ОПРИЧНИНА КАК РЫВОК
Итак, пережевывая и резюмируя работу Фурсова «Опричнина в русской истории - воспоминание о будущем», нарисуем крупными мазками картину русского развития через скачки и добавим свои замечания.
Возвышение Москвы. Ордынские порядки, когда хан и главная власть были далеко, а русские города соревновались в угодливости ради получения грамоты, привели к тому, что интересы бояр и князей максимально сплелись. И Москва именно потому вышла победительницей, что в ней бояре и князь смогли составить по-настоящему единую и мощную силу. По сути, олигархическое управление, так как власть князя растворялась во власти бояр. Но до поры до времени, когда источник главной власти находился извне, это явление имело положительный эффект.
Иван Грозный. Но исчезла Орда, накопились другие проблемы, в том числе и земельные, и проблема власти стала ребром. Не секрет, что на Руси власть всегда была важнее собственности. И в господствующем сегменте государства накопился клубок противоречий, главное из которых состояло в конфликте Царя (власти единоличной) и бояр, которых поддерживало духовенство (власти олигархической). Иван прекрасно понимал, что вопрос стоит ребром: или его, или он? Но он также прекрасно понимал, что вопрос этот не столько его личный, сколько государственный и на века.
Кстати, чтобы не было опять стенаний в духе фильма Лунгина, Фурсов постоянно подчеркивает, что подобные проблемы назрели в 16 веке по всей Европе, и решали их порой гораздо жёстче.
И Грозный нашёл решение, ставшее ноу-хау в русской истории и, наверное, в истории вообще. По крайней мере, точных повторений найти в других странах очень трудно. Более того, будучи небывалым выдумщиком и, как бы сейчас сказали, креативщиком, Иван IV обставил свою гениальную задумку таким театральным и многосмысленным действием, что любой Радзинский поперхнется.
Опричнина. Слово, вобравшее в себя четыре смысла (в значении слова «кроме»; монастырская братия из крестьян; вдовья доля собственности; изысканное, самое вкусное блюдо для лучших людей) дало название не менее сложному явлению, к которому уж точно нельзя подходить упрощенно и с одной краской в руках. Оно требует глубокого понимания и анализа скрытых механизмов.
Итак, Грозный создал опричнину как чрезвычайный механизм слома старого и рывка к новому. В новом он видел собственную и в то же время жизненно важную для государства цель создания полного и тотального единовластия на Руси.
По сути, это скачок, решавший задачи эволюционные революционно, путём колоссальных затрат сил всех слоев населения, путём издержек и откровенных перегибов, но РЕШАВШИЙ. Причем в кратчайшие сроки. И в окружении внешних врагов.
Примечательно, что Фурсов не идеализирует опричнину и называет её горьким и страшным лекарством, но при этом жизненно необходимым. В опричнину всегда затешутся «биологические подонки» и творимые ими страшные преступления, но в их появлении виновато не само лекарство и даже не болезнь, а те паразиты, что вызвали эту болезнь. Для любителей же огульно покритиковать Грозного и его опричнину (Лунгин, ау!) Фурсов приводит прекрасный пример Речи Посполитой, где олигархия взяла полную власть в свои руки и привела страну к распаду, а потом к современной Польше - завистливому, реваншистски настроенному по отношению к соседям сателлиту англосаксов.
Опричнина не решила всех проблем до конца и породила новые, но с главной задачей справилась, а потом переросла в некий институт власти, остатки которого не дали России умереть в Смутное время.
«Опричнина до конца «дотёрла» удельную систему, устранив даже её следы; окончательно «переварила» Новгород и в значительной степени поставила под контроль церковь. Произошло это рывком - преемственность через разрыв».
Вот это - «преемственность через разрыв» - является одним из самых важных законов Русской истории, которую никак не могут понять историки западного типа образования и разные либерасты. Закон этот можно по-разному объяснять: и загадкой русской души, и кровожадностью русской власти, и характерной особенностью ландшафта и природы Среднерусской возвышенности - кому как нравится. Но понять его и принять нам, русским, жизненно необходимо. Более того, не только понять, а признать его как один из способов развития, существующих наравне с поступательно-прогрессивной атлантической моделью, где функцию развития выполняют институты. В России же институты либо выполняют функцию торможения и олигархизации, либо они вообще отсутствуют. И чем дальше в будущее, тем институтов развития становится все меньше, а боярская власть цветет все пышнее.
Рывок - это наш способ движения. Присмотритесь к нашим песням, в них самое привлекательное как раз в переходе от спокойствия к буре, от заунывных запоев к рывку страсти. Рывку, зачастую несправедливому к отдельным человеческим судьбам. Но спасающему весь остальной народ.
Крещение Руси, опричнина Грозного, реформы Петра, индустриализация Сталина - это всё крупнейшие рывки нашей истории, между которыми были рывки более локальные и менее заметные. И, между прочим, с каждым новым веком России совершать их всё труднее и труднее. По двум простым причинам - уменьшение здоровых людей во все более больном русском обществе и ужесточение давления на Россию извне.
Петр I. Реформы Петра Фурсов называет питерской (западной) опричниной и нещадно критикует их, в чем я с ним абсолютно не согласен. Одновременно он подчеркивает, что опричнина петровского времени была ответом на вызов на расширение пространства, а грозненская и сталинская - на вызов времени. И тут я соглашусь полностью. Рывок Петра заключался именно в том вызове, который бросала России история. Грозненская Русь, расширившаяся и окрепшая, ушедшая за Урал и вышедшая на европейскую арену, ставшая участником Большой Европейской Игры, обязана была становиться Империей. Да, в теории она могла бы стать ей и через 50, 100 лет, в 19 веке. Но это в теории. А на практике Петр I поставил перед собой и страной великую задачу и отчасти выполнил её с помощью той же опричнины (гвардии и личных помощников) - группы людей, до кончиков волос преданных Государю и проводящих его решения в жизнь.
Петра можно за многое критиковать - за паясничество, чрезмерную внешнюю европеизацию господствующего класса, чрезмерную жестокость в использовании человеческих ресурсов низших классов и прежде всего крестьянства. Но все это будет опять из серии «советов тех, кто ничего не сделал, тому, кто сделал великое». Как сказал ВВП, «пусть поучат жену свою щи варить».
Сталин. По Фурсову, так называемые репрессии 30-х годов являются грозненским типом опричнины, но куда более хитроумным и скрытным. Находясь в тотальном окружении революционеров-троцкистов в компартии, обладая поначалу гораздо меньшими силами и скромной властью в сравнении с Лениным, Зиновьевым, Троцким и Каменевым, Сталин постепенно сумел захватить власть, а потом их же оружием физически истребить противников. Опричнина была неосязаемой, но фантастически эффективной. Функции опричнины, чрезвычайки, выполняли установленные, но не до конца оформившиеся, а потому гибкие и податливые к изменениям, ленинские институты власти.
«Сталин заставил регулярные структуры работать в чрезвычайном, т.е. несвойственном их природе (содержанию), функциям и целям режиме, рекомбинируя и сталкивая их», - пишет Фурсов и подчеркивает, что это была опричнина без опричнины, функциональная опричнина.
Посудите сами, ЧК, организованная профессиональными революционерами, мечтавшими зажечь мир русскими дровами, уничтожала самих первых чекистов их же методами и их же степенью жестокости. Змея, пожирающая свой хвост.
Современная Россия. Её состояние такое же, если не хуже, как накануне всех трех опричнин Русской истории. «В середине ближайшего десятилетия, эдак в канун столетия Октябрьской революции будет почти полностью проедено советское наследие: промышленность, сельское хозяйство, ЖКХ, коммуникации - всё придёт в негодность, поскольку последние десятилетия ничего нового не создавалось, проедалось старое - и оно же проедальщиками хаялось (как не вспомнить поговорку: едят и гадят в одном и том же месте только свиньи). Как только это произойдёт, встанет вопрос: кто будет основным источником «накопления» для движения в будущее - население или коррумпированные чиновники и «бизнесмены». Власти придётся выбирать, и любой выбор - тяжёлый и опасный», - мне остается только подписаться под этими словами Фурсова. Что правда, то правда.
Кроме того, современное российское общество крайне разрозненно, сегментировано и обрывочно. Гораздо сильнее, чем даже после революции 17-го. Растерянность усиливает и гнетуще-развлекательное действие массовой культуры. Количество крупных проблем, накопившихся в стране, исчисляется десятками. Политическая воля в стране существует только у одного человека. Но и его давно облепили сотнями и тысячами бояр-олигархов.
В такой ситуации выход только один - новая опричнина.
В какой она будет форме, когда начнется и как будет развиваться - это вопросы к футурологам, которые, впрочем, никогда ничего точно не угадывают.
На мой же взгляд, важны следующие моменты:
1. Кто, какие люди могут составить опричнину (если не брать «биологических подонков»)? Исходя из предыдущих опричнин, основные качества таких людей - отречься от своего прошлого, быть полностью преданным делу и хозяину, идти в реализации решений до конца, уметь заводить и организовывать массы.
2. Есть ли в России стратег, способный создать такую чрезвычайку? И даст ли ему история хотя бы минимальное время?
3. Какова будет главная идея, так называемое новое знание, ради реализации которого возникнет новая чрезвычайка?
Возвышение Москвы. Ордынские порядки, когда хан и главная власть были далеко, а русские города соревновались в угодливости ради получения грамоты, привели к тому, что интересы бояр и князей максимально сплелись. И Москва именно потому вышла победительницей, что в ней бояре и князь смогли составить по-настоящему единую и мощную силу. По сути, олигархическое управление, так как власть князя растворялась во власти бояр. Но до поры до времени, когда источник главной власти находился извне, это явление имело положительный эффект.
Иван Грозный. Но исчезла Орда, накопились другие проблемы, в том числе и земельные, и проблема власти стала ребром. Не секрет, что на Руси власть всегда была важнее собственности. И в господствующем сегменте государства накопился клубок противоречий, главное из которых состояло в конфликте Царя (власти единоличной) и бояр, которых поддерживало духовенство (власти олигархической). Иван прекрасно понимал, что вопрос стоит ребром: или его, или он? Но он также прекрасно понимал, что вопрос этот не столько его личный, сколько государственный и на века.
Кстати, чтобы не было опять стенаний в духе фильма Лунгина, Фурсов постоянно подчеркивает, что подобные проблемы назрели в 16 веке по всей Европе, и решали их порой гораздо жёстче.
И Грозный нашёл решение, ставшее ноу-хау в русской истории и, наверное, в истории вообще. По крайней мере, точных повторений найти в других странах очень трудно. Более того, будучи небывалым выдумщиком и, как бы сейчас сказали, креативщиком, Иван IV обставил свою гениальную задумку таким театральным и многосмысленным действием, что любой Радзинский поперхнется.
Опричнина. Слово, вобравшее в себя четыре смысла (в значении слова «кроме»; монастырская братия из крестьян; вдовья доля собственности; изысканное, самое вкусное блюдо для лучших людей) дало название не менее сложному явлению, к которому уж точно нельзя подходить упрощенно и с одной краской в руках. Оно требует глубокого понимания и анализа скрытых механизмов.
Итак, Грозный создал опричнину как чрезвычайный механизм слома старого и рывка к новому. В новом он видел собственную и в то же время жизненно важную для государства цель создания полного и тотального единовластия на Руси.
По сути, это скачок, решавший задачи эволюционные революционно, путём колоссальных затрат сил всех слоев населения, путём издержек и откровенных перегибов, но РЕШАВШИЙ. Причем в кратчайшие сроки. И в окружении внешних врагов.
Примечательно, что Фурсов не идеализирует опричнину и называет её горьким и страшным лекарством, но при этом жизненно необходимым. В опричнину всегда затешутся «биологические подонки» и творимые ими страшные преступления, но в их появлении виновато не само лекарство и даже не болезнь, а те паразиты, что вызвали эту болезнь. Для любителей же огульно покритиковать Грозного и его опричнину (Лунгин, ау!) Фурсов приводит прекрасный пример Речи Посполитой, где олигархия взяла полную власть в свои руки и привела страну к распаду, а потом к современной Польше - завистливому, реваншистски настроенному по отношению к соседям сателлиту англосаксов.
Опричнина не решила всех проблем до конца и породила новые, но с главной задачей справилась, а потом переросла в некий институт власти, остатки которого не дали России умереть в Смутное время.
«Опричнина до конца «дотёрла» удельную систему, устранив даже её следы; окончательно «переварила» Новгород и в значительной степени поставила под контроль церковь. Произошло это рывком - преемственность через разрыв».
Вот это - «преемственность через разрыв» - является одним из самых важных законов Русской истории, которую никак не могут понять историки западного типа образования и разные либерасты. Закон этот можно по-разному объяснять: и загадкой русской души, и кровожадностью русской власти, и характерной особенностью ландшафта и природы Среднерусской возвышенности - кому как нравится. Но понять его и принять нам, русским, жизненно необходимо. Более того, не только понять, а признать его как один из способов развития, существующих наравне с поступательно-прогрессивной атлантической моделью, где функцию развития выполняют институты. В России же институты либо выполняют функцию торможения и олигархизации, либо они вообще отсутствуют. И чем дальше в будущее, тем институтов развития становится все меньше, а боярская власть цветет все пышнее.
Рывок - это наш способ движения. Присмотритесь к нашим песням, в них самое привлекательное как раз в переходе от спокойствия к буре, от заунывных запоев к рывку страсти. Рывку, зачастую несправедливому к отдельным человеческим судьбам. Но спасающему весь остальной народ.
Крещение Руси, опричнина Грозного, реформы Петра, индустриализация Сталина - это всё крупнейшие рывки нашей истории, между которыми были рывки более локальные и менее заметные. И, между прочим, с каждым новым веком России совершать их всё труднее и труднее. По двум простым причинам - уменьшение здоровых людей во все более больном русском обществе и ужесточение давления на Россию извне.
Петр I. Реформы Петра Фурсов называет питерской (западной) опричниной и нещадно критикует их, в чем я с ним абсолютно не согласен. Одновременно он подчеркивает, что опричнина петровского времени была ответом на вызов на расширение пространства, а грозненская и сталинская - на вызов времени. И тут я соглашусь полностью. Рывок Петра заключался именно в том вызове, который бросала России история. Грозненская Русь, расширившаяся и окрепшая, ушедшая за Урал и вышедшая на европейскую арену, ставшая участником Большой Европейской Игры, обязана была становиться Империей. Да, в теории она могла бы стать ей и через 50, 100 лет, в 19 веке. Но это в теории. А на практике Петр I поставил перед собой и страной великую задачу и отчасти выполнил её с помощью той же опричнины (гвардии и личных помощников) - группы людей, до кончиков волос преданных Государю и проводящих его решения в жизнь.
Петра можно за многое критиковать - за паясничество, чрезмерную внешнюю европеизацию господствующего класса, чрезмерную жестокость в использовании человеческих ресурсов низших классов и прежде всего крестьянства. Но все это будет опять из серии «советов тех, кто ничего не сделал, тому, кто сделал великое». Как сказал ВВП, «пусть поучат жену свою щи варить».
Сталин. По Фурсову, так называемые репрессии 30-х годов являются грозненским типом опричнины, но куда более хитроумным и скрытным. Находясь в тотальном окружении революционеров-троцкистов в компартии, обладая поначалу гораздо меньшими силами и скромной властью в сравнении с Лениным, Зиновьевым, Троцким и Каменевым, Сталин постепенно сумел захватить власть, а потом их же оружием физически истребить противников. Опричнина была неосязаемой, но фантастически эффективной. Функции опричнины, чрезвычайки, выполняли установленные, но не до конца оформившиеся, а потому гибкие и податливые к изменениям, ленинские институты власти.
«Сталин заставил регулярные структуры работать в чрезвычайном, т.е. несвойственном их природе (содержанию), функциям и целям режиме, рекомбинируя и сталкивая их», - пишет Фурсов и подчеркивает, что это была опричнина без опричнины, функциональная опричнина.
Посудите сами, ЧК, организованная профессиональными революционерами, мечтавшими зажечь мир русскими дровами, уничтожала самих первых чекистов их же методами и их же степенью жестокости. Змея, пожирающая свой хвост.
Современная Россия. Её состояние такое же, если не хуже, как накануне всех трех опричнин Русской истории. «В середине ближайшего десятилетия, эдак в канун столетия Октябрьской революции будет почти полностью проедено советское наследие: промышленность, сельское хозяйство, ЖКХ, коммуникации - всё придёт в негодность, поскольку последние десятилетия ничего нового не создавалось, проедалось старое - и оно же проедальщиками хаялось (как не вспомнить поговорку: едят и гадят в одном и том же месте только свиньи). Как только это произойдёт, встанет вопрос: кто будет основным источником «накопления» для движения в будущее - население или коррумпированные чиновники и «бизнесмены». Власти придётся выбирать, и любой выбор - тяжёлый и опасный», - мне остается только подписаться под этими словами Фурсова. Что правда, то правда.
Кроме того, современное российское общество крайне разрозненно, сегментировано и обрывочно. Гораздо сильнее, чем даже после революции 17-го. Растерянность усиливает и гнетуще-развлекательное действие массовой культуры. Количество крупных проблем, накопившихся в стране, исчисляется десятками. Политическая воля в стране существует только у одного человека. Но и его давно облепили сотнями и тысячами бояр-олигархов.
В такой ситуации выход только один - новая опричнина.
В какой она будет форме, когда начнется и как будет развиваться - это вопросы к футурологам, которые, впрочем, никогда ничего точно не угадывают.
На мой же взгляд, важны следующие моменты:
1. Кто, какие люди могут составить опричнину (если не брать «биологических подонков»)? Исходя из предыдущих опричнин, основные качества таких людей - отречься от своего прошлого, быть полностью преданным делу и хозяину, идти в реализации решений до конца, уметь заводить и организовывать массы.
2. Есть ли в России стратег, способный создать такую чрезвычайку? И даст ли ему история хотя бы минимальное время?
3. Какова будет главная идея, так называемое новое знание, ради реализации которого возникнет новая чрезвычайка?