Я слоупок...
Оригинал взят у skadi_omsk в Я слоупок...
Потому что Корнея Чуковского мы проходили.
Проходили - да прошли мимо, в памяти остался только "Мойдодыр" да крокодил с солнцем в зубах.
Детский, несерьезный поэт...
А надо было читать публицистику...
Фрэнд bloody_icon сделал пост про Ната Пинкертона: http://bloody-icon.livejournal.com/62161.html#t2118865
Точнее, пост про законы рынка и про то, что сегодня книжный рынок естественным образом возвращается к тому состоянию, в котором находился чуть больше 100 лет назад. У Юрия смысл статьи - ирония в адрес тех, кто "хрустит французскими булками", в адрес тех, кто искренне уверен: хам пришел в 17 году. Дескать, до этого - О! - была ТАКАЯ культура!
Чушь. Не было. Уже в 1907 году не было. Доказательство - статья Корнея Чуковского "Нат Пинкертон и современная литература", ссылка на которую приведена в конце поста: http://www.chukfamily.ru/Kornei/Prosa/Pinkerton.htm
Прочитала - почувствовала себя слоупком. Недавно сама писала - как пример невозможного идиотизма - чтобы какой-нибудь Горький возмущался существованием в природе кинематографа. Оказывается - было. Чуковский именно об этом и пишет:
Если б мог, я стихами воспел бы кинематограф, но одно в нём смущает меня: почему такая страшная власть, такое нечеловеческое, божеское могущество идёт и создаёт «Бега тёщ»? К чему же нам всем это чародейство, если «Бега тёщ» - его венец и предел? Дальше оно не идёт и дальше не хочет идти. После «Бегов тёщ» мы увидим «Приключения с цилиндром игрока», мы увидим «Проделки сумасшедших», «Любовь в булочной», «Видения водолаза», но идеал всего этого - «Бега тёщ». Выше этой высоты не восходит вдохновение кинематографа: бегут, толкаются старые женщины, их кусают собаки, их колотит городовой, - и больше ничего не хочет рассказать нам кинематограф: здесь вся его мудрость, здесь рубеж его эстетики и морали. И это так странно! Он, чудо из чудес, последнее, непревзойдённое, непревосходимое создание гениального человеческого ума, - почему же, чуть он заговорил, получилось нечто до того наивное и беспомощное, что папуасы и ашатии могли бы ему позавидовать? Смотришь на экран и изумляешься: почему не татуированы эти люди, сидящие рядом с тобой? Почему за поясами у них нет скальпов и в носы не продето колец? Сидят чинно, как обычные люди, и в волосах ни одного разноцветного пера! Откуда вдруг взялось столько пещерных людей на углу Коломенской и Разъезжей?
Даже образный ряд тот же, что у наших "высоколобых" крЫтеГов - дикари, пещерные люди... А не сплагиатили ли и саму идею наши "крЫтеГи", обличающие сегодняшнюю массовую литературу?
Словно из сегодняшних блогов:
Нет, это даже не дикари. Нет, они даже недостойны носовых колец и раскрашенных перьев. Дикари - мечтатели, визионеры, у них есть шаманы, заклятия, фетиши - а здесь какая-то мистическая пустота, какая-то дыра, небытие. Нет решительно ничего, и нечем заполнить это ничто! У устрицы новорождённой и то фантазия ярче. Такая безумная жажда сказки, и такое неумение создать её! Даже страшно сидеть среди этих людей. Что, если вдруг они пустятся ржать или вместо рук я увижу у них копыта? Мы и не знали о них, мы были бессильны представить себе у людей такие нечеловеческие души, и вот эти души сами отпечатлели себя в кинематографе: зафиксировали там навеки свою устричную фантастику, свой лошадиный смех и свои крокодиловы слёзы. Мы увидели там их религии и их философию.
Впрочем, нет. До идеи они недоросли. Они - то, о чем есть в той же статье:
И так силён был в русском обществе этот интеллигентский инстинкт - искать и находить в литературе непременно призыв, непременно поучение и даже как бы приказ, что, смотрите, даже в порнографию вначале закралась Идея. Это так характерно для русского общества! Русская порнография не просто порнография, как французская или немецкая, а порнография с идеей.
В общем, я - слоупок потому, что, как для каждого человека, выросшего в Советском Союзе, и "Бега тёщ" и прочая пинкертоновщина - темный лес. Половину фамилий, названных в статье, я даже не слышала, о ком-то - краем уха. А что это было? Андреев, Арцибашев, Каменский... Кто эти люди? Фиг бы и знал...
Но статья о них - шикарна! Чуковский сказал все, что можно сказать, и добавить что-то уже невозможно. После него все потуги наших "крЫтеГов" - голимый плагиат. Можно сколь угодно возмущаться вкусами толпы - но они такие, как они есть. Публике плевать на поучения и призывы.
И никто, никакой "крЫтеГ" или даже гений-писатель ее не изменит.
Доказательство?
Да оно - на виду. 70 лет российского читателя тщательно оберегали от всякой бульварщины-пинкертоновщины. Вот, например, статья из литературной энциклопедии советский времен: http://az.lib.ru/r/razwlechenieizdatelxstwo/text_1934_pinkertonovshina.shtml
70 лет - это почти в два раза больше, чем Моисей водил евреев по пустыне. И что? Масса перестала хотеть бульварщины? Да ни фига!
Как только чуть-чуть "приоткрыли шлюзы", масса с жадностью накинулась на бульварщину.
Помню одну сцену.
Фильм "Интердевочка" был снят в 1989 году. Я тогда работала в районке, была членом бюро райкома комсомола. Фильм привезли в райцентр, но сразу "на большой экран" не пустили. Сначала был показ для, так сказать, "идеологических работников". В конце состоялось обсуждение. Фильм, по большому счету, очень антимещанский, фильм - о трагедии девушки, для которой самоценностью стали "квартира, машина, деньги". Но обсуждали, естественно, только сцены секса: "Допустимо? Недопустимо". Одна очень "либеральная" сотрудница райкома КПСС ляпнула: "Пусть просвещаются, какие позы бывают! Надо так с мужем попробовать!"
И еще мне запомнились реплики: "А домик в Швеции хорош. И машина хороша... Не дура девка! Да и муж ее любил - чего ей еще не хватало?", "Зря на мать так давили - она-то в чем виновата? Растила дочь, как могла, без нормального мужика за девкой не уследить. Вечно у нас все через жопу делают!" или "С таким папашей недолго в проститутки податься".
Но в "Интердевочке" еще была мысль, причем - мысль очень неудобная для тогдашней "илиты" - осуждение идеологии потребительства, предупреждение об опасности возведения на пьедестал "квартиры, машины, денег".
А дальше - хлынул поток.
Не столько секс (хотя и он тоже - во всех формах и видах, сексуальная революция на Западе уже оформилась в произведения искусства и была растиражирована в попсу, и мы получили готовое), но и пинкертоновшина и прочие боевики, и сентиментальная мелодрама, любовный роман, все - пошлость, пошлость, пошлость...
И пипл принялся жадно хавать, словно он только этого все 70 лет и ждал!
Почему? Откуда взялось столько мещан-потреблядей в советском государстве? Откуда такое яростное стремление к бульварщине? Ведь никто не вдалбливал сегодняшним читателям, многие из которых заканчивали еще советские школы и вузы, что потреблядство - хорошо. Наоборот, официальная идеология осуждала, Стругацкие в "Хищных вещах века" предупреждали...
Значит, мы, люди, работающие с этой самой идеологией, невольно преувеличиваем собственную значимость. Всем хочется чувствовать себя более влиятельными, более могучими, чем они есть. Мы - не исключение. "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется..." Да никак не отзовется! Не услышат! Услышат только то, что могут услышать.
Реклама, пропаганда, агитация - да, работают, но работают ограниченно, работают, вступая во взаимодействие с собственными установками человека. А тут - куча вариантов, от слепого следования идее до полного ее отторжения.
Точно так, как работники райкома партии умудрились не понять пафоса "Интердевочки".
И вот тут Но в статье Чуковского меня зацепил один момент, который пока не совсем понятен:
Но неужели надежды нет, и наша интеллигенция, оторвавшись от народа, проглочена городским Пинкертоном навеки и невозвратно?
Ведь есть же в городе не один Пинкертон, ведь может же интеллигенция стать носительницей пролетарской идеологии, и не интеллигенция, а хоть что-нибудь в нашей культуре может же очиститься этой идеологией, освежиться, просветлеть ею, как солнцем, и хоть ненамного облагородить наше современное бытие.
На это ведь вся надежда, и пускай Герцен говорит нам, что «пролетарский мир весь пройдет мещанством», пускай Бердяев, Философов, Мережковский твердят, что «идея пролетариата есть мещанство», что у пролетариев «мещанская метафизика умеренного здравого смысла и мещанская религия умеренной сытости», что «вновь освобождающиеся силы могут, пожалуй, пойти на компромиссы мещанского благополучия», я не верю этим словам, я надеюсь и говорю: подождем.
Но вот мы ждем до этого часа, а все еще не увидали ни одного зернышка, ни одной крупинки этой великолепной идеологии, которую все либо восхваляют, либо бранят, но которой нет нигде и которой никто никогда не видал. Мы будем ждать еще год, еще два, и, если в готтентотскую, в пикертонскую нашу культуру не врежется, наконец, ниоткуда какая-то струя новых, небывалых, освежающих мыслей и чувств, если не свершится чудо и к нам снова, хотя бы как некое слабое дуновение, не сойдет отошедшая от нас благодать, не должны ли мы будем прийти к самому страшному выводу и громко спросить друг у друга:
- Нужели и в синей блузе и с красным знаменем к нам пришел все тот же Пинкертон?
То есть о том, что пролетарий в условиях сытости может моментально трансформироваться в мелкобуржуазного мещанина, оказывается, подозревали полтора века назад!
У Чуковского еще была надежда. Он еще верил в то, что "великолепная идеология" может изменить мир...
Но прошло 80 с небольшим лет с момента написания статьи - и свершилась "колбасная" революция.
Все произошло точно так же, как с интеллигенцией.
Пока выживание самого Советского Союза требовало фанатизма, система работала. Как только наступили сытые времена, народ моментально омещанился, и первыми тут были именно те, кто руководил - партийно-литературная "илита".
Да, именно те, кто, по идее, должен был формировать "нового человека".
Все эти Аксеновы, Ерофеевы и иже с ними...
Впрочем, тут не все так просто. Кто-то стал "антисоветчиком", протестуя против официальной идеологии отказа от мещанских идеалов, а кто-то, как Веллер, - ощущал это омещанивание и поэтому лживость "илиты".
"Антисоветизм" был очень разный. Сегодня тех же Стругацких пытаются записать в антисоветчики, но они-то как раз предупреждали о начавшемся перерождении не только идеологической, но и управленческой "илиты".
"Страна уже умирала - гигантский, неповоротливый динозавр, чей мозг пожирали паразиты, но лапы еще не знали об этом и двигались, челюсти неторопливо жевали, а желудок переваривал пищу. Скоро, совсем скоро динозавр развалится, паразиты растерзают исполинское тело на куски - и примутся их догрызать. Но пока советский космос жил, упорядоченное сражалось с хаосом…" - пишет сегодня Сергей Лукьяненко о конце 80-х.
Вспоминаю себя в то время... хотелось вырваться из духоты. Мы, тогдашние двадцатилетие, не понимали, что духота эта - следствие перерождения "верхов", следствие проникающего во все щели мещанства. Был дефицит... У меня, лицу, приближенному к самому нижнем уровню номенклатуры, иногда появлялся доступ к тому, что, зайдя с улицы, не купишь. Мещане - люди хорошие, сентиментальные, они любят, когда им благодарны. Те, к кому я была "приближена", говорили: "Не будь дурой, бери, у тебя ребенок, его кормить-одевать надо". Брала - но очень хотелось взорвать всю систему "распределителей".
Поэтому 1991-й год показался освобождением. И лишь потом стало понятно, что революция - колбасная...
И в итоге - что имеем, то и имеем. И на "пролетарскую идеологию" уже надежд нет.
Есть опыт СССР, есть опыт Европы. Есть Китай... Максимум, чего можно добиться - это довольно хрупкой всеобщей сытости, сытости, существующей до первого кризиса.
А на что надеяться?
У меня остается надежда только на магов:
"Трудовое законодательство нарушалось злостно, и я почувствовал, что у меня исчезло всякое желание бороться с этими нарушениями, потому что сюда в двенадцать часов новогодней ночи, прорвавшись через пургу, пришли люди, которым было интереснее доводить до конца или начинать сызнова какое-нибудь полезное дело, чем глушить себя водкой, бессмысленно дрыгать ногами, играть в фанты и заниматься флиртом разных степеней легкости. Сюда пришли люди, которым было приятнее быть друг с другом, чем порознь, которые терпеть не могли всякого рода воскресений, потому что в воскресенье им было скучно. Маги, Люди с большой буквы, и девизом их было -- "Понедельник начинается в субботу". Да, они знали кое-какие заклинания, умели превращать воду в вино, и каждый из них не затруднился бы накормить пятью хлебами тысячу человек. Но магами они были не поэтому. Это была шелуха, внешнее. Они были магами потому, что очень много знали, так много, что количество перешло у них наконец в качество, и они стали с миром в другие отношения, нежели обычные люди. Они работали в институте, который занимался прежде всего проблемами человеческого счастья и смысла человеческой жизни, но даже среди них никто точно не знал, что такое счастье и в чем именно смысл жизни. И они приняли рабочую гипотезу, что счастье в непрерывном познании неизвестного и смысл жизни в том же. Каждый человек -- маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться в старинном смысле этого слова".
Ага... Стругацкие - "Понедельник..."
Потому что Корнея Чуковского мы проходили.
Проходили - да прошли мимо, в памяти остался только "Мойдодыр" да крокодил с солнцем в зубах.
Детский, несерьезный поэт...
А надо было читать публицистику...
Фрэнд bloody_icon сделал пост про Ната Пинкертона: http://bloody-icon.livejournal.com/62161.html#t2118865
Точнее, пост про законы рынка и про то, что сегодня книжный рынок естественным образом возвращается к тому состоянию, в котором находился чуть больше 100 лет назад. У Юрия смысл статьи - ирония в адрес тех, кто "хрустит французскими булками", в адрес тех, кто искренне уверен: хам пришел в 17 году. Дескать, до этого - О! - была ТАКАЯ культура!
Чушь. Не было. Уже в 1907 году не было. Доказательство - статья Корнея Чуковского "Нат Пинкертон и современная литература", ссылка на которую приведена в конце поста: http://www.chukfamily.ru/Kornei/Prosa/Pinkerton.htm
Прочитала - почувствовала себя слоупком. Недавно сама писала - как пример невозможного идиотизма - чтобы какой-нибудь Горький возмущался существованием в природе кинематографа. Оказывается - было. Чуковский именно об этом и пишет:
Если б мог, я стихами воспел бы кинематограф, но одно в нём смущает меня: почему такая страшная власть, такое нечеловеческое, божеское могущество идёт и создаёт «Бега тёщ»? К чему же нам всем это чародейство, если «Бега тёщ» - его венец и предел? Дальше оно не идёт и дальше не хочет идти. После «Бегов тёщ» мы увидим «Приключения с цилиндром игрока», мы увидим «Проделки сумасшедших», «Любовь в булочной», «Видения водолаза», но идеал всего этого - «Бега тёщ». Выше этой высоты не восходит вдохновение кинематографа: бегут, толкаются старые женщины, их кусают собаки, их колотит городовой, - и больше ничего не хочет рассказать нам кинематограф: здесь вся его мудрость, здесь рубеж его эстетики и морали. И это так странно! Он, чудо из чудес, последнее, непревзойдённое, непревосходимое создание гениального человеческого ума, - почему же, чуть он заговорил, получилось нечто до того наивное и беспомощное, что папуасы и ашатии могли бы ему позавидовать? Смотришь на экран и изумляешься: почему не татуированы эти люди, сидящие рядом с тобой? Почему за поясами у них нет скальпов и в носы не продето колец? Сидят чинно, как обычные люди, и в волосах ни одного разноцветного пера! Откуда вдруг взялось столько пещерных людей на углу Коломенской и Разъезжей?
Даже образный ряд тот же, что у наших "высоколобых" крЫтеГов - дикари, пещерные люди... А не сплагиатили ли и саму идею наши "крЫтеГи", обличающие сегодняшнюю массовую литературу?
Словно из сегодняшних блогов:
Нет, это даже не дикари. Нет, они даже недостойны носовых колец и раскрашенных перьев. Дикари - мечтатели, визионеры, у них есть шаманы, заклятия, фетиши - а здесь какая-то мистическая пустота, какая-то дыра, небытие. Нет решительно ничего, и нечем заполнить это ничто! У устрицы новорождённой и то фантазия ярче. Такая безумная жажда сказки, и такое неумение создать её! Даже страшно сидеть среди этих людей. Что, если вдруг они пустятся ржать или вместо рук я увижу у них копыта? Мы и не знали о них, мы были бессильны представить себе у людей такие нечеловеческие души, и вот эти души сами отпечатлели себя в кинематографе: зафиксировали там навеки свою устричную фантастику, свой лошадиный смех и свои крокодиловы слёзы. Мы увидели там их религии и их философию.
Впрочем, нет. До идеи они недоросли. Они - то, о чем есть в той же статье:
И так силён был в русском обществе этот интеллигентский инстинкт - искать и находить в литературе непременно призыв, непременно поучение и даже как бы приказ, что, смотрите, даже в порнографию вначале закралась Идея. Это так характерно для русского общества! Русская порнография не просто порнография, как французская или немецкая, а порнография с идеей.
В общем, я - слоупок потому, что, как для каждого человека, выросшего в Советском Союзе, и "Бега тёщ" и прочая пинкертоновщина - темный лес. Половину фамилий, названных в статье, я даже не слышала, о ком-то - краем уха. А что это было? Андреев, Арцибашев, Каменский... Кто эти люди? Фиг бы и знал...
Но статья о них - шикарна! Чуковский сказал все, что можно сказать, и добавить что-то уже невозможно. После него все потуги наших "крЫтеГов" - голимый плагиат. Можно сколь угодно возмущаться вкусами толпы - но они такие, как они есть. Публике плевать на поучения и призывы.
И никто, никакой "крЫтеГ" или даже гений-писатель ее не изменит.
Доказательство?
Да оно - на виду. 70 лет российского читателя тщательно оберегали от всякой бульварщины-пинкертоновщины. Вот, например, статья из литературной энциклопедии советский времен: http://az.lib.ru/r/razwlechenieizdatelxstwo/text_1934_pinkertonovshina.shtml
70 лет - это почти в два раза больше, чем Моисей водил евреев по пустыне. И что? Масса перестала хотеть бульварщины? Да ни фига!
Как только чуть-чуть "приоткрыли шлюзы", масса с жадностью накинулась на бульварщину.
Помню одну сцену.
Фильм "Интердевочка" был снят в 1989 году. Я тогда работала в районке, была членом бюро райкома комсомола. Фильм привезли в райцентр, но сразу "на большой экран" не пустили. Сначала был показ для, так сказать, "идеологических работников". В конце состоялось обсуждение. Фильм, по большому счету, очень антимещанский, фильм - о трагедии девушки, для которой самоценностью стали "квартира, машина, деньги". Но обсуждали, естественно, только сцены секса: "Допустимо? Недопустимо". Одна очень "либеральная" сотрудница райкома КПСС ляпнула: "Пусть просвещаются, какие позы бывают! Надо так с мужем попробовать!"
И еще мне запомнились реплики: "А домик в Швеции хорош. И машина хороша... Не дура девка! Да и муж ее любил - чего ей еще не хватало?", "Зря на мать так давили - она-то в чем виновата? Растила дочь, как могла, без нормального мужика за девкой не уследить. Вечно у нас все через жопу делают!" или "С таким папашей недолго в проститутки податься".
Но в "Интердевочке" еще была мысль, причем - мысль очень неудобная для тогдашней "илиты" - осуждение идеологии потребительства, предупреждение об опасности возведения на пьедестал "квартиры, машины, денег".
А дальше - хлынул поток.
Не столько секс (хотя и он тоже - во всех формах и видах, сексуальная революция на Западе уже оформилась в произведения искусства и была растиражирована в попсу, и мы получили готовое), но и пинкертоновшина и прочие боевики, и сентиментальная мелодрама, любовный роман, все - пошлость, пошлость, пошлость...
И пипл принялся жадно хавать, словно он только этого все 70 лет и ждал!
Почему? Откуда взялось столько мещан-потреблядей в советском государстве? Откуда такое яростное стремление к бульварщине? Ведь никто не вдалбливал сегодняшним читателям, многие из которых заканчивали еще советские школы и вузы, что потреблядство - хорошо. Наоборот, официальная идеология осуждала, Стругацкие в "Хищных вещах века" предупреждали...
Значит, мы, люди, работающие с этой самой идеологией, невольно преувеличиваем собственную значимость. Всем хочется чувствовать себя более влиятельными, более могучими, чем они есть. Мы - не исключение. "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется..." Да никак не отзовется! Не услышат! Услышат только то, что могут услышать.
Реклама, пропаганда, агитация - да, работают, но работают ограниченно, работают, вступая во взаимодействие с собственными установками человека. А тут - куча вариантов, от слепого следования идее до полного ее отторжения.
Точно так, как работники райкома партии умудрились не понять пафоса "Интердевочки".
И вот тут Но в статье Чуковского меня зацепил один момент, который пока не совсем понятен:
Но неужели надежды нет, и наша интеллигенция, оторвавшись от народа, проглочена городским Пинкертоном навеки и невозвратно?
Ведь есть же в городе не один Пинкертон, ведь может же интеллигенция стать носительницей пролетарской идеологии, и не интеллигенция, а хоть что-нибудь в нашей культуре может же очиститься этой идеологией, освежиться, просветлеть ею, как солнцем, и хоть ненамного облагородить наше современное бытие.
На это ведь вся надежда, и пускай Герцен говорит нам, что «пролетарский мир весь пройдет мещанством», пускай Бердяев, Философов, Мережковский твердят, что «идея пролетариата есть мещанство», что у пролетариев «мещанская метафизика умеренного здравого смысла и мещанская религия умеренной сытости», что «вновь освобождающиеся силы могут, пожалуй, пойти на компромиссы мещанского благополучия», я не верю этим словам, я надеюсь и говорю: подождем.
Но вот мы ждем до этого часа, а все еще не увидали ни одного зернышка, ни одной крупинки этой великолепной идеологии, которую все либо восхваляют, либо бранят, но которой нет нигде и которой никто никогда не видал. Мы будем ждать еще год, еще два, и, если в готтентотскую, в пикертонскую нашу культуру не врежется, наконец, ниоткуда какая-то струя новых, небывалых, освежающих мыслей и чувств, если не свершится чудо и к нам снова, хотя бы как некое слабое дуновение, не сойдет отошедшая от нас благодать, не должны ли мы будем прийти к самому страшному выводу и громко спросить друг у друга:
- Нужели и в синей блузе и с красным знаменем к нам пришел все тот же Пинкертон?
То есть о том, что пролетарий в условиях сытости может моментально трансформироваться в мелкобуржуазного мещанина, оказывается, подозревали полтора века назад!
У Чуковского еще была надежда. Он еще верил в то, что "великолепная идеология" может изменить мир...
Но прошло 80 с небольшим лет с момента написания статьи - и свершилась "колбасная" революция.
Все произошло точно так же, как с интеллигенцией.
Пока выживание самого Советского Союза требовало фанатизма, система работала. Как только наступили сытые времена, народ моментально омещанился, и первыми тут были именно те, кто руководил - партийно-литературная "илита".
Да, именно те, кто, по идее, должен был формировать "нового человека".
Все эти Аксеновы, Ерофеевы и иже с ними...
Впрочем, тут не все так просто. Кто-то стал "антисоветчиком", протестуя против официальной идеологии отказа от мещанских идеалов, а кто-то, как Веллер, - ощущал это омещанивание и поэтому лживость "илиты".
"Антисоветизм" был очень разный. Сегодня тех же Стругацких пытаются записать в антисоветчики, но они-то как раз предупреждали о начавшемся перерождении не только идеологической, но и управленческой "илиты".
"Страна уже умирала - гигантский, неповоротливый динозавр, чей мозг пожирали паразиты, но лапы еще не знали об этом и двигались, челюсти неторопливо жевали, а желудок переваривал пищу. Скоро, совсем скоро динозавр развалится, паразиты растерзают исполинское тело на куски - и примутся их догрызать. Но пока советский космос жил, упорядоченное сражалось с хаосом…" - пишет сегодня Сергей Лукьяненко о конце 80-х.
Вспоминаю себя в то время... хотелось вырваться из духоты. Мы, тогдашние двадцатилетие, не понимали, что духота эта - следствие перерождения "верхов", следствие проникающего во все щели мещанства. Был дефицит... У меня, лицу, приближенному к самому нижнем уровню номенклатуры, иногда появлялся доступ к тому, что, зайдя с улицы, не купишь. Мещане - люди хорошие, сентиментальные, они любят, когда им благодарны. Те, к кому я была "приближена", говорили: "Не будь дурой, бери, у тебя ребенок, его кормить-одевать надо". Брала - но очень хотелось взорвать всю систему "распределителей".
Поэтому 1991-й год показался освобождением. И лишь потом стало понятно, что революция - колбасная...
И в итоге - что имеем, то и имеем. И на "пролетарскую идеологию" уже надежд нет.
Есть опыт СССР, есть опыт Европы. Есть Китай... Максимум, чего можно добиться - это довольно хрупкой всеобщей сытости, сытости, существующей до первого кризиса.
А на что надеяться?
У меня остается надежда только на магов:
"Трудовое законодательство нарушалось злостно, и я почувствовал, что у меня исчезло всякое желание бороться с этими нарушениями, потому что сюда в двенадцать часов новогодней ночи, прорвавшись через пургу, пришли люди, которым было интереснее доводить до конца или начинать сызнова какое-нибудь полезное дело, чем глушить себя водкой, бессмысленно дрыгать ногами, играть в фанты и заниматься флиртом разных степеней легкости. Сюда пришли люди, которым было приятнее быть друг с другом, чем порознь, которые терпеть не могли всякого рода воскресений, потому что в воскресенье им было скучно. Маги, Люди с большой буквы, и девизом их было -- "Понедельник начинается в субботу". Да, они знали кое-какие заклинания, умели превращать воду в вино, и каждый из них не затруднился бы накормить пятью хлебами тысячу человек. Но магами они были не поэтому. Это была шелуха, внешнее. Они были магами потому, что очень много знали, так много, что количество перешло у них наконец в качество, и они стали с миром в другие отношения, нежели обычные люди. Они работали в институте, который занимался прежде всего проблемами человеческого счастья и смысла человеческой жизни, но даже среди них никто точно не знал, что такое счастье и в чем именно смысл жизни. И они приняли рабочую гипотезу, что счастье в непрерывном познании неизвестного и смысл жизни в том же. Каждый человек -- маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других, когда работать ему становится интереснее, чем развлекаться в старинном смысле этого слова".
Ага... Стругацкие - "Понедельник..."