Наше вневременье
НАШЕ ВНЕВРЕМЕНЬЕ
А в наше время… Я прочитала название конкурса и подумала: «Как хорошо! Вспоминать детство: что может быть приятнее?!» Сравнивать тоже приятно. Всё выходит в пользу своего времени, а не настоящего. А в наше время всё было по- другому. И даже если было объективно хуже, всё равно было лучше. Потому что мы были детьми...
Я помню себя с двух лет. Мы жили в коммуналке на мансарде, но мне казалось, что это чудеснейшее место. И другого я не знала. В детской комнате были скошенные потолки, так что взрослым, чтобы посмотреть в окно, приходилось вставать на колени. Стены были из камыша с глиной, это был немецкий старинный дом. Сейчас такие дома называются «эко». Помню, когда меня ставили в угол, я ковыряла «эко»-стену. Так и доковырялась до дырочки, посмотрев в которую можно было увидеть двор и соседский дом. А папа потом заткнул дырку пробкой. Я была уверена: это для того, чтобы была возможность подглядывать за улицей и проветривать комнату. Наши окна выходили на чью-то крышу, и я знала, что где-то неподалёку от нас проживает Карлсон. Телевизор стоял как раз в простенке между окон, выходящих на эту крышу. И когда по вечерам показывали мультики, мне казалось, что это на крыше толпятся сказочные герои, по очереди залезая в наш телевизор.
Моё детство пришлось на перестройку. Но что я помню о сложностях того времени? Только то, что новогодние желания, которые мы старательно писали в письмах Деду Морозу, не исполнялись. Сейчас смешно вспоминать, но во втором классе я на Новый год получила сборник занимательных задачек. Хотя в письме чёрным по белому было написано про компьютер. Вычислительная «техника», так сказать. А моя сестрёнка мечтала о крыльях и получила маленький настольный фейерверк. Но нам хотелось верить в чудо, и с погрешностью на перестроечную бедность, мы чудеса и получали.
Как ни странно, но я помню гастрономические изменения, пришедшие с перестройкой. К нам стала приезжать гуманитарная помощь из Германии, где детям привозили бананы, киви и йогурты. И это казалось каким-то небывалым вкусным блаженством тогда. Но я не помню, чтобы мы голодали. Мы, дети, восторгались йогуртами, а в холодильнике лежала чёрная икра. Её нам присылала бабушка с Волги. И это казалось нормой, каждое утро начинать с бутерброда с чёрной икрой.
Сейчас я понимаю, что наше жильё было очень маленьким, но тогда в нашей комнате по воскресеньям собиралось до двадцати взрослых и детей. И мы играли в жмурки, все кто был. А потом взрослые пели туристические песни под гитару, и, вы знаете, до сих пор это мои самые любимые песни. Я знаю их несметное количество с детства.
На кухне как-то раз обвалился потолок, и мама сказала, что теперь даже стало просторнее. Дом-то был аварийный. А из окна кухни до огромного старого бука напротив, посаженного ещё немцами, была протянута бельевая верёвка, которую папа тащил к себе с помощью придуманного им механизма. Потом развешивал там бельё и тащил обратно прямо из окна. И мы, детвора, задрав головы, каждый раз наблюдали за этим действием, затаив дыхание.
Занимались ли в наше время по методикам раннего развития с детьми? Я никогда не думала об этом, пока не стала искать развивающие пособия для своего ребёнка. И сразу же в памяти стали всплывать карточки, квадратики, узоры, которые мы складывали. Да, мне повезло с родителями. Моя мама занималась со мной по методике Никитиных, она сама делала материалы, клеила, вырезала. А по методике Монтессори мы просто жили. Жили и не знали об этом. Мы с сестрой по силе своих возможностей и интересов участвовали в семейных делах. И никто никогда не одёргивал нас и не запрещал нам «помогать». Только направлял или мягко поправлял. У нас были свои детские грядки в огороде и свои животные, за которыми мы ухаживали самостоятельно. И развивающие досочки, которые мастерил нам папа.
Мы много пели и слушали пластинки. Помню, как однажды мама поставила «Лебединое озеро», и мы с ней вдвоём танцевали все партии. А она по ходу музыки рассказывала мне, что сейчас происходит с Одеттой, Одиллией и Зигфридом. Мне было 4-5, не больше.
Лес для нас был вторым домом. Мы знали о природе не из книжек. Собирали, сушили, мастерили из природных материалов.
Ещё мы каждый день носились дотемна на улице. Моя бабушка научила всю нашу дворовую ватагу играть в лапту. А казаки-разбойники - это вообще было обязательной игрой, как только собиралось больше 6 человек. Мы заходили друг за другом домой. И искали друг друга по улицам. У нас ведь не было телефонов...
Я ловлю себя на мысли, что начинаю становиться нудной. «А вот у нас не было телефонов...», «А вот в наше время мы двигались весь день, у нас не было компьютеров...». Да сколько ещё было и не было у нас.
...Мой ребёнок растёт совсем в другом времени, и, может, оно ничуть не хуже нашего. Просто оно другое. Но я бы хотела невозможного, чтобы он рос так же, как росли мы. Без бананов, киви и йогуртов. Без телефонов, беспардонного Интернета и культа детей. Зато я бы отпускала его на улицу, не боясь за него. Зато он бы ел здоровую пищу и целый день бегал то «казаком», то «разбойником». Да много ещё этих немыслимых «зато».
Может быть, когда мой сын вырастет, он будет с трепетом вспоминать своё детство и желать такого же своим детям. Может быть, это не вопрос времени, а вопрос стараний родителей, их воспитания, их окружения. Это риторический вопрос.
Сейчас я сделала для сына, как когда-то моя мама, своими руками всевозможные пособия. Мы так же, как и в моём детстве, много поём и танцуем с ним вместе. Я выделила ему цветочный горшок для его посадок. А сын готовится ухаживать за живой черепахой. Мы часто ходим в лес. И я стараюсь его не баловать, и мы много с ним рассуждаем на разные темы. Ему всего три, и я не чувствую себя растерянной. Я знаю, что в моё время мои родители сделали всё, что могли. С любовью, ненавязчивостью и кажущейся нам лёгкостью. Я могу оценить, как это повлияло на меня. А значит, я могу постараться сделать это для своего ребёнка. И тогда время всегда будет «наше». А фраза «А в наше время...» будет означать лишь то, что происходит с нами сейчас, в данную секунду.
Мария Журбицкая