"Русский не ел, а жрал, не пил, а впивался, не спал, а дрыхал, даже не умирал, а издыхал."

Feb 29, 2024 00:58











Выставки Альтману посвящают.  В Саратовском государственном университете, на 125 лет: https://www.sgu.ru/en/node/174047

++++++++++++++



"АЛЬТМАН Моисей Семенович - филолог, автор трудов по истории античной и русской литературы, сравнительному литературоведению. Родился в религиозной хасидской семье. После окончания гимназии учился на медицинском факультете Киевского университета. В 1917-19 принимал активное участие в установлении советской власти на Украине. В 1918-19 - сотрудничал с черниговскими газетами "Известия Губисполкома", "Серп и Молот"; уволился в связи с переездом к родителям в Баку. В Баку познакомился с поэтом Вячеславом Ивановым, возглавлявшим в те годы в университете кафедру классической филологии, на протяжении нескольких лет вел записи бесед с Вячеславом Ивановым, впоследствии опубликованные."

Воспоминания Альтмана Моисея «семеновича»

«Разговоры с Вячеславом Ивановым»

«В книге нашла отражение история почти четырехлетних дружеских встреч Вячеслава Иванова и его студента по Бакинскому университету, впоследствии известного советского филолога Моисея Семеновича Альтмана (4 июня 1896, местечко Улла Витебской губернии - 12 мая 1986, Ленинград). Именно архив М. Альтмана в течение всех лет коммунистического владычества хранил до лучших времен рукописные материалы, из которых составлена данная книга. Собранные в нелегкий для Вячеслава Иванова бакинский период, `Разговоры` стали одним из последних, закатных памятников русского Серебряного века, эпохи культурного расцвета, сменившейся унылой тоталитарной эрой. Кроме `Разговоров…` в книгу включены стихотворения М. Альтмана, его письма, дневники, автобиографическая проза и другие материалы. Тираж 2000 экз. Вес 530 гр.»

«M. С. АЛЬТМАН АВТОБИОГРАФИЧЕСКАЯ ПРОЗА

I. АВТОБИОГРАФИЯ

Я родился в местечке Улле, Витебской губернии, в Литве (по прежнему административному наименованию, теперь - в Минской области в Белоруссии) в июне 1896 года. Этот месяц мне приятен. »

«Мать мою звали Лия, отца Семеном, а бабушку - Саррой (в стихотворении Вяч. Иванова, мне посвященном, он меня назвал не совсем точно сыном Сарры, а я ее - внук). В Улле все население (примерно около двух тысяч человек) было только еврейское. Русские в Уллу наезжали только на рынок по воскресеньям. И вообще русские у евреев не считались «людьми». Русских мальчиков и девушек прозывали «шейгец» и «шиксе», т. е. «нечистью». Напомню, что и Белая Церковь у евреев называлась «мерзкая тьма». Для русских была даже особая номенклатура: он не ел, а жрал, не пил, а впивался, не спал, а дрыхал, даже не умирал, а издыхал. У русского, конечно, не было и души: душа была только у еврея, а по субботам даже две души. Мне вспоминается, что Гейне по этому поводу острил: возможно, что по субботам и две души, но зато по будням - ни одной. >»

" Каждую пятницу к [бабушке] приходила старуха, стригла ей волосы и при этом докладывала все «происшествия» в местечке за неделю: кто из еврейских парней вечером гулял с «нечистью», кто по субботам носил в кармане носовой платок, кто не посещал синагогу, кто смеялся над еврейскими обычаями и тому подобное.

Бабушка все это внимательно выслушивала, но не реагировала ни одним словом, считая непристойным при приближении субботы заниматься светскими делами. Но она все сказанное запоминала и в воскресенье начинала творить суд над вероотступниками. А суд ее был грозный и страшный, ибо ее приговоры были общественным мнением всей Уллы. А до чего суд ее был строг, показывает, например, то, что она помешала своей дочери Бейле-Розе выйти за человека, мать которого звали так же, как и ее саму, Саррой: она считала это некоторым кровосмешением."

«Об отношении бабушки к иноверцам еще добавлю. Христа бабушка называла не иначе как «мамзер» - незаконнорожденный. А когда однажды на улицах Уллы был крестный ход и носили кресты и иконы, бабушка спешно накрыла меня платком: «Чтоб твои светлые глаза не видели эту нечисть». А все книжки с рассказами о Богородице, матери Христа, она называла презрительно «матери-патери». >«

«К неевреям бабушка (впрочем, как все местечко) относилась с крайним презрением, не считала их почти за людей; у них, была она уверена, нет души (есть только дух дыханье). Всякий русский мальчик именовался «шейгец» (нечисть). Христа называла она не иначе как «незаконнорожденный», а все легенды и книги о Христовой матери называла «матери-патери». Помню, как однажды во время крестного хода (в котором, между прочим, принимали участие и евреи, чтоб избежать погрома, а они вокруг Уллы свирепствовали) она закрыла мои глаза: «Чтоб твои глаза не видели эту мерзость».

А один раз в году (кажется, на Рождество) запрещалось учить Тору (этот вечер именовался «нитл» - аббревиатура: «нит тора лернен», т. е. нельзя учить Тору), ибо в этот вечер происходит Божий суд над Христом и не следует напоминать о том, что к «учению» Христос был привержен. А когда я у бабушки спросил, будут ли, когда придет Мессия, существовать другие народы, она сказала: «Будут, ибо кто же, как не они, будет у нас служить и на нас работать?»

И не только к иноверцам, но и к евреям нехасидам (а во всем местечке были только хасиды), к так называемым «миснагдим», было во всей Улле крайне враждебное отношение. Это отношение до изуверства сохранял в детстве и я. И когда я раз в синагоге увидел приехавшего миснагида, то, хотя он внешне своей благородной бледностью понравился и он усердно молился, я подумал, что когда он выйдет из синагоги, хорошо было бы на улице его убить. Эта религиозная моя нетерпимость сказалась и в том, что когда я увидел в Бешенковичах (еврейское местечко в ста верстах от Уллы), как еврейский мальчик в субботу камнем раздробил орех, я подумал: «Будь это в Улле, мы бы, еврейские мальчики, побили его камнями, но здесь я, одинокий, увы! бессилен».

Помню и свою ярость, когда во время молитвы кантор дважды пропел имя Господне (а в тексте - только один раз), я стал кричать: «Вон его с амвона и из синагоги: он Божье имя употребил всуе, ради музыкальности», - и меня старые евреи с трудом успокоили. И несмотря на всю мою тогдашнюю (в 1905 году) «революционность», мне было тяжко видеть в еврейской синагоге русского студента агитатора: «а гой ин а идиш шул...» (нееврей в синагоге) .

И по семейной наследственности, и по всем своим убеждениям, и по необузданности темперамента я был пламенным хасидом; сущность хасидизма я воспринимал как близость к Богу, веселие в Боге, и мне очень нравилось, что хасиды во время молитвы не стояли чинно, как на параде, а бурно ходили по синагоге, отчаянно жестикулировали, и пели, и плясали.

Хасиды были с Богом как бы «на ты» и не могли себе представить, как можно печалиться, когда существует Бог и он так нас любит, как мы не умеем любить. Не умеем, но должны стараться... Миснагиды - только рабы Божии и могут быть только покорны, а хасиды - дети Божии, даже когда они буйные и блудные.>»

Я (год был 1905-1906) увлекался и «политикой». Когда начались забастовки, я ходил по хедерам и «снимал» штрейкбрехеров, продолжающих учиться, со всеми кричал: «Долой самодержавие!» Вспоминается мне при этом и такой случай. Когда одна, уже взрослая, девица, за ее публичный выкрик была арестована и ее куда-то повели, мать ее ходила следом и, плача, говорила: «Дочка моя, скажи, пусть он (царь) будет: что тебе до него?»

«Примерно в 1906 году наша семья из Уллы переехала в Баку, к находившемуся там моему отцу. В Баку меня начали подготовлять к поступлению в гимназию. Я хотя русский язык знал, но очень плохо и своеобразно: вместо слова «очень» я говорил «дюже», вместо «кладбище» - «могильница». А когда, уже будучи (в первом классе) в гимназии, я сказал, что в прочитанном мной рассказе написано, что капитан Бонн умер, а ведь капитан не был евреем, так надо было написать «издох», а не «умер», то отец опасливо меня предостерег, чтобы я с такими поправками в гимназии не выступал. Неладно обстояло у меня и с арифметикой. Устно я решал задачи, но письменно мне задачи не давались. Когда репетировавший меня учитель принес мне задачник, я был поражен обилием в нем крестов (в хедере «кресты», то есть знаки счисления, «плюсы», были под запретом); я изумленно спросил: «Зачем мне книга с обилием могил?», устно же я задачи «на сложение» решал без всяких затруднений, так же как и задачи на умножение и деление. Но мне всё объяснили, и я хорошо подготовился по всем предметам на приемные экзамены в гимназию, куда я через полгода и был принят.>»

Книга здесь: https://wdfiles.ru/1st5y с  нашлась  на торрентах.

Справка:

стоит отметить, что «патери» - это, по всей вероятности, неточно переданное талмудическое поношение Христа, чьим отцом якобы был Пандира-Пантера: Христа, как известно, именовали Сын Девы, а «дева» по-гречески - «парфенос-партенос», из чего возник этот самый талмудический «сын Пантеры»

Альтман, иудеи, цитаты, иудаизм

Previous post Next post
Up