в гуманитарную сферу? Сработали гены - и «технарь» стал гуманитарием?
- Увы, «технарём» меня трудно назвать, техника и я - вещи несовместимые, и в своё время меня не допускали до советских ЭВМ, потому что считалось, что при мне техника перестаёт работать. Скорее, я был теоретиком и, смею надеяться, внёс свой скромный вклад в развитие математики и геофизики. В математику я попал, можно сказать, случайно. В школе учился хорошо, легко окончил её с золотой медалью, как-то победил на какой-то большой олимпиаде по математике. Меня тут же стали сватать во 2-ю математическую вечернюю школу. Там уже была не просто алгебра, там была сложнейшая математика. В школе её создатели практиковали дух элитарности, делили учащихся на «просто способных», «талантливых» и «гениев». Поначалу меня отнесли к «просто способным», меня это, что называется, «заело», и я на три месяца засел за учебники, да так, что мама стала беспокоиться. Но зато вскоре я был признан «талантом», а потом - и «гением». После чего мне предложили перейти в дневную математическую школу, но я в очень резкой форме отказался.
- Почему?
ПРОДОЛЖЕНИЕ: https://lgz.ru/article/-43-6710-23-10-2019/novyy-chelovek-eto-svobodnyy-chelovek/
СТАТЬИ 2019 ГОД№ 43 (6710) (23-10-2019)
НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК - ЭТО СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Общество / Персона / ОТКРЫТЫЙ ДОСТУП
ВЕДУЩИЙ РУБРИКИ:
Саркисов Григорий
ТЕМА:
Сергей Кургинян о родословной, участии в ток-шоу и «советском реванше»
Фото: Григорий Фадеев, ИА Красная Весна
Наш сегодняшний собеседник искал цезий на Кольском полуострове, защитил кандидатскую по математике, создал целую философскую концепцию, поставил во МХАТе имени Горького булгаковский «Батум», он может собрать стотысячный митинг, прекрасно декламирует стихи, был непосредственным участником ключевых событий в новейшей истории страны... С вопроса об источнике талантов мы и начали разговор с лидером движения «Суть времени» и художественным руководителем «Театра на досках».
- Сергей Ервандович, вы родились в семье учёных, отец, выросший в глухом селе в Грузии, был историком, мама - литературоведом. Если добавить к этому, что среди ваших предков были настоящие бароны, ваш дед по линии матери - офицер царской армии, перешедший на службу к красным и ими же расстрелянный в годы сталинских репрессий, а прабабушка - вовсе урождённая княжна Мещерская, то, наверное, такой «генетический винегрет» не мог не сказаться на вас?
- Не знаю, как насчёт генов и винегрета, но семья дала мне очень многое, и главное - я рос в атмосфере любви и взаимного уважения. И ни разу - ни разу! - ни моя бабушка, Мария Семёновна, ни кто-то из её дворянской родни не позволил себе высокомерного отношения к людям «низшего сословия». Это были настоящие русские интеллигенты. Вот как-то моего деда, Сергея Николаевича Бекмана, офицера, перешедшего на сторону красных и выбранного солдатским комитетом, спросили: как так получилось, что он, дворянин и «белая кость», теперь с большевиками? Он тогда ответил, что большевики сделали много хорошего - при них солдат перестали мордовать, рабочие и крестьяне могут учиться и получать профессию. Правда, он никак не мог понять, отчего в стране так много нищих и почему большевики никак не могут нормально распределить то, что отнято у «старорежимных». Принял новые порядки и другой мой родственник по материнской линии, которого мать звала дядя Аля. По происхождению он был прибалтийским бароном. После революции он отбросил от фамилии приставку «фон» и уехал в Одессу, где стал директором ипподрома. Это был настоящий оптимист. Он говорил: «Лошади государственные, корм есть - что ещё нужно для хорошей жизни?» Многие оставшиеся в СССР аристократы тогда спокойно строили отношения с людьми всех социальных слоёв. Конечно, они, как и все, терпели немалые лишения. После революции моих дворянских родственников, что называется, уплотнили. Им от многого пришлось отказаться. Но от собак отказаться было невозможно, а в случае с дядей Алей - и от лошадей тоже. У брата моей бабушки была собака, борзая Мисс. Как-то, уже в двадцатые годы, бабушка позвала гостей. Время было голодное. Гостей надо было чем-то угощать, и бабушка нажарила драники. А Мисс сожрала все прямо со сковороды. Бабушка была в отчаянии, она не знала, чем угощать гостей, а её брат возмущенно кричал, что теперь бедняжка Мисс потеряет нюх…
- Неужели все вот так легко приняли «новые порядки» после революции?
- Ну, я бы не сказал, что все. У моей прабабушки Елизаветы Сергеевны была сестра, так она «оптом» костерила всех - большевиков, евреев, Романовых, Сталина, которого она числила исчадием ада и называла «сухоруким кавказцем». Но Сталина эта дама считала ещё и «бичом Божьим», потому что он уничтожил люто ненавидимый ею род Романовых. Думаю, это были отголоски старых аристократических «разборок» - те же Мещерские, Долгорукие, Салтыковы и представители других древних русских аристократических фамилий считали Романовых выскочками, самозванцами и узурпаторами трона. А главное - Романовы в глазах этой старой аристократии были «немцами», «гессенцами», «гольштинцами». На этот счёт даже есть байка. Когда Александру III сообщили, что Екатерина родила Павла не от мужа, а от фаворита Салтыкова, он перекрестился и сказал: «Слава богу, мы русские!» Но потом императору сказали, что Екатерина была верна супругу, после чего Александр опять перекрестился и выдохнул: «Слава богу, мы - законные!»
- В былые времена брак вашей мамы, представительницы одной из самых знатных аристократических фамилий России, и отца, родившегося в бедной крестьянской семье, назвали бы мезальянсом…
- Никакого «мезальянса» не было. И не только потому, что большевики отменили сословия. Мой отец, Ерванд Амаякович Кургинян, действительно был, что называется, из «низов». Но советская власть дала ему, как и миллионам людей, возможность расти, учиться, развиваться. Да, ничего не давалось даром, и чтобы прокормиться, отец ночами разгружал вагоны, к тому же поначалу хватало проблем с неродным для него русским языком. Но он старательно учился, яростно впитывал новую для себя культуру, оказался заядлым театралом, обожал МХАТ, был поклонником Хмелёва и Андровской. Отец стал известным историком, доктором наук. Вот что дали людям большевики - они передали бывшим «низшим слоям» традиционную и антимещанскую русскую культуру, великую русскую литературу, классическую музыку, театр, балет, науку. Всё, что раньше было достоянием достаточно узкого элитного круга, стало достоянием всего народа. И, таким образом, народ должен был «перепрыгнуть» через пропасть мещанства и буржуазности, и «добуржуазные» слои соединялись с «послебуржуазными». Доходило до курьёзов: скажем, ЦК и правительство приняли специальное постановление о выпуске «Советского шампанского» - чтобы народу был доступен и этот «напиток аристократов»…
- А этнического «диссонанса» в вашей семье тоже не было?
- Никогда не было даже ощущения каких-то «диссонансов» - социальных или тем более этнических. Империя и не предполагает этнических разделений, в империи все - её граждане. Конечно, всякое бывало. Когда отец поступал на работу в МОПИ, ректор института, профессор Ноздрёв, сказал ему: «У вас, Ерванд Амаякович, все хорошо, но вот акцент…» Отец ему ответил: «Вы несколько десятилетий восхищались говорящим с сильным акцентом Сталиным, называли его гениальным оратором, чем же вам не нравится такой же акцент у меня?» После этого Ноздрёв взял отца на работу.
- Возможно, в том, что брак ваших родителей не стал «неравным», сыграло свою роль и то, что они занимались наукой?
- Да, отец и мама, Мария Сергеевна, были учёными, мама работала младшим научным сотрудником сектора теории литературы Института мировой литературы имени Горького. Она была автором ряда монографий, её считали одним из лучших специалистов по Томасу Манну. Родители всегда относились друг к другу с огромным уважением, у них были абсолютно равные, дружеские, очень тёплые отношения, они по-настоящему заботились друг о друге. У нас часто гостили мамины родственники, не то что потомственные, а столбовые дворяне, но они никогда не позволяли себе даже лёгкого намека на то, что у моих родителей «неравный брак». Это были образованные, в высшей степени культурные люди, и в этой среде считалось неприличным кичиться происхождением, куда-то «пролезать» и чего-то добиваться окольными путями.
Помню, как-то друзья отца из числа советской номенклатурной элиты предложили устроить меня в знаменитую английскую школу № 1 в Сокольниках. А мама была категорически против. Только через много лет я понял: она не хотела «ремейка», когда после обещания равенства в стране вновь появляется «элита», на сей раз - вульгарная мещанская, номенклатурная «аристократия». И мама, не желая, чтобы я соприкасался с этой «новой элитой», настаивала, чтобы я учился в обыкновенной школе рядом с домом. Больше всего мама ценила чувство собственного достоинства, из-за этого даже не вступила в Союз писателей, хотя в те времена это давало немало «бонусов», от возможности получения хорошей квартиры до путёвок в коктебельский Дом творчества. Причину этого я понял, когда мама обсуждала со мной Синявского, диссидента, дело которого взорвало московскую интеллигенцию. Он был сотрудником института, где работала мама. Как-то она спросила меня: «Зачем Синявский вступил в Союз писателей? Там же в уставе социалистический реализм и всё прочее». Я ответил, что «наверное, он не мог бы иначе работать». Она сказала: «Я-то не вступаю в Союз писателей и работаю, и мои книги выходят». Тогда я спросил: «А почему ты не вступаешь в Союз писателей?» Она ответила: «Потому что не хочу лишний раз лицезреть физиономию человека, с которым надо вести собеседование перед вступлением в Союз писателей».
- Как случилось, что сын родителей-гуманитариев пошёл учиться в Московский геологоразведочный институт, стал кандидатом физико-математических наук, а потом вновь вернулся в гуманитарную сферу? Сработали гены - и «технарь» стал гуманитарием?
- Увы, «технарём» меня трудно назвать, техника и я - вещи несовместимые, и в своё время меня не допускали до советских ЭВМ, потому что считалось, что при мне техника перестаёт работать. Скорее, я был теоретиком и, смею надеяться, внёс свой скромный вклад в развитие математики и геофизики. В математику я попал, можно сказать, случайно. В школе учился хорошо, легко окончил её с золотой медалью, как-то победил на какой-то большой олимпиаде по математике. Меня тут же стали сватать во 2-ю математическую вечернюю школу. Там уже была не просто алгебра, там была сложнейшая математика. В школе её создатели практиковали дух элитарности, делили учащихся на «просто способных», «талантливых» и «гениев». Поначалу меня отнесли к «просто способным», меня это, что называется, «заело», и я на три месяца засел за учебники, да так, что мама стала беспокоиться. Но зато вскоре я был признан «талантом», а потом - и «гением». После чего мне предложили перейти в дневную математическую школу, но я в очень резкой форме отказался.
- Почему?
ПРОДОЛЖЕНИЕ: https://lgz.ru/article/-43-6710-23-10-2019/novyy-chelovek-eto-svobodnyy-chelovek/