Архангельск. Дом, в котором жил Георгий Седов.
(фотография 1960 года)
До семи лет мальчишеский мир невелик. Квартира, крыльцо, двор, дорога в детский садик, в крайнем случае, разрешают сходить в соседний двор.
«К дороге не подходи», «далеко не уходи», «гуляй так, чтобы я тебя видела» и т.д. и т.п.
Но за первоклассником уследить трудно. Первоклассник, это не какой-то сопливый детсадовец. Это исследователь! Это Колумб, Магеллан, Крузенштерн и Беллинсгаузен в одном лице!
Конечно, можно прямо из школы пойти домой, а можно сказать самому себе: «Я же ненадолго, всего на чуть-чуть…», перейти улицу, перешагнуть трамвайные рельсы, к которым тебе еще недавно даже приближаться было запрещено, пройти по двору мимо старых сарайчиков, и через старую калитку выйти на берег Двины.
Этим путем я потом буду ходить на берег Двины почти каждый день. Когда я научусь читать, я прочитаю то, что написано золочёными буквами на большой мраморной доске, висящей на углу дома, и узнаю, что в этом доме в 1912 году во время подготовки к экспедиции на Северный полюс жил полярный исследователь Георгий Яковлевич Седов.
(фотография середины 70-х)
Позже я узнаю, что владельцем дома был Чесноков, но кем был Чесноков, и когда он построил дом, я не знаю до сих пор.
Дом был неказист, но крепок. Парадный вход заколотили еще в двадцатые годы, так как никому из жильцов второго этажа не хотелось мыть широкую лестницу, которая вела на второй этаж. Все пользовались только темной и узкой лестницей черного хода.
Крыша дома была железной, и, сколько себя помню, была она некрашеной, рыжевато-ржавого цвета. Сам дом был светло-зеленым, но покрашен он был давным-давно, может быть, даже в 1954 году, когда соломбальская набережная, до того времени собственного имени не имевшая, была переименована в честь Седова.
(фрагмент фотографии 1956 года)
В задней части дома была большая, на три окна, «вышка» с подобием террасы с кокетливыми перильцами. «Вышкой» на Севере зовут небольшую комнату на самом верху дома, под крышей. В деревнях они были неотапливаемыми, и предназначались для отдыха летом, а в городских домах в них можно было жить и зимой, т.к. там стояли печи.
Как мне хотелось в детстве, хоть немного, пожить в той «вышке»!
(фотография середины 70-х)
В комнатах первого этажа и окна были поменьше, и потолки пониже. В угловой комнате, окна которой выходили на калитку, жил дружок Леха из параллельного класса «А», тот самый Леха, который выдал меня школьной библиотекарше, когда я украл из библиотеки Малую Советскую Энциклопедию. Одно из окон его комнаты было почти полностью скрыто черемухой. Когда черемуха начинала цвести, запах ее слышался даже у реки.
Река была рядом, стоило только пересечь набережную.
Набережная здесь заканчивалась, и дальше начиналась территория военно-морской части. Моряки занимались подъемом затонувших кораблей, и на берегу, за забором, стояло много понтонов.
Самый большой понтон, черного цвета, похожий на слона, не помещавшийся на территории части, стоял прямо на берегу, на бревенчатом срубе. Весной, во время разлива воды, сруб скрывался под водой, и казалось, что понтон лежит на воде, как огромный воздушный шарик.
Потом вода спадала, но двинская вода никогда не была неподвижной. Море было неподалеку, и во время морских отливов вода в реке тоже спадала, обнажая каменистое дно, покрытое зеленой слизью и водорослями. На камнях лежал огромный, гулливеровских размеров, зелено-скользкий, деревянный, окованный толстыми железными полосами, руль от баржи. Казалось, если хорошо поискать, рядом с ним найдутся старинные монеты или другие интересные вещицы. Увы, сколько я не переворачивал камни, ничего, кроме старых изогнутых гвоздей, не находил.
Напротив ворот дома, у берега, была сооружена маленькая пристань, к которой приставали небольшие катера. Осенними штормами и весенними ледоходами пристань часто корежило. Иногда пристань ремонтировали сразу, иногда нет, и тогда все лето она стояла перегнутая.
Дом был, и калитка была, и их можно было увидеть, но в каком месте соломбальской набережной в 1912 году стояло судно экспедиции «Святой Фока», я и тогда не знал, и сейчас не знаю.
Говорят, что в Интернете можно найти все. Кое-чего здесь, действительно, завались, а вот фотографий экспедиции Седова в Интернете почти нет, а те, что есть, маленькие и плохого качества. Снимали ведь, наверное, «Святого Фоку», стоявшего в Соломбале, и не один раз, а нет ничего в Интернете.
Даже название судна пишут по разному: то «Святой великомученик Фока», то «Святой мученик Фока».
Кстати, судно было, хоть и не новое, но крепкое, хорошо приспособленное для плавания во льдах. Его построили в Норвегии, в 1870 году. Сначала судно называлось «Гейзер», но в 1890 году его купили мезенские зверопромышленники братья Юрьевы. Они и переименовали «Гейзер» в «Фоку».
Потом судно перешло к зверопромышленнику Дикину, и у него оно и было арендовано экспедицией. Выбрали «Фоку» не только из-за крепости корпуса и наличия паровой машины, но и потому, что трюмы были большие и вместительные, и каюты были удобными для проживания команды и членов экспедиции.
Правительство России в подготовке экспедиции никак не участвовало. Арендовать судно, покупать собак, нарты, одежду, продукты и многое другое приходилось на частные пожертвования. Были выпущены три жетона: золотой, серебряный и бронзовый. Жетоны вручались тем, кто внес определенную сумму, и вид жетона зависел от величины суммы.
Мало в Интернете и хороших фотографий Седова. Это все, что удалось найти.
За Седовым стоят Линник и Пустошный, два матроса, с которыми больной цингой Седов отправится к Северному полюсу с Земли Франца Иосифа, и которые похоронят его на последнем островке архипелага, острове Рудольфа.
Кстати, Пустошные очень распространенная фамилия на левом берегу Двины, и в основе у нее название одной из «лоцманских» деревень-Пустошь.
Седов намеревался выйти из Архангельска в конце июля, в самое идеальное время для броска в Арктику, но по разным причинам выход затягивался, и выйти в море удалось только через месяц.
Торжественные проводы экспедиции на Соборной площади.
Здание сохранилось, но узнать его трудно. В тридцатые годы оно стало полностью трехэтажным, была заложена въездная арка и убран балкон.
На следующий день, 27 августа 1912 года, проводы были уже на Соборной, ныне Красной, пристани. На судне отслужили молебен, сказали положенные речи, и «Святой Фока» пошел в море
На увеличенном фрагменте снимка хорошо видно, что 35-летний Седов не принимает бравых поз, да и вообще, не похож на героя. Предчувствует ли он трагический финал, или, наоборот, верит в удачу, это нам неведомо.
Это Соборная пристань, откуда ушел в море «Святой Фока», но это не проводы экспедиции Седова. Фотография сделана в другое время, когда именно, не могу сказать. Похоже, люди, собравшиеся на пристани, не провожают, а встречают какое-то судно.
Кстати, именно здесь стоит сейчас многострадальный «Запад», потерявший все свои три мачты.
Опоздание с выходом в море не позволило экспедиции сразу дойти до Земли Франца Иосифа, как планировал Седов. В сентябре 1912 года пришлось остановиться на зимовку у Новой Земли. Продолжить путь судно смогло только через год, в сентябре 1913 года. Дойдя до Земли Франца Иосифа, судно снова встало на зимовку. Топливо и продукты заканчивались, люди начали болеть. Заболел и сам Седов. Трудно понять, на что он надеялся, но, уже будучи больным, Седов с матросами Линником и Пустошным отправился к полюсу на трех собачьих упряжках.
Когда они дошли до острова Рудольфа, 5 марта 1914 года Седов умер. Похоронив его, Линник и Пустошный вернулись на судно.
«Святой Фока» стоял во льдах до июля, потом отправился назад, в Архангельск, и вернулся в августе, когда уже шла Первая мировая война.
В 90-е годы прошлого века было модно ниспровергать авторитеты. Доводилось читать и про Седова, дескать, авантюрист, чуть ли не психически больной человек, гнавший людей на гнилом судне на верную смерть, и все тому подобное.
Экспедиция не была авантюрой, она была подготовлена хорошо (для того времени, разумеется). Сейчас можно только гадать, что было бы, если бы «Святой Фока» вышел из Архангельска не в конце августа, а месяцем раньше. Может быть, он и смог бы достичь Земли Франца Иосифа в сентябре. Но дальнейший-то путь все равно был без вариантов, только на собачьих упряжках. Дошли бы? Трудно сказать.
Дом стоял на набережной до начала 80-х годов. В середине 70-х, когда пошли разговоры о том, что на этом месте будет построен новый цех машиностроительного завода, и когда встрепенулись ветераны-моряки и историки, власти обещали разобрать дом, перенести, и собрать его в другом месте. Сделать это можно было, и свободных участков в городе было море, и затраты были бы не такие уж и большие.
Нет, когда дошло до дела, ничего никуда переносить не стали, смахнули в одночасье. На стену цеха стыдливо прикрепили небольшую табличку «На этом месте стоял дом, в котором жил Седов», а недавно, когда я был на набережной, увидел, что и этой таблички больше нет. То ли сама упала, то ли сорвали.