Хочу возразить Брамбеусу
В защиту Баналия Заурядовича.
Совесть не позволяет мне остаться в стороне и умолчать о бессовестных нападках нашей достопочтенной публики на творчество Баналия Заурядовича Прозаева, этого великого маленького труженика на ниве высокой словесности. В качестве эпиграфа я хочу предложить вам строки из книги Льва Шестова "Апофеоз беспочвенности": "То, что мы называем фантазией и что мы так ценим в великих поэтах, есть в сущности разнузданное, распущенное, если даже хотите - развращенное воображение. В обыкновенных смертных мы считаем это пороком, но поэтам мы все прощаем за пользу или удовольствие, которое они нам доставляют своими произведениями." Господи, сохрани меня от желания вновь начать писать то, что иногда называют стихами. Я ненавидел поэзию. Я просматривал поэтические сборники - и глотал валидол. Я негодовал, я рвал и метал, я презирал и плакал, я смеялся и крушил, я сочувствовал себе и миру, настолько мы не подходили друг к другу. Страсть угасла не прежде, чем меня оставило желание рифмовать банальности. Я стал замечать, что на свете немало хороших поэтов (хороший, понятно, не значит нравственный, хотя безнравственно писать вздор). А из почивших - так прямо скажем - немало и талантливых. Но нынче я великодушен - я рассуждаю между делом. Итак, красота - страшное дело, потому, быть может, и интимное. Что делать? но великолепное произведение призывает к молчанию, оно говорит само за себя, если не сказать, что красноречивей любой из наших словесных гримас. Но стихов нынче так много, что хочется поговорить об этом. Что касается меня, начинал я с малого. Взяв за правило - "краткость - сестра таланта" - я скоро достиг выдающихся результатов, я достиг большего, нежели просто талант, не выдав на гора за пару лет ни строчки. Впрочем, не будем столь непосредственны в вопросах, решаемых посредством строгой логики: не поражает ли ваше воображение тот не имеющий возраста факт, что чем уникальнее произведение, тем оно общезначимей? Но чем больше в нем общих мест, тем уникальнее его посредственность? Я не спешу делать вывод, что чувства, испытываемые человеком, искренно пописывающем бесцветные стишки, столь же бледны, как и их выражение, да и согласиться не могу с тем, что тот, кто (как я, например) от переполняемых его чувств вообще предпочитает стихи не писать, что он на самом-то деле никаких чувств вовсе и не испытывает. Но что есть чувство, если ты не способен его выразить? - глубокомысленно я вас спрошу. Я вам отвечу: это вопрос! Или насмешка языка или чувства над самими собой. Мало искренности! - не стесняясь некоторой назидательности восклицаний, - скажу я вам. - А часто именно эта искренность оборачивается бесстыдством. Ах, любовь! Какое возвышенное чувство, но и этого мало, чтобы выносить его выражение за пределы супружеской или несупружеской спальни. Может, любовь всего-навсего - пепел любовных признаний, лежащий на твоей совести. Или боль, оттого что бессилен был выразить свое чувство? А может, любовь - лишь стыд за грубую прозаичность находимых тобой слов? Или бесстыдство иллюзий, толкающих нас на опрометчивые признания? Однако, позвольте... Дорогие друзья, у каждого барона могла быть своя фантазия, если бы не такое обилие чужой. Не хватает ничтожной малости - вовремя остановиться. Но лучше поздно, чем никогда…
Барон Брамбеус с предпочтением и надеждой.
Оказалось, как-то и возразить-то не на что и нечем...