...Христова иногда величают «вице-Шаляпиным» ХХ века. И по праву - за те годы, что прошли со дня смерти великого певца, семью годами отделённой от конца столетия, стало очевидно, что в «басовом цехе» поставить рядом с ними просто некого. Шаляпин, апрельским днём 1938 года умирая в муках от лейкемии, сетовал на то, что не оставил ни собственной артистической школы, ни преемников. Интересно, ведал ли он о признании Станиславского, что свою легендарную систему он списал именно с него? А насчёт преемников... Шаляпину было невдомёк, что в эти самые годы в далёкой от Парижа Софии на юриста (не на певца!) обучается тот, кто с неменьшей славой понесёт по оперным сценам мира упавшую с его головы годуновскую шапку Мономаха...
Поющий юрист
Comparaison n'est pas raison («сравнение не довод»), говорят в том же Париже. Что, казалось бы, общего? Шаляпин всегда и повсюду, от Парижа до Нью-Йорка, от Австралии до Америки, оставался до мозга костей русским. Христов, как Святая Троица, был един в трёх своих лицах, трёх душах - болгарской, русской и итальянской. Шаляпин, родившийся в неказистом домике в казанском квартале для бедных и начавший трудовую деятельность писцом в уездном правлении, ни по каким предкам не имел отношения к искусствам. Христов же появился на свет, образно говоря, в сопровождении хора муз - он к концу жизни знал шесть языков, а собранная им в римском доме библиотека была весьма знаменита.
Послушать пение его деда, Христо Совечанова, люди приезжали из самых дальних весей, и отец, по образованию филолог, как вспоминал Христов, обладал незаурядным тенором. Да и голосовой материал уроженцев Казани и Пловдива был, попросту говоря, несопоставим. Шаляпин все молодые годы «путался» между басом и баритоном, пел Валентина, Жермона и Онегина, а голос Христова хотя и не обладал мощью иерихонской трубы, но был всё же близок к тому, что называется basso assoluto (абсолютный бас). То есть был басом, которому доступны практически все написанные для этого голоса партии. Для самого упрощённого представления о творческом диапазоне Христова стоит послушать в его исполнении ну хотя бы «Трубу предвечного» из финала «Хованщины» и сразу вслед - прощание с дочерью из «Жизни за царя»...
При этом поднявшийся из самых что ни на есть плебейских глубин Шаляпин уже в двадцатилетнем возрасте был солистом императорского Мариинского театра, а двадцатичетырёхлетний Христов, хотя и имел немалый успех в любительских певческих кружках и тусовках, на оперную сцену решительно не собирался. Не собирался до тех пор, пока в 1942 году пение будущего юриста не услышал царь Болгарии Борис III и весьма решительно не высказался в том духе, что всевозможных судейских в стране и так хоть отбавляй, а настоящих певцов нет. Христов высочайшее мнение принял к сведению, но не более. И вот однажды в софийский дом Христовых принесли красивую по форме и содержанию бумагу из царского дворца, в коей значилось, что недоучившемуся юристу от августейших щедрот выделена солидная стипендия на обучение пению в Италии. Тут действительно, что называется, «запоёшь», однако опять Бориса продолжали терзать сомнения. До тех пор, пока отец не благословил его на дальнюю дорогу и на «перемену курса». Впоследствии будущий корифей мировой оперы вполне оценил то, что сделал для него монарх. Порукою этому приезд - в разгар мировой войны! - и выступление Христова на похоронах своего благодетеля: августейший тёзка, не дожив и до пятидесяти, «внезапно» скончался в августе 1943 года после весьма трудного визита к фюреру в Берлин (многие историки не сомневаются в том, что болгарский самодержец, отказавшийся поддержать Гитлера, был отравлен).
Меж жерновов истории
Царь умер. А живой, молодой, но всегда чуждавшийся любой политики Христов угодил, подобно зёрнышку, промеж жерновов истории. В охваченную войной Италию, к своему педагогу Риккардо Страччари, одному из великих баритонов прошлого века, он вернуться уже не смог. Отправившись с чисто гуманитарными целями - для изучения немецкого музыкального наследия - в моцартовский Зальцбург, он в итоге оказался в лагере для интернированных, где, несмотря на строгий режим, сумел - в числе прочего - организовать небольшой хор из русских военнопленных.
ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ