Почему так меняется курс рубля
Рубль вроде как еще подешевел. Его курс, как отмечают аналитики, «пробил психологически важную отметку» в шестьдесят рублей. Теперь следует ждать семидесяти пяти, ста, а, по мнению некоторых, даже двухсот рублей за доллар. Ну, и, конечно, это обвалит экономику, остановит промышленность и «мы все умрем». Складывается стойкое ощущение Дня сурка. Будто мы не проходили то же самое год назад, когда паникующие граждане скупали «доллар по семьдесят» и смотрели с тоской, как потом его курс медленно полз к сорока девяти. Будто только сейчас аналитики заметили, что золото продолжает дешеветь. И вообще, что такое эти «психологически важные отметки»? Почему и кому они важные? И важные ли вообще?
Взять, к примеру, знаменитую «зависимость курса рубля от цены на нефть». Если верить ей, то курс рубля должен быть, примерно как в 2008 году, в районе 27−29, а он на сайте ЦБ уже на несколько копеек выше 60. Да и изменение менее чем на полтора рубля составляют 2,5%, в то время как цена бочки нефти марки Brent «подешевела» только на 0,08%. Это слабо похоже на пресловутую зависимость. Видимо, дело в чем-то другом.
Да, действительно, нефть и газ остаются для России важным источником экспортной выручки. Из $497,8 млрд нашего экспорта за прошлый год 69,5% прошлось на все виды топлива (нефть, газ, уголь и т.п.). Однако, что любопытно, годом ранее, в 2013, когда уровень нефтяных цен колебался заметно выше ста долларов за баррель, топливо обеспечило почти такую же долю экспортных доходов - 70,5%. Средняя цена бочки в 2014 году, по сравнению с 2013, упала почти на 10% (до 98,5 долларов), а доля энергетических доходов сократилась всего на 1 процентный пункт.
Почему так? Потому что контрактная цена и биржевая котировка фьючерса на спотовом рынке это две большие разницы. Газпром осуществляет поставки на основе долгосрочных контрактов с заранее определенными ценами. Их значения имеют некоторую привязку к спотовому, то есть сиюминутному, биржевому рынку, но, во-первых, довольно слабую, во-вторых, с очень большим смягчающим коэффициентом. Биржевому курсу надо весьма сильно и долго «бегать», чтобы всерьез повлиять на цену по долгосрочному контракту. Таким образом, связь между биржевой ценой на нефть и курсом рубля куда менее тесная, чем об этом принято рассказывать. Даже если фьючерсы на черное золото «падают вдвое», это вовсе не означает, что и объем российской «нефтяной» экспортной выручки тоже падает тут же вдвое.
Почему тогда министр экономического развития РФ Алексей Улюкаев в эфире телеканала «Россия 24» отдельно остановился на теме курса рубля и даже как бы намекнул, что осенью курс может еще подрасти? Дело не в результатах опубликованного 20 июля исследования аналитического центра Сбербанка, где допускалась перспектива возможного шока пары евро-доллар в IV кв. 2015 года. Просто осенью подходят сроки заметных по объему выплат ряда государственных и корпоративных долгов, номинированных в иностранной валюте. Хотя ее накопление производится уже сейчас, нельзя исключать некоторого увеличения спроса на валюту в этот период. Следовательно, и курс ее имеет шансы измениться.
Вот только вырасти так, как обещают паникеры - до 100−150−200 рублей, у него никаких экономических оснований нет. Сальдо внешнеторгового баланса РФ остается положительным. Размеры ЗВР, несмотря на все санкционные войны, сократились всего на 28 млрд. долл. Если в абсолютных цифрах кажется, что это много, то если в относительных - сокращение составляет 7,2% за семь месяцев. К тому же, минимум на треть оно - бумажное, так как вызвано переоценкой золотого запаса страны в связи со снижением биржевой цены на золото. Стало быть, даже если у нас не сработает ни одна из долгосрочных модернизационных программ, если мы не построим «Северный Поток-2», не запустим «Силу Сибири» и не сделаем «импортозамещение», если в целом все у нас останется, как есть, то при таких темпах расходования ЗВР, их хватит примерно на двадцать лет, т. е. намного дольше, чем все доступные сейчас горизонты планирования.
Почему тогда меняется курс? Потому, что мы все участвуем в процессе глобальной перестройки мировой экономики и наша внутренняя экономика заметно связана с внешней. Американцы, к примеру, через нагнетание нестабильности в мире, всячески пылесосят международные финансы с целью их перевода на американские рынки. Надо сказать, пока довольно успешно. Их биржевые индексы корпоративных бумаг уверенно растут даже на фоне отсутствия прогресса со сбытом товаров и услуг, а также увеличивающегося дефицита торгового баланса. В переводе на русский это значит, что корпоративная Америка, в лучшем случае не показывает никаких особых успехов, а то и демонстрирует убытки, но ее акции на бирже, тем не менее, дорожают. А обеспечивается эффект исключительно за счет оттока капитала из других стран, в том числе из России.
Россия, вместе с Китаем, неуклонно избавляются от американских ГКО. Это отдельный и непростой процесс. Нам не надо одномоментно обрушить экономику США. Она слишком большая, и в результате мгновенного краха может похоронить под собой всю нынешнюю мировую финансово-экономическую систему. Нам надо сделать так, чтобы и из долларов в то же золото выходить, и своими закупками цену на золото вверх не подталкивать. Более того, максимально долго делать так, чтобы каждая следующая партия золота приобреталась по более низкой цене, чем предыдущая.
Ну, и столь широко обсуждаемое импортозамещение, прежде чем оно даст масштабный результат, также требует переходного периода, в течение которого именно понижение курса рубля является ключевой защитной мерой. Мы бы имели действительно серьезные проблемы, если бы, как в 1998-м, внешнеторговый баланс страны оставался отрицательным, и если бы основную часть потребляемого продовольствия приходилось покупать за рубежом. Однако сегодня картина сильно иная. По многим видам продовольствия Россия превратилась в чистого нетто-экспортера, а по большинству базовых его видов имеет уровень безопасности в 85−90%. Это значит, что подавляющее большинство всего того, что нам необходимо для жизни и работы, изначально производится внутри России и за рубли. Доллар в этом производстве не участвует почти никак. Потому и его курс к результату имеет достаточно низкое отношение.
Таким образом, курс рубля уже давно представляет результат сложения великого множества очень разных процессов, чтобы можно было говорить только о его связи с нефтью или продолжать рисовать его возможные будущие курсы с потолка. Российская экономика достигла слишком высокой степени многоукладности, чтобы продолжать оценивать ее по итогам пятнадцатилетней давности. Доля несырьевого экспорта РФ, по сравнению с 2000 годом, выросла с 14 до 31%. А если учесть, что около половины экспорта нефти на самом деле состоит из бензина и масел, т. е. продукта ее высокотехнологической переработки, то на долю «просто сырья» в экспортной выручке остается не больше 35−36%, что сильно меняет всю общую картину. Впрочем, я что-то не слышал, чтобы паникеры за слишком большую долю зависимости своей экономики от нефти и газа критиковали Норвегию, Саудовскую Аравию или, скажем, Катар.
И вообще, не стоит забывать, что переносить в Россию свои заводы, скажем, западные автомобильные концерны, а потом постепенно переводить их от отверточной сборки к полноценному производству из местных компонентов, начали исключительно потому, что курсовая разница сделала чистый автоимпорт слишком дорогим, а размеры рынка не позволяли его игнорировать. К тому же тогда российский рынок был пустым, а сейчас на него претендуют японские, корейские и китайские производители. Слегка отпустив курс, Россия тем самым создала дополнительное давление на европейские бизнес-круги. В том числе, и в части несимметричного ответа на продолжающиеся санкции. Еще Маркс писал, на что может пойти капитализм «ради 300% прибыли».
Все это, вместе взятое, и создает процессы, в конечном счете, влияющие на курс рубля. Оттого он и продолжить плавать. Не подымаясь выше 65−70 и не опускаясь ниже 45. А все эти разговоры про «психологически важные отметки» являются следствием положения, когда внятного объяснения нет, а сказать что-то надо. И не более того. Мы давно уже живем в самостоятельной рублевой экономике. Не настолько полностью самостоятельной, как бы нам того хотелось, но вполне самостоятельной для того, чтобы приобрести достаточную невосприимчивость к безосновательным паническим «прогнозам».
Александр Запольскис