П. Н. Красновъ. Романъ "Бѣлая Свитка". Часть 3-я. Глава 32-я (1928)
«Глѣбъ дочиталъ до конца замѣтку и передалъ газету слѣдователю. На его лицѣ былъ вопросъ. - "Вамъ не приходитъ въ голову никакого сопоставленія? Впрочемъ, вы врядъ ли помните... Да, пожалуй, и не можете ни помнить, ни знать... Вы слишкомъ молоды... Въ Петербургѣ, на Кирочной, противъ Таврическаго сада было громадное бѣлое зданіе Жандармскаго Управленія. Тамъ тоже сидѣли люди въ военныхъ синихъ мундирахъ съ серебряными пуговицами и съ алымъ аксельбантомъ. Тамъ на вѣшалкахъ тоже висѣли синія фуражки и шинели, но развѣ пришло бы въ голову какой-нибудь газетѣ, скажемъ "Рѣчи", "Новостямъ" или "Биржевымъ Вѣдомостямъ", такъ ихъ расписывать? Въ тѣ времена это почли бы просто неприличнымъ. Вы навѣрно читали недавно письмо писателя Горькаго по поводу смерти главы нашего ГПУ, Феликса Дзержинскаго. Можете ли вы представить себѣ, чтобы на смерть генерала Мезенцева или усмирителя Москвы полковника Мина, убитыхъ, а не просто умершихъ, написали бы такія растроганно-сочувственныя письма Левъ Толстой или Короленко? А вѣдь тогдашнее Жандармское Управленіе было агнецъ по сравненію съ ГПУ. И что такое были по количеству ими казненныхъ Мезенцевъ или Минъ по сравненію съ Феликсомъ Дзержинскимъ? Вы понимаете, какъ силенъ нашъ строй, если мы такъ воспитали и прессу и свободныхъ, вполнѣ свободныхъ писателей? Соглашайтесь же. Вы пойдете"...» (Берлинъ, 1927.) далѣе...