1 июня 1907 г. Луиджи Барцини. Из Пекина в Париж (сс. 32-44)

Jun 01, 2017 10:08

... (сс.32-44, это версия перевода и "открытый" черновик*)


Принц Сципионе Боргезе за рулём, рядом водитель-механик - Этторе Гвиццарди, свесил ногу журналист Луиджи Барцини...
На подступах к Москве ("на дороге в Москву"), 26 или 27 июля 1907 г.
Хотя в Москву Боргезе не хотел заезжать, но это отдельная история.
Подозреваю, что это фотография впоследствии известного летописца революции Григория Гольдштейна (G.Goldstein - 1907-08-11. № 2. L'illustrazione Italiana. Pechino-Parigi) - https://ru.wikipedia.org/wiki/Гольдштейн,_Григорий_Петрович...
Интересно, что в российских изданиях имя фотографа даже не упомянуто...
Коллекцию по гонке собираю здесь - https://www.flickr.com/photos/141556536@N08/collections/72157671577468256/


Барцини Л. Из Пекина в Париж. - Сс.32-44

Должен признаться, что когда утром 20-го марта я уехал из Парижа в Шербур, откуда отплыл в тот же вечер, я думал с немалым скептицизмом о своих шансах на возвращение в этот город на автомобиле прямо из столицы Китая; и в глубине сердца благодарил небо и Николая II - за существование благословенной Транссибирской железнодорожной магистрали, которая в случае необходимости может вернуть меня домой в приемлемые сроки.

Позже, продолжая своё путешествие, я почти забыл о гонке. Казалось, больше нет реальной цели у моего круиза вокруг света, это лишь один из последних и сомнительных эпизодов, туманный финал "мертвой петли" вокруг планеты. Газеты тоже больше ничего не писали о гонке. Всё предприятие, казалось, провалилось в безмолвную бездну забвения, где бесследно исчезают все утопии и неосуществимые замыслы.

Но это было не так. Кто-то по-прежнему думал об этом - работал над этим, уже приступив к организации и подготовке гонки. Я понял это, получив короткую, точно приказ, телеграмму, которая ждала меня в один из вечеров в отеле Нью-Йорка и которую вручили мне вместе с ключами от номера. Я развернул телеграмму, подымаясь на свой этаж. Я читал и перечитывал её, и был настолько поглощен мыслями о её содержании, что не заметил, как лифт поднял меня на 14 этаж, где лифтёр вернул меня к реальности, осведомившись, не желаю ли я подняться на крышу отеля. Этот таинственный и лаконичный документ гласил: "Быть в Пекине 1 июня." Больше - ни слова.

Пунктуально, подобно затмению (? - вернуться Р.Б.), 1 июня в 6 часов вечера я сошёл на платформу пекинского вокзала - эта ничем не примечательная станция ютилась у подножия древних татарских укреплений под внушительными бастионами Цяньмэнь(1), точно старалась скрыть своё убожество в тени былого величия.

И в тот же вечер итальянский жандарм принёс мне в Hotel des Wagons-lits (Отель Спальный вагон) письмо из итальянского посольства и открытку.

Письмо было от редакции газеты "Коррьере делла Сера". В нём разъяснялось - это после почти двух месяцев! - содержание телеграммы, которую я получил в Нью-Йорке. Итак, я должен был принять участие в гонке на автомобиле Itala принца Сципионе Боргезе. В письме была и другая приятная новость. Я был назначен специальным корреспондентом лондонской газеты Daily Telegraph, естественно, оставаясь представителем Corriere della Sera и по договоренности с редактором последней.

Замечу, что моя журналистская карьера в Лондоне началась давно, и я сохранил тёплые воспоминания о тех местах, которые видели мои юношеские усилия; более того, я навсегда сохраню в памяти тот пылкий энтузиазм, с каким ступил на английскую землю - центр мировой активности, глубокое уважение и искреннее восхищение английской прессы. Я был польщен назначением и принял его с удовольствием и без сомнений.

Открытка, доставленная итальянским чиновником, была от принца Боргезе. Он прибыл в Пекин на неделю раньше. Поприветствовав меня, он назначал встречу на 6-е июня. Мы никогда не видели друг друга, и так как нам предстояло в течение нескольких недель длинного и по-своему фантастического путешествия работать бок о бок, каждому из нас не терпелось познакомиться друг с другом. Но не сейчас, в открытке он также предупреждал меня, что в данный момент находится в нескольких сотнях милях отсюда и занят изучением и тестированием калганского маршрута; таким образом, я вынужден был терпеливо ждать его возвращения...

В тот вечер, в размышлениях, я допоздна просидел на веранде своего номера. Я едва узнавал окружавший меня старый Пекин - гордую цитадель вечности, которую я оставил семь лет назад, где здесь и там видны следы миссий и воздействия цивилизованного мира, но с как и прежде нетронутым духом и в главном - верный себе, непонятный, уникальный, опоясанный священной линией зловещих стен. То, что я видел, - это был Европейский квартал, выросший в малиновом свете заката, со множеством крыш европейских вилл и дворцов, христианских колоколен и шпилей, башен с часами, - современный западный город, который частью и спрятал изящные пагоды имперских построек, находящиеся за ними.
Зажглись электрические уличные фонари, в свете которых один за другим мелькали мундиры европейских солдат. Пронзительно свистнул локомотив, отправляющийся в Ха-та-мэнь. Я постоянно слышал жужжание телефонного звонка где-то в гостинице, который тут же тонул в звуках оркестра.
А оркестр - оркестр из Европы - играл на банкете китайских сановников, которые ели без китайских палочек.
- И к этим печальным нововведениям мы внедрим здесь ещё и автомобиль... Китай исчезает, - с сожалением думал я.

Эти нововведения были "заключенными" - заключенными внутри своего рода европейского гетто. За пределами этого квартала и вокруг него и простирался великий неизменный город - Пекин давно минувших веков. И в этом истинном Пекине, в древнем дворце с внутренними двориками, прикрытыми циновками, заседал совет, мудрый и почтенный: Вай-ву-пу, или Государственный совет Поднебесной, бдительно оберегая Китай от профанаций Запада.

Вай-ву-пу под председательством небезызвестного На-Тунг (?), бывшего лидера Боксеров, и приговорённого к смерти Альянсом восьми держав; На-Тунг, чья казнь действительно должна была состояться по мирной конвенции 1900 года, но который, не потеряв императорскую милость, ещё и занял высокое положение вроде министра иностранных дел, сохранив свою шею, а с шеей и голову вместе с неизменными принципами. В этот необычный момент Государственный Совет был серьезно озабочен вопросом спасения империи от нового и страшного врага. Этого врага назвали Чи-чо, что значит заправляемая горючим колесница (Горючая колесница?) - изящный термин, изобретенный здесь, чтобы указать на особенности автомобиля. Все разговоры были сосредоточены исключительно на этом Чи-чо так же, как в прежние времена они были сосредоточены на Хуо-чо, или огненной колеснице, которую в Европе называли железной дорогой. Почему прибыли Чи-чос? Что они хотят? - звучали тревожные и пугающие вопросы, решением которых были заполнены долгие часы размышлений-медитаций Государственного Совета Поднебесной.

Для китайского мандарина было немыслимо уже само желание Чи-чос осуществить путешествие из Пекина в Париж без какой-либо дополнительной компенсации за страдания этого самого мандарина. Путешествие в Париж может быть осуществлено...

Целью путешествия в Париж - найти быстрый, безопасный и надёжный путь в Европу. Несомненно, за этим эксцентричным явлением должны быть и иные скрытые и теневые мотивы. У Вай-ву-пу (Вай-у-бу) не было ни малейшего сомнения, что Европа проводит какой-то новый эксперимент за их счет: но в чём суть этого эксперимента? Принц Чинг (Гуансюй?)(2), человек широких взглядов, был склонен считать, что Европа хотела найти более простой и удобный способ быстрых коммуникаций с Китаем, используя обычный двигатель, и снять необходимость в дальнейших денежных вложениях в строительство железных дорог. Так называемые автомобилисты были, конечно же, на самом деле специально подобранными итальянским князем инженерами. Выполнение их плана повлечёт за собой абсолютный крах китайской железнодорожной компании, которая должна построить ветку на Калган, уже завершив дорогу до Нанькоу; Принц Чинг был держателем значительной доли акций этой компании...
На-Тунг рассматривал эти вопросы в более мрачном свете. По его убеждению, Чи-чос были предназначены для поиска подходящих маршрутов вторжения. Разве не Монголия всегда представляла некие ворота опасности? Разве Великая китайская стена была построена не для того, чтобы защитить империю с этой стороны? А может ли ныне эта стена отныне остановить движение армии автомобилистов, готовых к вторжению на китайскую территорию под предлогом необходимости подавления "боксёрского" восстания, и в этот раз прибыть вовремя, чтобы жизнь у тех, кто покажется опасным дипломатическим корпусам великих держав? Автомобилисты, которые собираются принять участие в гонке Пекин-Париж, конечно, казались власти не менее подозрительными, чем офицеры под командованием итальянского принца.

Неоднозначность этой ситуации только усиливало интерес к гонке, французский, голландский, итальянский и русский министры, проживающие в Пекине, были уверены в успехе этой автоэкспедиции.

Представители первых трёх держав с особой настойчивостью подвергали августейшую китайскую ассамблею тяжелому обстрелу официальными - и официозными - нотами с запросами о немедленном предоставлении паспортов соответствующим персонам (официальным лицам или инженерам) для въезда в Монголию. Что было делать?

Во благо отечества Вай-ву-пу должно было бороться и оно пыталось бороться. Началось с того, что оно отказало во всех паспортах. Европейские секретари и переводчики нанесли множество визитов в правительственные учреждения. Вай-ву-пу принимал их на послеобеденном чаепитии, но героически выдерживал все уговоры. В конце концов, ведь Вай-ву-пу и был создан с целью говорить европейцам - нет. Европа хотела порты, шахты, железные дороги, университеты, компенсацию за убийство христианских миссионеров - и Китай почувствовал необходимость в какой-то защитной организации. Китай учредил Министерство иностранных дел (Tsung-Li Yamen) - оно теперь бездействовало, - главная обязанность которого заключалась в том, чтобы подвергать обсуждению европейские требования с тем, чтобы как можно дольше не принимать никаких решений или откладывать принятие таковых на неопределённые сроки. После восстания Боксёров, Союз Держав не желал иметь никаких отношений с Министерством иностранных дел; и китайское правительство удовлетворило требования Держав, создав Вай-ву-пу, который, по крайней мере, более не держал европейские требования на стадии бесконечного обсуждения. Его ответ последовал сразу - нет.

Но согласно существующим договорам Китай не имел права отказать в получении паспортов иностранцам, просто желающим пересечь провинцию, находящуюся в её же юрисдикции. К тому же, в этот момент возникло ещё одно серьезное осложнение; осложнение, не предусмотренное проницательным умом мандарина.

Автомобили достигли Пекина! Более того, они демонстративно парадом проехали по улицам столицы, вопреки приказу, который запрещал свободное перемещение автомобилей по городу, если их владельцы не соглашались на животную тягу - их должны были перемещать мулы - один, два, сколько угодно. Теперь, если в паспортах будет вновь отказано, эти адские машины, очевидно, останутся в Пекине. Они продолжат нарушать священный покой столицы, они вызовут переворот в народном сознании, они повсюду будут распространять неизбежные и роковые ростки западного разложения, вызывая негодование духовной власти, гнев богов и месть предков. Оставить их в Пекине - оставить врага в своей крепости; поэтому теперь лучше содействовать их скорейшему отъезду.
Таким образом Вай-ву-пу предложил паспорта; но - в Маньчжурию!

Дипломатические споры были возобновлены. Ноты, визиты, любезные дневные встречи - все сначала. И китайцы постепенно стали терять почву под ногами. Они наконец согласились предоставить паспорта для Монголии, но без упоминания автомобилей. Итальянский посол вернул эти паспорта. Вай-ву-пу послал другие, которые, как и прежние, носили характер заранее обвиняющих заключений. "Чи-чо новое явление в Китае", - так гласил этот выдающийся документ, - "а потому китайское правительство не берёт на себя никакой ответственности в этом отношении. Напротив, сказанное Правительством возлагает на автопутешественников полную ответственность за любой вред или ущерб, причиненный ими или их автомобилями; и тем самым предоставляет местным властям по своему усмотрению изымать денежные средства или вещи в качестве залога для возмещения причитающихся сумм с указанных путешественников".

"Чи-чо новое явление в Китае, - так гласил этот выдающийся документ, - а потому китайское правительство не берёт на себя никакой ответственности в этом отношении. Напротив, сказанное Правительством возлагает на автопутешественников полную ответственность за любой вред или ущерб, причиненный ими или их автомобилями; и тем самым предоставляет местным властям по своему усмотрению изымать денежные средства или вещи в качестве залога для возмещения причитающихся сумм с указанных путешественников".

Это было очередное подстрекательство к расхищению! Итальянский посол вернул и эти документы, заявив Вай-ву-пу, что принц Боргезе и его экипаж начнут гонку на день раньше, чем было объявлено, с паспортами или без, и что только китайское правительство ответственно за их безопасность. После тщетных поисков новых предлогов не уступать давлению европейцев (а среди них - было опасение, что это просто не разумно, по загадочным политическим причинам, беспокоить монгольских князей), Вай-ву-пу наконец приняло решение предоставить желаемые паспорта для Монголии, с одним последним условием, что никаких переводов на монгольский язык этих паспортов не должно быть. Монгольские князья были бы очень встревожены такими документами, и к тому же, в документах не должно быть никакого намёка на опасность возможного вторжения европейцев, чтобы в принципе избежать каких-либо возможных осложнений.

Для небольшого дипломатического корпуса в Пекине эти переговоры предоставили прекрасную возможность поупражняться в остроумии. Но на самом деле вопрос был достаточно серьёзным. События, касающиеся этого, подтверждали, что китайское правительство было сегодня таким же, как и семь лет назад перед иностранным вторжением; к иностранцам относились с той же враждебностью, полностью игнорируя их жизненные принципы, затаив в своём сердце то же высокомерие и то же недоверие.
Вторжения, массовые убийства, война в Маньчжурии - всё это никак не повлияло на состояние китайского ума или характера.

Вдумчивый студент, где бы он ни учился, всматривающийся в ежедневный ход событий дипломатической жизни Китая, может обнаружить и сейчас проявление серьезных симптомов, подобных тем, которые предшествовали последнему нападению на миссии, и может предсказать новый всплеск насилия.

Недоразумения с паспортами ни в коей мере не повлияли на наши приготовления к отъезду. Запасы бензина и масла, которые должны были ждать нас с определёнными интервалами по маршруту через Монголию, прибыли из Шанхая и по ханькоуской железной дороге. Конвой из четырнадцати мул с этим грузом уже покинул Пекин, а 4 июня телеграмма Русско-китайского банка в Калгане оповестила нас об отправке в Монголию под командованием караван-ламы девятнадцати верблюдов с бензином и маслом, чтобы обеспечить заправку в Pong-Kiong, в Udde и городе Урга. Первая заправка ждала нас в Калгане.

Из двадцати пяти машин, заявленных в гонке, только пять наконец представили себя: 6-сильный (л.с.) трицикл Contal, два 10-сильных автомобиля Де Дион-Бутон, один 15-сильный Спайкер и наш собственный 40-сильный автомобиль Итала. Первые три автомобиля - французского производства, четвертый - голландского; наш автомобиль был мощный, но тяжелый, другие менее мощные и более легкие. Итала была на 600 кг тяжелее, чем следующий по весу Спайкер, который в полном комплекте весил 1400 кг.

Во Франции с самого начала все были убеждены, что небольшой автомобиль имеет больше шансов победить.
Легкая машина на хороших дорогах будет уступать в скорости, но, с другой стороны, ей гораздо легче будет преодолевать трудности пересечённой местности, а маршрут Пекин-Париж, вероятно, и будет состоять из трудностей. Принц Боргезе, тем не менее, руководствуясь своим многолетним опытом автопутешествий, был уверен, что мощный и прочный автомобиль в состоянии будет выдержать любые нагрузки столь рискованного путешествия, и что не следует жертвовать мощностью автомобиля ради того, чтобы уменьшить его вес. Автомобиль весом в 2000 кг может уверенно пройти там, где пройдёт автомобиль весом в 1400 кг, но будет иметь дополнительное преимущество в 20 или 30 лошадиных сил.

В этом споре двух тенденций, в этой практической проверке двух теорий и заключался один из самых важных аспектов гонки. И уже в марте месяце, когда принц Боргезе подал заявку на участие в гонке на автомобиле Itala, газета "Матин" сразу обратила внимание на интересное противостояние между большим автомобилем и маленьким - "один в состоянии двигаться быстро, а другой в состоянии двигаться куда угодно".

Spyker, два De Dion-Bouton и Contal достигли Пекином через Та-ку (Дагу, Тяньцзинь). 4 июня их водители и мой хороший коллега Ду Тайллис (Du Taillis) из Matin отправились на таможню в Тянь-Цзинь осмотреть автомобили, зарезервировав два грузовых вагона, тем же поездом они вернулись в Пекин. Здесь их ждал неприятный сюрприз. Во время поездки один из двух зарезервированных железнодорожных грузовых вагонов исчез. Кто бы мог воздержаться от предположения, что это загадочное исчезновение - дело рук Вай-ву-пу? Тем не менее, как вскоре выяснилось, - к чести Вай-ву-пу будет сказано - его руки были совершенно невинны.

Искомый вагон необъяснимым образом отцепился от состава и спокойно отдыхал на запасном пути какой-то промежуточной станции, - подобные загадочные явления происходят время от времени и на железных дорогах, управляемых гораздо лучше. По прибытии в Пекин эти автомобили компенсировали опоздание, пересекая город во всех мыслимых направлениях и в первый и в каждый последующий день.

Itala, которая прибыла через Ханькоу в Пекин уже неделю назад, имела побольше времени, чтобы подготовиться к гонке. Она сделала несколько пробных поездок за восточные ворота, по дороге в Летний дворец, и удовлетворённая своим состоянием, расположилась во дворе итальянского посольства, предоставив себя нежным заботам своего шофёра - Этторе. Последний полировал её, смазывал, тестировал, кружась вокруг машины и осматривая её со всех сторон, точно скульптор свое собственное произведение.

Наш славный попутчик - Этторе Гвиццарди - шофер не по образованию, но по своей природе. Будучи сыном железнодорожного механика, он знаком с машинами с раннего детства. Он сразу схватывает суть работы механизма, может тут же оценить особенности автомобиля, так дилеру лошадей достаточно беглого взгляда, чтобы оценить достоинства лошади. Его история также необычна. Десять лет назад возле виллы принца Боргезе, в Альбано, недалеко от Рима, произошла железнодорожная катастрофа: локомотив сошёл с рельс, перевернулся и скатился под откос. Принц, который в это время находился на вилле, поспешил со своими слугами на место крушения, чтобы оказать возможную помощь, но машиниста они нашли мёртвым.

Кочегар, парень пятнадцати лет, был ранен в голову и лежал без сознания на обочине дороги. Они подняли его и отнесли на виллу, где и ухаживали за ним, вернув к жизни. Этот парень и был Этторе, а погиб - его отец.
Когда юноша выздоровел окончательно, принц Боргезе предложил ему остаться в доме, предложив стать его шофёром.
В то время Дон Сципионе имел причудливый автомобиль мощностью в 6 лошадиных сил - это была одна из первых бензиновых моделей, которые теперь исчезли, - с двигателем в задней части, передача осуществлялась с помощью ремня, который, когда на пути встречался холм, нужно было покрывать смолой (гудроном, дёгтем), прежде чем он начинал работать. Этторе моментально освоил тонкости работы этой машины, наладил механизм, и под руководством принца они смогли осуществить путешествие из Рима в один из родовых замков Боргезе в Южную Венгрию.
После этого подвига, выдавшего незаурядные способности юноши, Этторе был отправлен изучать механику на завод. Сначала он устраивается простым рабочим на F.I.A.T. в Турине, затем он изучает военно-морскую механику на заводе Ансальдо в Генуе, работает и на других фирмах; наконец, наконец, он получает сертификат механика и возвращается к легковым автомобилям принца.
С тех пор на его попечении было одиннадцать автомобилей. И теперь он отвечает за все машины в домашнем хозяйстве Боргезе - освещение, отопление, прачечную, водяные насосы; имеет свою мастерскую для ремонта и изобретений. Да, изобретений: Этторе создаёт, модифицирует, применяет новые механизмы для автомобильных двигателей и, будь такая возможность, он мог бы давать отличные советы автомобильным фирмам.

Он обладает большим ресурсом способностей; он может немедленно исправить любую поломку - его мозг и инструменты всегда наготове. Он действует (движется) всегда молча, точно солдат. На обращение отвечает "К вашим услугам!" (Я в вашем распоряжении, сэр!). В лице и телосложении он подобен берсальеру (стрелок элитных итальянских пехотных подразделений).
Впервые я увидел его, когда он лежал на спине под Itala - неподвижно, скрестив руки на груди. Сначала я подумал, что он работает. Но нет! оказалось, это его своеобразное развлечение, а позже я обнаружил, что это одна из его любимых поз - так он отдыхал. Когда ему не нужно делать ничего особенного, он растягивается под автомобилем, и рассматривает его по частям, деталь за деталью, винт за винтом, точно ведёт долгое и странное собеседование со своей машиной.

Конец I главы.

Примечания.
* Версия перевода с издания на английском языке (https://www.flickr.com/gp/141556536@N08/8fiz7j, т.е. перевод перевода, потому, конечно, только версия... Если будет время, позже попробую сверить с итальянским оригиналом.
(1)(Предполагаю) Цяньмэнь 前门 означает «Передние ворота». Это то немногое, что сохранилось от крепостной стены. Они представляли собой комплекс, состоящий из нескольких сооружений. До настоящего времени дошли ворота Чжэнъянмэнь 正阳门 (Полуденные врата, 1419 год) и башня Цзяньлоу 葥楼 (Башня лучников, 1439 год). В прошлом они были главным въездом во Внутренний город. anashina.com/qianmen-dajie/
(2) ru.wikipedia.org/wiki/Гуансюй

itala, Июнь, Барцини, Пекин-Париж, 1907, Версия перевода

Previous post Next post
Up