Р. Кершоу - "1941 год глазами немцев" - (25) - "А они, отступая, жгли всё"
Оригинал взят у hippy_end в Р. Кершоу - "1941 год глазами немцев" - (25) - "А они, отступая, жгли всё"
Продолжение, начало постов под тэгом «1941 год глазами немцев»
Когда я начинал цитировать книгу Кершоу, была еще зима, а первые посты были как раз о 22 июня. Правда, на сегодняшнем, а далекого уже 1941 года. И есть, наверное, что-то симвоолическое, что сегодня -- 22 июня -- цикл как раз подошел к началу конца немецкого нашествия на большую страну наших предков
Так что продолжаю ставить подборку цитат из очень интересной, на мой взгляд, книги британского историка Роберта Кершоу "1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных", в которой автор собрал и проанализировал множество документальных свидетельств участников событий по обе стороны восточного фронта
Как я уже говорил, на мой взгляд, книга особенно интересна тем, что это еще и взгляд на события 1941 года на востоке со стороны
Заголовки жирным шрифтом и подбор иллюстраций - мои, всё остальное - цитаты из книги Кершоу
Начало конца
«29 ноября в 2 часа 15 минут ночи 7-я танковая дивизия получила приказ оставить плацдарм у Яхромы. Немцам было нелегко вновь возвращать неприятелю завоеванный с таким трудом плацдарм, как свидетельствовал сам командующий дивизией генерал барон фон Функ. Все понимали, что на самом деле такое решение лишь осложняло условия дальнейшего наступления на советскую столицу. Фон Функ сравнил этот приказ с «роковым ударом молнии и поворотным пунктом в войне с Россией…»
<…>
Сорок лет спустя бывший рядовой артиллерии Петр Яковлевич Добин, задумчиво глядя на мост через канал, вспомнит о тех тяжелых боях:
«Мы всеми силами старались не пустить немцев за канал. Им, правда, удалось через него переправиться, но ненадолго - всего на день. Потом, 28 и 29 ноября 1941 года, здесь шли страшные бои, снег покраснел от крови. Нам удалось отбросить их на западный берег. И я сам не верю, что уцелел тогда».
Многим немцам помнится тот подрыв моста ранним утром 29 ноября во время отвода их войск. «Тогда еще мы никак не могли найти унтер-офицера Леопольда», - рассказывает один из очевидцев.
«Оказывается, он еще не проснулся как следует, когда возвращался, петляя по льду канала. Грохот взрыва и разбудил его окончательно. Он в буквальном смысле был последним, кто смог вернуться «оттуда».
Дмитровский мост после подрыва, декабрья 1941 года
Источник фотографии: http://uspenie.pravorg.ru/p973/
<…>
Подразделение ефрейтора Бруха участвовало в боях неподалеку от участка 7-й танковой дивизии. Оно действовало в 7 километрах от канала в составе 4-го пехотного полка, входившего в состав 6-й танковой дивизии. Отделение, оборонявшее корректировщика батареи поддержки, «вскоре оказалось без боеприпасов». Русские буквально расстреляли роту в чистом поле. Потери были страшные.
3 декабря немцам удалось овладеть деревней Языково, но в полдень их атаковали 10-15 русских танков, внезапно появившихся из лесу. Фон Брух описывает ужасы этой атаки.
«Нас застигли врасплох, и оставалось только спасаться бегством. Многие бежали просто, чтобы уцелеть. Все вооружения, одним словом, все попало в руки русских. 20-30 человек 500 из батальона были тогда объявлены пропавшими без вести, включая командира батальона и двух командиров рот…»
Наступающие под Москвой советские войска, декабрь 1941 года
Источник фотографии: http://fs.nashaucheba.ru/docs/270/index-1494124.html
<…>
Полк «Дер фюрер» дивизии СС «Дас рейх» наступал вдоль дороги Истра - Москва и вышел к западным пригородам Ленино в 17 километрах от Москвы. Ему противостояли отряды московского народного ополчения. «Москва была в двух шагах», - вспоминает Отто Вайдингер, один из командиров.
«До взятия Москвы оставались считаные дни. В ясные, холодные дни городские здания были видны невооруженным глазом. Передовая батарея 100-мм орудий интенсивно обстреливала город».
<…>
Один эсэсовский офицер из полка «Дойчланд» писал домой: «Шаг за шагом мы приближаемся к нашей конечной цели - Москве». Но тут же добавлял о проблемах со снабжением, о нехватке боеприпасов, о вышедших из строя вследствие холодов пулеметах и орудиях. «Недалек день, - продолжал он, - когда не только взводы и отделения, но и целые роты окончательно утратят боеспособность из-за потерь, ран и обморожений».
<…>
«Этим полумертвым от холода солдатам приходилось сражаться и погибать на страшном морозе, временами доходившем до минус 45. А на них были жиденькие шинельки, на ногах - обычные летние сапоги…»
Замерзающие под Москвой немецкие солдаты, декабрь 1941 года
Источник фотографии: http://topwar.ru/27719-operaciya-tayfun-krah.html
<…>
Посланный на участок дивизии СС «Дас рейх» унтер-офицер Густав Шродек из 15-го танкового полка отметил в своем дневнике: «Столица Москва - цель нашего наступления. Дойдем ли мы до нее?»
<…>
«Я видел дорожный указатель - «До Москвы - 18,5 километра», - утверждает Густав Шродек. Но когда у башни просвистел 76-мм снаряд стоявшего в укрытии русского танка Т-34, водитель тут же резко развернул машину.
«Справа от нас в результате прямого попадания русского снаряда в башню оказалась подбита еще одна машина из нашего взвода. Разворачивая башню, чтобы дать ответный огонь, я на мгновение увидел, как командир вместе с водителем пытались выбраться наружу. Позже я узнал, что командир танка потерял тогда обе ноги, а водитель - руку, которая так и примерзла к гусенице танка. Наши ряды редели. Мы ежедневно теряли своих боевых товарищей».
<…>
«При помощи ручных гранат мы отрывали мелкие могилы, не могилы, скорее просто лунки», - продолжает рассказ Шродек.
<…>
Генерал Константин Рокоссовский, 16-я армия которого оборонялась западнее Москвы, вскоре имел весьма неприятный телефонный разговор со Сталиным.
«Товарищ Сталин позвонил ночью. Положение складывалось довольно серьезное, кое-где нашим частям пришлось отступить. Мы понимали, что слов благодарности за это от Верховного Главнокомандующего ждать не приходилось. И я поднял трубку прямой линии с чувством некоторого замешательства. Сталин задал один-единственный вопрос: «Вам известно, товарищ Рокоссовский, что враг занял Красную Поляну, и понимаете ли вы, что если Красная Поляна в руках врага, это означает, что вся Москва окажется под обстрелом немцев?»
Советский танкист Вениамин Ивантеев высказался относительно потерь Красной Армии следующим образом: «Если вспомнить обо всех, кто погиб, не остается ничего, кроме как устыдиться».
<…>
Корректировщик артиллерийского огня Павел Осипов рассказывает о том, как осуществлялась подготовка к контрнаступлению.
«Мы получили приказ рыть окопы и траншеи при тридцатиградусном морозе в промерзшем на 30-40 см грунте. Нам выдали ломы, монтировки да саперные лопатки. Больше ничего не было. Работы проводились в основном в темное время суток из соображений секретности. За два дня мы окопались. 1 декабря поступил приказ занять огневые позиции.
Пару дней спустя нам доставили теплую одежду - тулупы, ватники, рукавицы, валенки. После этого стало куда легче - ведь спать приходилось на морозе прямо у орудий на ящиках со снарядами. Неудобно, конечно, но мы не замерзали, поэтому и смогли воевать».
Советские артиллеристы готовятся вести огонь из трофейного 50-мм немецкого орудия PaK 38, 5 декабря 1941 года, под Москвой
Источник фотографии: http://valhalla.ulver.com/f37/t17371.html
<…>
Лев Копелев, в 1941 году младший офицер, считал, что «многие сейчас забыли о том, что мы шли на фронт добровольцами, многие шли добровольцами, миллионы людей, и мы мечтали о контрнаступлении».
<…>
Лейтенант Генрих Хаапе, выполняя поручение командира, прибыл в расположение 106-й пехотной дивизии. Хаапе убедился, что в тылу испытывали куда больше оптимизма, чем на передовой. «Нам сказали, что через несколько дней начнется решающий штурм Москвы, - рассказывал Хаапе. - Боевой дух в тылу на пике подъема, все убеждены, что столица большевиков падет еще до конца года».
<…>
«В войсках говорят, - утверждает Хаапе, - что раз их не остановило ни бездорожье, ни дождь, ни снег, ни морозы, раз они подошли к Москве, то теперь ей ничего не остается, как только пасть к их ногам». <…> «Дух захватывало при одной мысли, что через каких-нибудь четверть часа можно оказаться в Москве, на Красной площади у Кремля».
<…>
Боевой дневник 87-й пехотной дивизии повествовал о 173-м пехотном полке, 3 декабря в 30- градусный мороз занявшем позиции возле леса под Маслово, у слияния Истры и Москвы-реки. Полк находился «не более чем в 20 километрах от пригородов Москвы, башни которой были ясно видны».
Тот, кто делал запись, сообщает, что «гордится тем, что ему выпало оказаться среди тех, кто ближе всех подошел к советской столице Российской империи».
<…>
Когда лейтенант Хаапе добрался до передовых позиций 106-й пехотной дивизии, температура упала до двузначных цифр ниже нуля. Неподалеку находилась трамвайная остановка. Боже! Москва была рядом, вот она! А ее падение означало конец войны. До центра оставалось каких-нибудь 16 километров!
«Войдя в трамвай, мы стали разглядывать эти деревянные сиденья, на которых до нас сидели тысячи москвичей. У стенки мы заметили небольшой деревянный ящичек. Открыв его, мы обнаружили ворох использованных билетов. Мы смогли прочесть только одно слово, написанное славянскими буквами: «Москва».
Фельдмаршал фон Бок рассматривает в бинокль Москву
Источник фотографии: http://zhistory.org.ua/txtmem/memor90.htm
1 декабря фельдмаршал фон Бок признал, что «надежда на то, что враг «будет сломлен», если судить по боям последних двух недель, оказалась призрачной».
<…>
И вот что он запишет в тот же день в свой дневник:
«Я подчеркнул в разговоре, что нас также беспокоит повышенный расход сил. Однако нужно попытаться разбить противника, бросив в бой все силы до последнего. Если окончательно выяснится, что разгромить противника все-таки невозможно, тогда нужно будет принять другое решение».
<…>
Холода все сильнее снижали боеспособность войск. Вот как описывает корректировщик Лотар Фромм боевые действия в этих, близких к арктическим, условиям.
«Оружие больше не повиновалось нам… Минус тридцать - предельная температура, которую выдерживала смазка. Она застыла на этом морозе. Расчеты вновь и вновь пытались привести орудия в действие, но тщетно. Ствол заклинивало, возвратный механизм не работал. От этого прямо руки опускались».
А Рихтер, напротив, проклинал советскую артиллерию, которая «перемолола все у наших позиций, непонятно, что за калибры у этих русских». И, как следствие, «фабричные постройки в огне». Нервы на пределе. «Страх охватил буквально всех - даже повара отказываются выползти из своих землянок и приготовить жратву. Сидят в них и дрожат при каждом разрыве», - обреченно заключал Рихтер 3 декабря в своем дневнике. По мнению Рихтера, «нет никакого смысла держаться за эти Катюшки или Горки».
Тяжелая советская артиллерия на позиции под Москвой, декабрь 1941
Источник фотографии: http://www.visualrian.com/ru/site/lightbox/5938/
<…>
Именно об отсутствии достаточного количества сил и предупреждает генерал-фельдмаршал фон Бок в дневниковой записи от 3 декабря 1941 года: «Если мы будем вынуждены остановить наступление, то перейти к обороне будет весьма непросто». С падением Москвы связывалась последняя надежда немцев. И это подтверждается словами фон Бока: «Именно переход к обороне наших немногочисленных сил и возможные последствия этого шага служат причиной тому, что я до сих пор продолжаю цепляться за это наступление».
Два дня спустя штаб 3-й танковой группы докладывал о том, «…что наступательная мощь группы исчерпана и что она сумеет удержать позиции лишь в случае переподчинения ей сил 23-й [пехотной] дивизии…» Командующий 4-й армией фон Клюге проинформировал фон Бока о том, что намеченное наступление 4-й танковой группы Гёпнера «не представляется возможным».
В тот же день генерал-полковник Гудериан просил разрешения отложить начало наступления и для своей 2-й армии. 4 декабря он высказывается куда определеннее: «О переходе дивизии в наступление в этот же день не могло быть и речи. Температура упала до минус 35 градусов». Немецкие танки таких холодов, в отличие от русских, не выдерживали.
Подполковник Грампе из штаба 1-й танковой дивизии в тот же день докладывал о том, что его танки вследствие низких температур (минус 35 градусов) оказались небоеготовы. «Даже башни заклинило, - уверял подполковник Грампе, - оптические приборы покрываются инеем, а пулеметы способны лишь на стрельбу одиночными патронами…»
<…>
В донесении от 6 декабря командира 2-го батальона 114- го пехотного полка (6-я танковая дивизия), размещавшегося в деревне Степаново, говорилось:
«С наступлением утра наблюдались признаки определенного оживления среди гражданского населения. Объяснение - Степаново вот-вот займут русские, а немцы уйдут оттуда - немецкие солдаты всерьез не восприняли. Однако проведенная радиоразведка подтвердила слухи. Вскоре на дороге Степаново - Жуково появились отступающие части 7-й танковой дивизии».
Степаново, декабрь 1941 года
Источник фотографии: http://uspenie.pravorg.ru/p973/
<…>
Артиллерист рядовой Павел Осипов 6 декабря огнем своего орудия поддерживал наступавшие советские войска. Едва пехотинцы пошли в наступление, как обнаружилась их полнейшая неподготовленность. «В особенности молодежь бросалась вперед, и все тут же на тридцатиградусном морозе замертво падали в снег», - рассказывает Осипов.
Петр Веселиноков (так в тексте. - Прим. перев.) также пришел в ужас от своего «первого сражения». Он окрестил его бойней. «Самое страшное, - вспоминает он, - это видеть, как от тел только что погибших поднимался пар. В воздухе стоял нестерпимый запах крови и мяса».
<…>
Штабной офицер Михаил Мильштейн вспоминает, как к ним «постепенно пришло чувство уверенности, первые контратаки принесли успешные результаты». Однако успех давался весьма нелегкой ценой.
Вот что рассказывает рядовой-артиллерист Павел Осипов:
«Много было раненых, в особенности среди пулеметчиков. Всем ведь нужно было идти вперед, а этим уже никто не мог помочь. Мы отправили одного из наших сообщить, кому следует, чтобы моторизованное подразделение, следовавшее за нами, забрало раненых».
«В конце концов, - продолжает Мильштейн, - всем понемногу стало ясно, что и непобедимых гитлеровцев тоже можно бить».
Наступающие советские войска под Москвой, декабрь 1941
Источник фотографии: http://www.ranker.com/list/pivotal-battles-of-world-war-2-_european-front_/clark-benson
<…>
Павел Осипов озабоченно отмечает, что «имелось много жертв и среди мирного населения, стариков, детей. Советское контрнаступление их также захватило врасплох, и они не успели покинуть районы боевых действий из-за этих жутких холодов».
5 декабря 1941 года немецкий военврач Антон Грюндер до 6 часов утра находился на дежурстве. Это происходило на участке 9-й армии.
«Я как раз садился завтракать, когда начался весь этот ад. Все бросились бежать - танкисты, артиллеристы со своими орудиями, солдаты - в одиночку или группами. Никто не мог понять, в чем дело. Никаких приказов не получали; все старались уйти подальше. Большинство техники вышло из строя из-за морозов, но нам все-таки удалось захватить с собой большую часть медицинского оборудования и лекарственных средств. Мы старались держаться вместе с остатками роты, а отбившиеся пропадали без вести».
Замерзший насмерть немецкий фельдфебель, в рукахх -- старинная ваза, вероятно, из музея, под Москвой, зима 1941
Источник фотографии: http://valhalla.ulver.com/f37/t17371.html
Заниматься ранеными в условиях повального отступления - тяжкий труд. «Мы становились свидетелями страшных сцен, - признается Грюндер. - Приходилось менять повязки недельной и больше давности».
«Один солдат был ранен в руку навылет. Конечность почернела, гной тек даже по ногам. Руку до сустава необходимо было отнять. И во время операции я велел троим солдатам непрерывно дымить сигарами, чтобы хоть как-то забить этот жуткий смрад».
<…>
Лейтенант Хаапе направлялся в отпуск, но поезд внезапно задержали. «Всем было приказано явиться в свои части и доложить о прибытии командованию», - рассказывает он. Отпускники пытались протестовать, но их тут же поставили в известность о внезапном наступлении русских, сумевших прорваться к Калинину. «Все погрузились в молчание, - свидетельствует Хаапе, - никто даже и не бранился, слишком уж все это было серьезно».
«А где же русские?» - поинтересовался Хаапе, прибыв в свою дивизию. «Да, везде, - последовал ответ, - этого, похоже, никто не знает».
<…>
«На второй или на третий день нашего контрнаступления мы почувствовали, что успех на нашей стороне, боевой дух солдат, сержантов и офицеров повысился. И с тех пор мы погнали немцев, чтобы не дать им возможность дотла сжечь наши города и села. А они, отступая, жгли все».
Да, русские побеждали, и постепенно начинали понимать это. Командир пехотного взвода Анатолий Черняев, воочию убедившись, в каком состоянии пребывают немцы, понял, что «они были совершенно не готовы к войне с Россией». Приводим его высказывание:
«За эти месяцы войны образ немца сильно изменился. Летом и осенью, когда мы вынуждены были отступать, они казались нам непобедимыми и невероятно сильными. А теперь, когда мы увидели их под Москвой полураздетыми, грязными и голодными, мы поняли, что такая армия уже терпит поражение».»
Немецкие пленные под Москвой, 1941 год
Источник фотографии: http://valhalla.ulver.com/f37/t17371.html
Роберт Кершоу 1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных
http://detectivebooks.ru/book/20480016/?page=1
Думали ли они об этом, когда пересекали советскую границу 22 июня 1941 года?
Продолжение следует
Продолжение, начало постов под тэгом «1941 год глазами немцев»
Когда я начинал цитировать книгу Кершоу, была еще зима, а первые посты были как раз о 22 июня. Правда, на сегодняшнем, а далекого уже 1941 года. И есть, наверное, что-то симвоолическое, что сегодня -- 22 июня -- цикл как раз подошел к началу конца немецкого нашествия на большую страну наших предков
Так что продолжаю ставить подборку цитат из очень интересной, на мой взгляд, книги британского историка Роберта Кершоу "1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных", в которой автор собрал и проанализировал множество документальных свидетельств участников событий по обе стороны восточного фронта
Как я уже говорил, на мой взгляд, книга особенно интересна тем, что это еще и взгляд на события 1941 года на востоке со стороны
Заголовки жирным шрифтом и подбор иллюстраций - мои, всё остальное - цитаты из книги Кершоу
Начало конца
«29 ноября в 2 часа 15 минут ночи 7-я танковая дивизия получила приказ оставить плацдарм у Яхромы. Немцам было нелегко вновь возвращать неприятелю завоеванный с таким трудом плацдарм, как свидетельствовал сам командующий дивизией генерал барон фон Функ. Все понимали, что на самом деле такое решение лишь осложняло условия дальнейшего наступления на советскую столицу. Фон Функ сравнил этот приказ с «роковым ударом молнии и поворотным пунктом в войне с Россией…»
<…>
Сорок лет спустя бывший рядовой артиллерии Петр Яковлевич Добин, задумчиво глядя на мост через канал, вспомнит о тех тяжелых боях:
«Мы всеми силами старались не пустить немцев за канал. Им, правда, удалось через него переправиться, но ненадолго - всего на день. Потом, 28 и 29 ноября 1941 года, здесь шли страшные бои, снег покраснел от крови. Нам удалось отбросить их на западный берег. И я сам не верю, что уцелел тогда».
Многим немцам помнится тот подрыв моста ранним утром 29 ноября во время отвода их войск. «Тогда еще мы никак не могли найти унтер-офицера Леопольда», - рассказывает один из очевидцев.
«Оказывается, он еще не проснулся как следует, когда возвращался, петляя по льду канала. Грохот взрыва и разбудил его окончательно. Он в буквальном смысле был последним, кто смог вернуться «оттуда».
Дмитровский мост после подрыва, декабрья 1941 года
Источник фотографии: http://uspenie.pravorg.ru/p973/
<…>
Подразделение ефрейтора Бруха участвовало в боях неподалеку от участка 7-й танковой дивизии. Оно действовало в 7 километрах от канала в составе 4-го пехотного полка, входившего в состав 6-й танковой дивизии. Отделение, оборонявшее корректировщика батареи поддержки, «вскоре оказалось без боеприпасов». Русские буквально расстреляли роту в чистом поле. Потери были страшные.
3 декабря немцам удалось овладеть деревней Языково, но в полдень их атаковали 10-15 русских танков, внезапно появившихся из лесу. Фон Брух описывает ужасы этой атаки.
«Нас застигли врасплох, и оставалось только спасаться бегством. Многие бежали просто, чтобы уцелеть. Все вооружения, одним словом, все попало в руки русских. 20-30 человек 500 из батальона были тогда объявлены пропавшими без вести, включая командира батальона и двух командиров рот…»
Наступающие под Москвой советские войска, декабрь 1941 года
Источник фотографии: http://fs.nashaucheba.ru/docs/270/index-1494124.html
<…>
Полк «Дер фюрер» дивизии СС «Дас рейх» наступал вдоль дороги Истра - Москва и вышел к западным пригородам Ленино в 17 километрах от Москвы. Ему противостояли отряды московского народного ополчения. «Москва была в двух шагах», - вспоминает Отто Вайдингер, один из командиров.
«До взятия Москвы оставались считаные дни. В ясные, холодные дни городские здания были видны невооруженным глазом. Передовая батарея 100-мм орудий интенсивно обстреливала город».
<…>
Один эсэсовский офицер из полка «Дойчланд» писал домой: «Шаг за шагом мы приближаемся к нашей конечной цели - Москве». Но тут же добавлял о проблемах со снабжением, о нехватке боеприпасов, о вышедших из строя вследствие холодов пулеметах и орудиях. «Недалек день, - продолжал он, - когда не только взводы и отделения, но и целые роты окончательно утратят боеспособность из-за потерь, ран и обморожений».
<…>
«Этим полумертвым от холода солдатам приходилось сражаться и погибать на страшном морозе, временами доходившем до минус 45. А на них были жиденькие шинельки, на ногах - обычные летние сапоги…»
Замерзающие под Москвой немецкие солдаты, декабрь 1941 года
Источник фотографии: http://topwar.ru/27719-operaciya-tayfun-krah.html
<…>
Посланный на участок дивизии СС «Дас рейх» унтер-офицер Густав Шродек из 15-го танкового полка отметил в своем дневнике: «Столица Москва - цель нашего наступления. Дойдем ли мы до нее?»
<…>
«Я видел дорожный указатель - «До Москвы - 18,5 километра», - утверждает Густав Шродек. Но когда у башни просвистел 76-мм снаряд стоявшего в укрытии русского танка Т-34, водитель тут же резко развернул машину.
«Справа от нас в результате прямого попадания русского снаряда в башню оказалась подбита еще одна машина из нашего взвода. Разворачивая башню, чтобы дать ответный огонь, я на мгновение увидел, как командир вместе с водителем пытались выбраться наружу. Позже я узнал, что командир танка потерял тогда обе ноги, а водитель - руку, которая так и примерзла к гусенице танка. Наши ряды редели. Мы ежедневно теряли своих боевых товарищей».
<…>
«При помощи ручных гранат мы отрывали мелкие могилы, не могилы, скорее просто лунки», - продолжает рассказ Шродек.
<…>
Генерал Константин Рокоссовский, 16-я армия которого оборонялась западнее Москвы, вскоре имел весьма неприятный телефонный разговор со Сталиным.
«Товарищ Сталин позвонил ночью. Положение складывалось довольно серьезное, кое-где нашим частям пришлось отступить. Мы понимали, что слов благодарности за это от Верховного Главнокомандующего ждать не приходилось. И я поднял трубку прямой линии с чувством некоторого замешательства. Сталин задал один-единственный вопрос: «Вам известно, товарищ Рокоссовский, что враг занял Красную Поляну, и понимаете ли вы, что если Красная Поляна в руках врага, это означает, что вся Москва окажется под обстрелом немцев?»
Советский танкист Вениамин Ивантеев высказался относительно потерь Красной Армии следующим образом: «Если вспомнить обо всех, кто погиб, не остается ничего, кроме как устыдиться».
<…>
Корректировщик артиллерийского огня Павел Осипов рассказывает о том, как осуществлялась подготовка к контрнаступлению.
«Мы получили приказ рыть окопы и траншеи при тридцатиградусном морозе в промерзшем на 30-40 см грунте. Нам выдали ломы, монтировки да саперные лопатки. Больше ничего не было. Работы проводились в основном в темное время суток из соображений секретности. За два дня мы окопались. 1 декабря поступил приказ занять огневые позиции.
Пару дней спустя нам доставили теплую одежду - тулупы, ватники, рукавицы, валенки. После этого стало куда легче - ведь спать приходилось на морозе прямо у орудий на ящиках со снарядами. Неудобно, конечно, но мы не замерзали, поэтому и смогли воевать».
Советские артиллеристы готовятся вести огонь из трофейного 50-мм немецкого орудия PaK 38, 5 декабря 1941 года, под Москвой
Источник фотографии: http://valhalla.ulver.com/f37/t17371.html
<…>
Лев Копелев, в 1941 году младший офицер, считал, что «многие сейчас забыли о том, что мы шли на фронт добровольцами, многие шли добровольцами, миллионы людей, и мы мечтали о контрнаступлении».
<…>
Лейтенант Генрих Хаапе, выполняя поручение командира, прибыл в расположение 106-й пехотной дивизии. Хаапе убедился, что в тылу испытывали куда больше оптимизма, чем на передовой. «Нам сказали, что через несколько дней начнется решающий штурм Москвы, - рассказывал Хаапе. - Боевой дух в тылу на пике подъема, все убеждены, что столица большевиков падет еще до конца года».
<…>
«В войсках говорят, - утверждает Хаапе, - что раз их не остановило ни бездорожье, ни дождь, ни снег, ни морозы, раз они подошли к Москве, то теперь ей ничего не остается, как только пасть к их ногам». <…> «Дух захватывало при одной мысли, что через каких-нибудь четверть часа можно оказаться в Москве, на Красной площади у Кремля».
<…>
Боевой дневник 87-й пехотной дивизии повествовал о 173-м пехотном полке, 3 декабря в 30- градусный мороз занявшем позиции возле леса под Маслово, у слияния Истры и Москвы-реки. Полк находился «не более чем в 20 километрах от пригородов Москвы, башни которой были ясно видны».
Тот, кто делал запись, сообщает, что «гордится тем, что ему выпало оказаться среди тех, кто ближе всех подошел к советской столице Российской империи».
<…>
Когда лейтенант Хаапе добрался до передовых позиций 106-й пехотной дивизии, температура упала до двузначных цифр ниже нуля. Неподалеку находилась трамвайная остановка. Боже! Москва была рядом, вот она! А ее падение означало конец войны. До центра оставалось каких-нибудь 16 километров!
«Войдя в трамвай, мы стали разглядывать эти деревянные сиденья, на которых до нас сидели тысячи москвичей. У стенки мы заметили небольшой деревянный ящичек. Открыв его, мы обнаружили ворох использованных билетов. Мы смогли прочесть только одно слово, написанное славянскими буквами: «Москва».
Фельдмаршал фон Бок рассматривает в бинокль Москву
Источник фотографии: http://zhistory.org.ua/txtmem/memor90.htm
1 декабря фельдмаршал фон Бок признал, что «надежда на то, что враг «будет сломлен», если судить по боям последних двух недель, оказалась призрачной».
<…>
И вот что он запишет в тот же день в свой дневник:
«Я подчеркнул в разговоре, что нас также беспокоит повышенный расход сил. Однако нужно попытаться разбить противника, бросив в бой все силы до последнего. Если окончательно выяснится, что разгромить противника все-таки невозможно, тогда нужно будет принять другое решение».
<…>
Холода все сильнее снижали боеспособность войск. Вот как описывает корректировщик Лотар Фромм боевые действия в этих, близких к арктическим, условиям.
«Оружие больше не повиновалось нам… Минус тридцать - предельная температура, которую выдерживала смазка. Она застыла на этом морозе. Расчеты вновь и вновь пытались привести орудия в действие, но тщетно. Ствол заклинивало, возвратный механизм не работал. От этого прямо руки опускались».
А Рихтер, напротив, проклинал советскую артиллерию, которая «перемолола все у наших позиций, непонятно, что за калибры у этих русских». И, как следствие, «фабричные постройки в огне». Нервы на пределе. «Страх охватил буквально всех - даже повара отказываются выползти из своих землянок и приготовить жратву. Сидят в них и дрожат при каждом разрыве», - обреченно заключал Рихтер 3 декабря в своем дневнике. По мнению Рихтера, «нет никакого смысла держаться за эти Катюшки или Горки».
Тяжелая советская артиллерия на позиции под Москвой, декабрь 1941
Источник фотографии: http://www.visualrian.com/ru/site/lightbox/5938/
<…>
Именно об отсутствии достаточного количества сил и предупреждает генерал-фельдмаршал фон Бок в дневниковой записи от 3 декабря 1941 года: «Если мы будем вынуждены остановить наступление, то перейти к обороне будет весьма непросто». С падением Москвы связывалась последняя надежда немцев. И это подтверждается словами фон Бока: «Именно переход к обороне наших немногочисленных сил и возможные последствия этого шага служат причиной тому, что я до сих пор продолжаю цепляться за это наступление».
Два дня спустя штаб 3-й танковой группы докладывал о том, «…что наступательная мощь группы исчерпана и что она сумеет удержать позиции лишь в случае переподчинения ей сил 23-й [пехотной] дивизии…» Командующий 4-й армией фон Клюге проинформировал фон Бока о том, что намеченное наступление 4-й танковой группы Гёпнера «не представляется возможным».
В тот же день генерал-полковник Гудериан просил разрешения отложить начало наступления и для своей 2-й армии. 4 декабря он высказывается куда определеннее: «О переходе дивизии в наступление в этот же день не могло быть и речи. Температура упала до минус 35 градусов». Немецкие танки таких холодов, в отличие от русских, не выдерживали.
Подполковник Грампе из штаба 1-й танковой дивизии в тот же день докладывал о том, что его танки вследствие низких температур (минус 35 градусов) оказались небоеготовы. «Даже башни заклинило, - уверял подполковник Грампе, - оптические приборы покрываются инеем, а пулеметы способны лишь на стрельбу одиночными патронами…»
<…>
В донесении от 6 декабря командира 2-го батальона 114- го пехотного полка (6-я танковая дивизия), размещавшегося в деревне Степаново, говорилось:
«С наступлением утра наблюдались признаки определенного оживления среди гражданского населения. Объяснение - Степаново вот-вот займут русские, а немцы уйдут оттуда - немецкие солдаты всерьез не восприняли. Однако проведенная радиоразведка подтвердила слухи. Вскоре на дороге Степаново - Жуково появились отступающие части 7-й танковой дивизии».
Степаново, декабрь 1941 года
Источник фотографии: http://uspenie.pravorg.ru/p973/
<…>
Артиллерист рядовой Павел Осипов 6 декабря огнем своего орудия поддерживал наступавшие советские войска. Едва пехотинцы пошли в наступление, как обнаружилась их полнейшая неподготовленность. «В особенности молодежь бросалась вперед, и все тут же на тридцатиградусном морозе замертво падали в снег», - рассказывает Осипов.
Петр Веселиноков (так в тексте. - Прим. перев.) также пришел в ужас от своего «первого сражения». Он окрестил его бойней. «Самое страшное, - вспоминает он, - это видеть, как от тел только что погибших поднимался пар. В воздухе стоял нестерпимый запах крови и мяса».
<…>
Штабной офицер Михаил Мильштейн вспоминает, как к ним «постепенно пришло чувство уверенности, первые контратаки принесли успешные результаты». Однако успех давался весьма нелегкой ценой.
Вот что рассказывает рядовой-артиллерист Павел Осипов:
«Много было раненых, в особенности среди пулеметчиков. Всем ведь нужно было идти вперед, а этим уже никто не мог помочь. Мы отправили одного из наших сообщить, кому следует, чтобы моторизованное подразделение, следовавшее за нами, забрало раненых».
«В конце концов, - продолжает Мильштейн, - всем понемногу стало ясно, что и непобедимых гитлеровцев тоже можно бить».
Наступающие советские войска под Москвой, декабрь 1941
Источник фотографии: http://www.ranker.com/list/pivotal-battles-of-world-war-2-_european-front_/clark-benson
<…>
Павел Осипов озабоченно отмечает, что «имелось много жертв и среди мирного населения, стариков, детей. Советское контрнаступление их также захватило врасплох, и они не успели покинуть районы боевых действий из-за этих жутких холодов».
5 декабря 1941 года немецкий военврач Антон Грюндер до 6 часов утра находился на дежурстве. Это происходило на участке 9-й армии.
«Я как раз садился завтракать, когда начался весь этот ад. Все бросились бежать - танкисты, артиллеристы со своими орудиями, солдаты - в одиночку или группами. Никто не мог понять, в чем дело. Никаких приказов не получали; все старались уйти подальше. Большинство техники вышло из строя из-за морозов, но нам все-таки удалось захватить с собой большую часть медицинского оборудования и лекарственных средств. Мы старались держаться вместе с остатками роты, а отбившиеся пропадали без вести».
Замерзший насмерть немецкий фельдфебель, в рукахх -- старинная ваза, вероятно, из музея, под Москвой, зима 1941
Источник фотографии: http://valhalla.ulver.com/f37/t17371.html
Заниматься ранеными в условиях повального отступления - тяжкий труд. «Мы становились свидетелями страшных сцен, - признается Грюндер. - Приходилось менять повязки недельной и больше давности».
«Один солдат был ранен в руку навылет. Конечность почернела, гной тек даже по ногам. Руку до сустава необходимо было отнять. И во время операции я велел троим солдатам непрерывно дымить сигарами, чтобы хоть как-то забить этот жуткий смрад».
<…>
Лейтенант Хаапе направлялся в отпуск, но поезд внезапно задержали. «Всем было приказано явиться в свои части и доложить о прибытии командованию», - рассказывает он. Отпускники пытались протестовать, но их тут же поставили в известность о внезапном наступлении русских, сумевших прорваться к Калинину. «Все погрузились в молчание, - свидетельствует Хаапе, - никто даже и не бранился, слишком уж все это было серьезно».
«А где же русские?» - поинтересовался Хаапе, прибыв в свою дивизию. «Да, везде, - последовал ответ, - этого, похоже, никто не знает».
<…>
«На второй или на третий день нашего контрнаступления мы почувствовали, что успех на нашей стороне, боевой дух солдат, сержантов и офицеров повысился. И с тех пор мы погнали немцев, чтобы не дать им возможность дотла сжечь наши города и села. А они, отступая, жгли все».
Да, русские побеждали, и постепенно начинали понимать это. Командир пехотного взвода Анатолий Черняев, воочию убедившись, в каком состоянии пребывают немцы, понял, что «они были совершенно не готовы к войне с Россией». Приводим его высказывание:
«За эти месяцы войны образ немца сильно изменился. Летом и осенью, когда мы вынуждены были отступать, они казались нам непобедимыми и невероятно сильными. А теперь, когда мы увидели их под Москвой полураздетыми, грязными и голодными, мы поняли, что такая армия уже терпит поражение».»
Немецкие пленные под Москвой, 1941 год
Источник фотографии: http://valhalla.ulver.com/f37/t17371.html
Роберт Кершоу 1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных
http://detectivebooks.ru/book/20480016/?page=1
Думали ли они об этом, когда пересекали советскую границу 22 июня 1941 года?
Продолжение следует