Первый после Кобы
В честь Вячеслава Молотова называли города и веси, заводы и академии, лимузины и гранаты. Его подпись стояла под историческими документами - договорами, указами и приговорами. В его жизни были подполье, охранка, все основные тюрьмы империи, ссылки и побеги - революционной романтики он вкусил сполна. Однако в историю вошёл как прагматик. Его судьбе посвящена новая книга Вячеслава Никонова «Молотов: Наше дело правое».
Вместо родовой - «музыкальной» - фамилии он выбрал себе пролетарский псевдоним - и тем самым определил и судьбу. Принятое имя наделило юного революционера новым темпераментом - Молотов наносил и принимал удары бесстрастно.
«Твердокаменнейший человек», - охарактеризовал его Константин Симонов.
«Господин "Нет!"», - называли его западные дипломаты.
Молотов вёл подрывную деятельность против царского правительства, затем буржуазного Временного, потом возглавил Совнарком, а спустя годы был вновь объявлен врагом государства. Революция съедает своих сыновей, однако Молотов оказался ей не по зубам.
У каждого писателя свой Сталин - у Рыбаса, Бушкова, Радзинского, Авторханова, Троцкого, Волкогонова, Резуна-Суворова. А вот Молотов как будто общий, фабричной выделки, со штампами реплик - сподвижник или подельник, в зависимости от убеждений автора, но функционально везде одинаковый, эдакий красный Голем. Молотов не раз попадал в книжный переплёт, но изображался всего лишь одним из избранных бояр, тонкошеей тенью на пирах Валтасара - он неизменный, но всегда второстепенный персонаж ближнего круга.
Для Вячеслава Никонова, внука и биографа, он, понятное дело, главный герой. Родственные чувства могли работе историка помешать, жизнеописание высокопоставленного деда рисковало выродиться в парафраз «краткого курса ВКП(б)» с вкраплением затрапезных снимков из домашнего фотоальбома, а в научном отношении оказаться даже слабее немощных перестроечных разоблачений. Никонов, конечно, пристрастен, но он хотя бы честно об этом говорит во введении к молодогвардейскому двухтомнику: «И единственное моё оправдание состоит в том, что до сих пор мне не довелось прочесть ни одной объективной книги. Все они субъективны по определению, потому что их писали люди».
ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ