Ни срока - без Нобеля ?
Когда Обама сдался?
4 марта 2015, ИМПЕРИЯ
Шесть лет назад мечтательный и наделенный редким даром красноречия президент пришел в Вашингтон, чтобы изменить мир. Что же случилось?
Когда президент Барак Обама в 2009 году впервые выступал на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций, он открыто признал то, что чувствовали буквально все в мире: что Америка при его предшественнике Джордже Буше часто действовала «по собственной инициативе, не учитывая интересы других». Это, по словам президента, нанесло ей немалый ущерб, ибо «в 2009 году страны и народы имеют общие интересы в большей степени, чем когда-либо в прошлом». Доминирующей идеей его выступления стало заявление о готовности Америки «заключать сделки» с другими странами по самым важным международным вопросам, таким, как ядерное нераспространение, климатические изменения, экономическое развитие и так далее.
Тогда выступление Обамы 12 раз прерывали аплодисментами.
В сентябре 2014 года Обама выступил в ООН со своей шестой речью. Он поседел, его длинное худое лицо стало немного более напряженным. На сей раз его послание очень сильно отличалось от того, с которым президент выступал в начале своего срока. Главной идеей его выступления было заявление о том, что мир находится «на перепутье» между «войной и миром», между «надеждой и страхом». Он изложил всему миру новую мысль: Соединенные Штаты Америки готовы играть свою традиционную роль блюстителя мирового порядка.
«Мы заставим Россию заплатить за агрессию» на Украине, сказал он. Соединенные Штаты создадут коалицию для проведения военной кампании против джихадистской «сети смерти», известной под названием «Исламское государство». Но менять условия, позволившие терроризму расцвести пышным цветом, должны другие, и прежде всего, мусульманский мир. «Если молодежь живет в таких местах, где выбор существует только между диктатом государства и привлекательностью экстремистского подполья, - заявил Обама, - ни одна контртеррористическая стратегия не обеспечит успех». Он не сказал (да в этом и не было нужды), что такой выбор сегодня делают очень многие молодые люди.
На сей раз выступление президента не прервали аплодисментами ни разу.
Тот мир, который окружает Барака Обаму сегодня, изменился до неузнаваемости по сравнению с тем, что существовал в 2009 году. Если почитать в хронологической последовательности выступления Обамы на внешнеполитические темы с момента его предвыборной кампании 2008 года, то мы увидим трудную борьбу между изначальными убеждениями и приливными волнами невзгод и несчастий. Президент, который когда-то выступал с великодушным предложением всему миру, сегодня бросает ему резкий вызов. Президент, который когда-то фиксировал свой взгляд и внимание своей аудитории на возникающих на горизонте глобальных проблемах, сейчас говорит о злободневных кризисах, требующих незамедлительных действий. Трибуна надежды и перемен сегодня очень скромно говорит о медленном и постепенном прогрессе. Президент глубоко и прочно завяз в действительности.
Но в сентябрьском выступлении Обамы по-прежнему были слышны отголоски более ранних времен, когда волосы у него были темные, а надежды светлые. «Мы отвергаем фатализм и цинизм в человеческих отношениях, - заявил он, сжав кулак левой руки, как он непроизвольно делает в те моменты, когда выражает свои убеждения. - Мы предпочитаем бороться за такой мир, каким он должен быть». И он фигурально обратился к «молодежи всего мусульманского мира», как сделал это в 2009 году в своей речи в Каире, стремясь обрисовать иное будущее для тех, кто будет его строить. Обама произнес эти слова, однако возникло впечатление, что он не очень-то верит в то, в чем был когда-то глубоко убежден.
Расхожая мудрость гласит, что этот человек, который когда-то казался классическим «идеалистом» в вопросах внешней политики, сегодня смакует горькую правду реализма. Это немного унизительно. Обама сегодня, как и в самом начале своего президентства, глубоко сомневается в способности военной силы породить те политические изменения, которые мы связываем с реализмом. В то же время он сохраняет веру в инструменты дипломатии, в личную искренность и в располагающий рассудок, которые являются характерными чертами идеализма. Но это очень сильно ослабленная вера. Обама похож на одаренного оратора, который со временем понял, что придает слишком большое значение самой речи.
Спичрайтер Клинтона Майкл Уолдмен (Michael Waldman) отмечает, что в важных внешнеполитических речах всегда присутствует посыл об «универсализации американских ценностей». В той речи, где Вудро Вильсон произнес свою знаменитую фразу о том, что «мир надо сделать безопасным для демократии», убеждая американцев в необходимости воевать в Европе, 28-й президент произнес и другие слова, которые цитируются гораздо реже. «Мир надо ставить на проверенный и надежный фундамент политической свободы, - сказал далее Вильсон. - У нас нет эгоистических целей. Мы не стремимся завоевывать или доминировать.... Мы выступаем за права человечества». Франклин Рузвельт, Трумэн, Кеннеди, Рейган - все они говорили о выходящей за пределы человеческого опыта праведности и добродетели. Но под поверхностью этой набегающей волны всегда таилось крайнее высокомерие. А Джордж Буш со своей четко выраженной смесью нравственной самоуверенности, бестактного пренебрежения и агрессивности вывел это высокомерие на поверхность. Таким образом, Барак Обама последовал за президентом, который дал американскому универсализму дурное имя. Люди избрали его в надежде на то, что он укротит эту опрометчивую тенденцию. Это могло стать прочной основой для политики, но не для риторики. Как столь одаренный оратор мог составлять великие речи, темой которых должно было стать сопротивление этому побуждению?
Речи Обамы на внешнеполитические темы во время предвыборной кампании и в Белом доме составлял Бенжамин Роудс (Benjamin Rhodes), ныне занимающий пост заместителя советника национальной безопасности по вопросам стратегических коммуникаций. В недавнем интервью я спросил Роудса, как он решал эту проблему. «Нестыковка» между высокопарными разглагольствованиями и политикой Джорджа Буша, которую в целом считают безрассудной и агрессивной, сказал Роудс, «девальвировала» сами выступления на тему внешней политики. Обаме пришлось обращаться к другим источникам в поисках того языка и стиля, которым пользовались Вильсон и его последователи, выступая перед американцами и перед всем миром. «Одно из его уникальных качеств, - продолжил Роудс, - заключается в том, что он может ратовать за универсализацию американских ценностей и одновременно демонстрировать международной аудитории свое понимание ее мировоззрения, показывать, что он способен встать на ее место и посмотреть на Америку глазами иностранцев. Это качество мы должны всячески защищать».
Хотя это весьма необычное качество для американского президента, многие избиратели посчитали решимость Обамы наводить мосты между США и другими странами остро необходимым противоядием назидательному морализаторству Буша, как когда-то они посчитали открытость Джимми Картера антидотом против губительного невежества Ричарда Никсона. Обещанные Обамой перемены были не просто переменами в политике; это было изменение тона, изменение позиций и даже сознания. Он четко заявил об этом в одной из первых своих речей на тему внешней политики, с которой выступил 1 августа 2007 года в Центре Вудро Вильсона в Вашингтоне.
Лейтмотив его выступления было поразительно образным, что казалось весьма уместным для политика, замеченного публикой благодаря его выразительным высказываниям. «Пора перевернуть страницу, - сказал Обама. - Пора написать новую главу в нашем ответе на события 11 сентября». Он бросал вызов не только войне с террором администрации Буша, но и тем представлениям об Америке, которые появились благодаря Бушу. Такие представления, сказал Обама, плодят террористов, отчуждают союзников от Америки и губят демократию. Америка должна рассказать миру и себе самой иную историю. Обама проиллюстрировал свой довод весьма ярким образом. Будучи сенатором, сказал он, я видел из двери вертолета лица отчаявшихся беженцев и жертв наводнений. Тут он сделал паузу и поджал губы - либо потому что он думал, когда говорил, либо потому что хотел создать впечатление активной мысли. «Это заставляет тебя остановиться и задуматься, - сказал он. - Когда эти люди смотря наверх на вертолет, какие чувства их обуревают, надежда или ненависть?»
Я в этот момент находился в зале. Меня поразило и впечатлило то, какое огромное значение Обама придавал мнению мира об Америке. Он утверждал, что после 11 сентября способность Америки отстаивать свои национальные интересы зависит не просто от формирования крепких альянсов, но и от изменения представлений простых людей о США. Это была первая речь на тему внешней политики, написанная Роудсом. Он направил в нужное русло редкую для политиков чувствительность Обамы к реакции на американскую мощь, которая появилась у него за долгие годы жизни за границей, а также его тонкую настроенность на мысли и убеждения других людей. Пресса в своих репортажах о том выступлении почти ничего об этом не говорила. К огромному недовольству советников Обамы, средства массовой информации сосредоточились почти исключительно на том абзаце, в котором кандидат в президенты стремится уйти в сторону от вопросов о его готовности использовать силу. Он заявил, что если у него «появятся дающие основания действовать разведсведения о высокоценных целях» в Пакистане, а Первез Мушарраф откажется от активных мер, «действовать будем мы». Пресса лучше знала настроения публики, нежели помощники Обамы, и этот вопрос постоянно и упорно преследует его на всем протяжении президентства. По сей день мировоззрение Обамы оценивают по одному-единственному вопросу: когда и где он готов применить силу.
Но выступая во время предвыборной кампании, Обама просто покорил Америку, чудесным образом превратив вызывающие распри вопросы, такие как вопрос межрасовых отношений, в момент национального примирения. Этот молодой и непроверенный политик убедил вначале демократов, а затем и американский народ в том, что он именно тот человек, который перевернет страницу. Свою речь при вступлении в должность Обама посвятил идее нового начала, как дома, так и за рубежом. Говоря о прежних поколениях, и заставляя слушателей проводить грань между собой и Джорджем Бушем, Обама заявил: «Они понимали, что одна только наша мощь не в состоянии защитить нас, и что она не дает нам права поступать так, как мы пожелаем. Но они знали, что наша мощь усиливается лишь при ее осмотрительном применении. Наша безопасность проистекает из справедливости нашего дела, из силы нашего примера, из дающих успокоение качеств сдержанности и беспристрастности». Америка откажется от враждебной и агрессивной уверенности в собственной правоте последних восьми лет.
4 марта 2015, ИМПЕРИЯ
Шесть лет назад мечтательный и наделенный редким даром красноречия президент пришел в Вашингтон, чтобы изменить мир. Что же случилось?
Когда президент Барак Обама в 2009 году впервые выступал на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций, он открыто признал то, что чувствовали буквально все в мире: что Америка при его предшественнике Джордже Буше часто действовала «по собственной инициативе, не учитывая интересы других». Это, по словам президента, нанесло ей немалый ущерб, ибо «в 2009 году страны и народы имеют общие интересы в большей степени, чем когда-либо в прошлом». Доминирующей идеей его выступления стало заявление о готовности Америки «заключать сделки» с другими странами по самым важным международным вопросам, таким, как ядерное нераспространение, климатические изменения, экономическое развитие и так далее.
Тогда выступление Обамы 12 раз прерывали аплодисментами.
В сентябре 2014 года Обама выступил в ООН со своей шестой речью. Он поседел, его длинное худое лицо стало немного более напряженным. На сей раз его послание очень сильно отличалось от того, с которым президент выступал в начале своего срока. Главной идеей его выступления было заявление о том, что мир находится «на перепутье» между «войной и миром», между «надеждой и страхом». Он изложил всему миру новую мысль: Соединенные Штаты Америки готовы играть свою традиционную роль блюстителя мирового порядка.
«Мы заставим Россию заплатить за агрессию» на Украине, сказал он. Соединенные Штаты создадут коалицию для проведения военной кампании против джихадистской «сети смерти», известной под названием «Исламское государство». Но менять условия, позволившие терроризму расцвести пышным цветом, должны другие, и прежде всего, мусульманский мир. «Если молодежь живет в таких местах, где выбор существует только между диктатом государства и привлекательностью экстремистского подполья, - заявил Обама, - ни одна контртеррористическая стратегия не обеспечит успех». Он не сказал (да в этом и не было нужды), что такой выбор сегодня делают очень многие молодые люди.
На сей раз выступление президента не прервали аплодисментами ни разу.
Тот мир, который окружает Барака Обаму сегодня, изменился до неузнаваемости по сравнению с тем, что существовал в 2009 году. Если почитать в хронологической последовательности выступления Обамы на внешнеполитические темы с момента его предвыборной кампании 2008 года, то мы увидим трудную борьбу между изначальными убеждениями и приливными волнами невзгод и несчастий. Президент, который когда-то выступал с великодушным предложением всему миру, сегодня бросает ему резкий вызов. Президент, который когда-то фиксировал свой взгляд и внимание своей аудитории на возникающих на горизонте глобальных проблемах, сейчас говорит о злободневных кризисах, требующих незамедлительных действий. Трибуна надежды и перемен сегодня очень скромно говорит о медленном и постепенном прогрессе. Президент глубоко и прочно завяз в действительности.
Но в сентябрьском выступлении Обамы по-прежнему были слышны отголоски более ранних времен, когда волосы у него были темные, а надежды светлые. «Мы отвергаем фатализм и цинизм в человеческих отношениях, - заявил он, сжав кулак левой руки, как он непроизвольно делает в те моменты, когда выражает свои убеждения. - Мы предпочитаем бороться за такой мир, каким он должен быть». И он фигурально обратился к «молодежи всего мусульманского мира», как сделал это в 2009 году в своей речи в Каире, стремясь обрисовать иное будущее для тех, кто будет его строить. Обама произнес эти слова, однако возникло впечатление, что он не очень-то верит в то, в чем был когда-то глубоко убежден.
Расхожая мудрость гласит, что этот человек, который когда-то казался классическим «идеалистом» в вопросах внешней политики, сегодня смакует горькую правду реализма. Это немного унизительно. Обама сегодня, как и в самом начале своего президентства, глубоко сомневается в способности военной силы породить те политические изменения, которые мы связываем с реализмом. В то же время он сохраняет веру в инструменты дипломатии, в личную искренность и в располагающий рассудок, которые являются характерными чертами идеализма. Но это очень сильно ослабленная вера. Обама похож на одаренного оратора, который со временем понял, что придает слишком большое значение самой речи.
Спичрайтер Клинтона Майкл Уолдмен (Michael Waldman) отмечает, что в важных внешнеполитических речах всегда присутствует посыл об «универсализации американских ценностей». В той речи, где Вудро Вильсон произнес свою знаменитую фразу о том, что «мир надо сделать безопасным для демократии», убеждая американцев в необходимости воевать в Европе, 28-й президент произнес и другие слова, которые цитируются гораздо реже. «Мир надо ставить на проверенный и надежный фундамент политической свободы, - сказал далее Вильсон. - У нас нет эгоистических целей. Мы не стремимся завоевывать или доминировать.... Мы выступаем за права человечества». Франклин Рузвельт, Трумэн, Кеннеди, Рейган - все они говорили о выходящей за пределы человеческого опыта праведности и добродетели. Но под поверхностью этой набегающей волны всегда таилось крайнее высокомерие. А Джордж Буш со своей четко выраженной смесью нравственной самоуверенности, бестактного пренебрежения и агрессивности вывел это высокомерие на поверхность. Таким образом, Барак Обама последовал за президентом, который дал американскому универсализму дурное имя. Люди избрали его в надежде на то, что он укротит эту опрометчивую тенденцию. Это могло стать прочной основой для политики, но не для риторики. Как столь одаренный оратор мог составлять великие речи, темой которых должно было стать сопротивление этому побуждению?
Речи Обамы на внешнеполитические темы во время предвыборной кампании и в Белом доме составлял Бенжамин Роудс (Benjamin Rhodes), ныне занимающий пост заместителя советника национальной безопасности по вопросам стратегических коммуникаций. В недавнем интервью я спросил Роудса, как он решал эту проблему. «Нестыковка» между высокопарными разглагольствованиями и политикой Джорджа Буша, которую в целом считают безрассудной и агрессивной, сказал Роудс, «девальвировала» сами выступления на тему внешней политики. Обаме пришлось обращаться к другим источникам в поисках того языка и стиля, которым пользовались Вильсон и его последователи, выступая перед американцами и перед всем миром. «Одно из его уникальных качеств, - продолжил Роудс, - заключается в том, что он может ратовать за универсализацию американских ценностей и одновременно демонстрировать международной аудитории свое понимание ее мировоззрения, показывать, что он способен встать на ее место и посмотреть на Америку глазами иностранцев. Это качество мы должны всячески защищать».
Хотя это весьма необычное качество для американского президента, многие избиратели посчитали решимость Обамы наводить мосты между США и другими странами остро необходимым противоядием назидательному морализаторству Буша, как когда-то они посчитали открытость Джимми Картера антидотом против губительного невежества Ричарда Никсона. Обещанные Обамой перемены были не просто переменами в политике; это было изменение тона, изменение позиций и даже сознания. Он четко заявил об этом в одной из первых своих речей на тему внешней политики, с которой выступил 1 августа 2007 года в Центре Вудро Вильсона в Вашингтоне.
Лейтмотив его выступления было поразительно образным, что казалось весьма уместным для политика, замеченного публикой благодаря его выразительным высказываниям. «Пора перевернуть страницу, - сказал Обама. - Пора написать новую главу в нашем ответе на события 11 сентября». Он бросал вызов не только войне с террором администрации Буша, но и тем представлениям об Америке, которые появились благодаря Бушу. Такие представления, сказал Обама, плодят террористов, отчуждают союзников от Америки и губят демократию. Америка должна рассказать миру и себе самой иную историю. Обама проиллюстрировал свой довод весьма ярким образом. Будучи сенатором, сказал он, я видел из двери вертолета лица отчаявшихся беженцев и жертв наводнений. Тут он сделал паузу и поджал губы - либо потому что он думал, когда говорил, либо потому что хотел создать впечатление активной мысли. «Это заставляет тебя остановиться и задуматься, - сказал он. - Когда эти люди смотря наверх на вертолет, какие чувства их обуревают, надежда или ненависть?»
Я в этот момент находился в зале. Меня поразило и впечатлило то, какое огромное значение Обама придавал мнению мира об Америке. Он утверждал, что после 11 сентября способность Америки отстаивать свои национальные интересы зависит не просто от формирования крепких альянсов, но и от изменения представлений простых людей о США. Это была первая речь на тему внешней политики, написанная Роудсом. Он направил в нужное русло редкую для политиков чувствительность Обамы к реакции на американскую мощь, которая появилась у него за долгие годы жизни за границей, а также его тонкую настроенность на мысли и убеждения других людей. Пресса в своих репортажах о том выступлении почти ничего об этом не говорила. К огромному недовольству советников Обамы, средства массовой информации сосредоточились почти исключительно на том абзаце, в котором кандидат в президенты стремится уйти в сторону от вопросов о его готовности использовать силу. Он заявил, что если у него «появятся дающие основания действовать разведсведения о высокоценных целях» в Пакистане, а Первез Мушарраф откажется от активных мер, «действовать будем мы». Пресса лучше знала настроения публики, нежели помощники Обамы, и этот вопрос постоянно и упорно преследует его на всем протяжении президентства. По сей день мировоззрение Обамы оценивают по одному-единственному вопросу: когда и где он готов применить силу.
Но выступая во время предвыборной кампании, Обама просто покорил Америку, чудесным образом превратив вызывающие распри вопросы, такие как вопрос межрасовых отношений, в момент национального примирения. Этот молодой и непроверенный политик убедил вначале демократов, а затем и американский народ в том, что он именно тот человек, который перевернет страницу. Свою речь при вступлении в должность Обама посвятил идее нового начала, как дома, так и за рубежом. Говоря о прежних поколениях, и заставляя слушателей проводить грань между собой и Джорджем Бушем, Обама заявил: «Они понимали, что одна только наша мощь не в состоянии защитить нас, и что она не дает нам права поступать так, как мы пожелаем. Но они знали, что наша мощь усиливается лишь при ее осмотрительном применении. Наша безопасность проистекает из справедливости нашего дела, из силы нашего примера, из дающих успокоение качеств сдержанности и беспристрастности». Америка откажется от враждебной и агрессивной уверенности в собственной правоте последних восьми лет.