Канин Нос
К берегу едва удалось подойти по быстро уходящей воде. Хотя, до суши мы так и не добрались, пришлось оставлять катамаран прямо на обсохшей няше.
Вблизи избы были поистине огромны. Я не могу сказать точно, в метрах, какой размер имели эти строения, сложенные из толстых бревен, но на их фасадах помещалось целых шесть окон, а с другой стороны виднелись ворота и сходни для машин или телег, ведущие на второй этаж. Такого мы никогда еще не видели.
Дома оказались нежилыми, двери незапертыми, но сюда явно кто-то периодически приезжал поохотиться и порыбачить, и в домах поддерживал определенный порядок.
Между изб, как ни в чем не бывало, прохаживались огромные толпы казарок. Сперва я, было, опешил от такого птичьего изобилия, но потом снял с плеча ружье, и начал стрелять. Однако, к моему огорчению, стрельба не принесла никакого результата. Я выстрелил раз, другой, третий, прямо по сидящим в тридцати метрах от меня гусям.
Не знаю, сам господь толкнул меня под руку, или мои патроны были такими плохими, или, может, я разучился стрелять - но гуси даже не обратили на это никакого внимания. Стадо только немного забеспокоилось, птицы без особого интереса посмотрели на меня, а спустя мгновение снова занялись своими делами. Я занервничал.
Пришлось зарядить в магазин еще шесть патронов. Я подошел поближе, прицелился, и выстрелил раз. Потом еще раз. И еще, и еще. Наконец, гуси поняли, что что-то здесь не так, и принялись отходить всей своей несметной толпой.
Меня это начало страшно злить. Я снова стрелял, и снова безрезультатно. В конце концов, это вызвало у меня настоящую истерику, и я в сердцах бросил ружье с опустевшим магазином на землю. Никогда не думал, что смогу так сделать, но это получилось как-то само собой.
Это было просто невыносимо и ужасно! Я не могу попасть в гусей, сидящих на одном месте в двадцати метрах от меня. Это приняло масштабы личной драмы; я был в ярости. Расстрелял столько патронов, разогнал непуганых гусей, которые вряд ли теперь подойдут к нам близко. Эх я!
Расстраивался по этому поводу я очень долго, но потом все же мне стало противно от самого себя, и мы с Наташкой пошли к катамарану, чтобы взять кое-какие вещи, а потом выбрать, в какой избе нам будет лучше остановиться.
Тем не менее, я продолжал думать о своих охотничьих неудачах. Да, наверно во всем виноваты патроны. Промокший порох, плохие пыжи. Ведь порох, и в самом деле, был подмочен, а в прошлый раз, когда я стрелял по гусям, сидящим на песке, то было видно, что осыпь накрывала их, но не причиняла никакого вреда.
Что ж, у меня была еще одна, хорошая банка «Сокола» и пяток латунных гильз. Да-да, быть может, и мои старые полиэтиленовые гильзы тоже вносят свой отрицательный вклад в качество выстрела.
Так и оказалось. Немного погодя, когда мы уже расположились в избе, я нашел там еще одну латунку, шестую для меня. И с того самого момента охота у меня как-то сразу заладилась: весь мой носимый боекомплект теперь всегда составлял шесть патронов, а «помпа» сменилась двустволкой.
В соседней избе мы нашли какие-то старые сухари, печенье, и позволили себе сожрать эти продукты. Хлеб у нас уже закончился, поэтому удержаться мы не смогли. Наверняка, хозяева не особо рассчитывают на эти засохшие остатки, и при следующем своем визите привезут с собой всю необходимую еду. Да и мы в любом случае при отъезде оставим что-нибудь съедобное взамен.
А избы, стоящие в этом месте в количестве трех штук, надо сказать, были очень ухоженными и добротными. Все они были построены по одному принципу, но имели незначительные конструктивные различия.
Каждый дом был как бы разделен на две части, хозяйственную и жилую. С крыльца, пройдя мимо сортира, попадаешь в обширные сени, из которых ведет лестница на чердак.
Впереди находится небольшая комната непонятного мне назначения, с небольшой печкой и окошком; справа две двери в огромные хозяйственные помещения (склад, гараж, еще одно хранилище для чего-то); и слева - дверь в жилую половину, состоящую из двух больших комнат, каждая со своей индивидуальной печью.
В первой комнате стоит огромная русская печь, по стенам располагаются железные кровати, полки, стол, комод. Вторая комната светлая, аж с пятью окнами. В ней тоже стоит печка попроще, стол, две кровати. На стене на гвоздике висят старые вещи, какой-то форменный морской китель; под одной из кроватей лежит старый чемодан, также набитый старыми старушечьими вещами. В шкафчике у стены лежат всевозможные старые лекарства - то есть понятно, что раньше тут жили старые люди, но новые хозяева по прежнему блюдут здесь порядок, так как посуда вся чисто вымыта, аккуратно сложена, полы подметены, и в целом здесь царит почти идеальный порядок.
Попив чаю, мы отправились осмотреть ближайшие окрестности и сходили на кладбище. Здесь стояло три креста, под которыми покоятся члены одной семьи, когда-то жившие здесь. Все они были молоды, среди них был даже один ребенок, и все они умерли во время Великой Отечественной Войны и сразу после нее. Кто знает, от чего? От тяжелейшей жизни, от болезней, или от голода, или от всего сразу.
Кресты имели единообразный вид - выкрашены в синий цвет и с табличками, в отличие от других старых крестов, которые уже даже валялись на земле и никаких надписей не имели. Значит, кто-то сюда приезжал и кресты обновлял. Скорее всего, это были родственники умерших.
Смотреть на кресты было тяжело. Как эти люди оказались здесь, по своей ли воле? Почему они умерли в столь молодом возрасте, да еще и в разное время. Возможно, это была сущая ерунда, которую в случае существования поблизости больницы, можно было бы предотвратить.
А может, кто-то из них утонул, например. Такие случаи на севере - не редкость. К примеру, нам рассказывали что однажды - давно, в деревне Синькин нос пара детей (примерно 4х - 5и лет) играла на отмели во время отлива. Прилива они не заметили, и вода преградила им путь к суше. А родители в тот момент были заняты и на детей не обратили внимания. Так те и погибли. Кстати, отец рассказчика тоже утонул. Подробностей мы уже не помним, но произошло это совершенно нелепо, и никто подобного ожидать не мог.
К сожалению, никаких особенностей жизни в этих избах мы не знаем, и вряд ли сможем узнать, поэтому нам остаются только строить домыслы, и ничего более.
Мы побродили по округе еще немного, а потом вернулись в дом.
Этим же вечером я закрутил свои шесть патронов, с новым порохом и свеженарубленными пыжами. И хоть очередная прогулка на охоту не дала никакого результата, но пристрелявшись по песку, я убедился, что новый патрон из горизонталки бьет как надо, резко, кучно, и туда, куда я хочу. Все гуси к тому моменту ушли куда-то далеко, но среди песчаных круч я заметил зайцев, твердо решив добыть хотя бы одного. Однако, здешние зайцы, в отличие от тех, что обычно встречаются в других местах, были как-то особенно стремительны и осторожны. Даже Сева, едва погнав зверька, очень быстро терял его, а мне удавалось видеть их только доли секунды, и то, вдалеке. От этого охота становилась еще азартнее, а добыча еще желаннее.
Расстреляв все патроны, я вернулся в дом, переснарядил гильзы, и снова отправился на охоту. Со временем мне стали немного понятнее заячьи повадки, которые были обусловлены здешним ландшафтом. Рельеф этого места представлял собой несколько параллельных гряд песчаных холмов; ближе к морю находился песок и редкие кусты, а за грядами начиналась влажная травянистая тундра, сплошь покрытая кустарником. Зайцы, конечно, укрывались в этом кустарнике, а пастись, как обычно, выходили на песок, к редким кустам. Чтобы держать ситуацию под контролем, а так же, в случае чего, спастись от своих врагов, они пересекали возвышенности поперек, осматриваясь с самого гребня. Но если хищник или охотник застигал их внизу, то они очень шустро уходили, пользуясь складками местности, и догнать их не мог ни человек, ни собака, ни лиса. Едва ушастый скрывался за песчаной кочкой - сразу все надежды настигнуть его растаивали, потому что, хитро запутывая следы, он уходил на другую стороны гряды, и там растворялся в кустах. Потом он мог также незаметно выйти из этих кустов, и пока собаки, все в пене, тщетно пытались его найти, заяц спокойно перебегал опять на другую сторону гряды, и там уже исчезал окончательно.
Пользуясь своими тактическими изысканиями, я начал ходить строго по гребням холмов, так чтобы видеть обе стороны, и старался занимать господствующие кочки, пока собаки прочесывали кусты внизу. Иногда зайцы выскакивали из этих кустов и стремглав неслись к вершинам. Я стрелял по ним, но каждый раз промахивался. Сложность была еще и в том, что я очень отвык от двустволки и ее чрезвычайно кучного боя: иногда, стреляя по гонимому Севой русаку, я видел, как дробь попадает в песок буквально в каких-то сантиметрах от заячьих лап кучным плотным снопом - мне просто требовалось, наконец, пристреляться.
На следующий день мне, наконец повезло, и я смог добыть огромного зайца, которого я сам лично выгнал из кустов, и который с огромной скоростью метнулся вверх по склону, где и был настигнут моим выстрелом. Добыча еле влезла в мой рюкзак, и довольный я вернулся в дом. Теперь у нас было мясо на ближайшие дни, и я, наконец, избавился от своей навязчивой охотничьей идеи. Я совершенно расслабился, и все свое время мы посвятили праздности.
В этот день была просто невероятно солнечная погода, из-за чего тундра стала непривычно яркой и нарядной. А море цветов и огромное количество птиц только дополнили эту волшебную картину. Самое то для прогулок и фотографирования.
Ночью почему-то почти не спалось, мы просидели до утра. А утром увидели вот такой невероятный восход и радугу.
Наконец, еще через пару дней, ветер затих и переменился. Мы собрались в путь. Будучи очень благодарными хозяевам этих домов, мы оставили в ящике для продуктов пакет фасоли и банку консервированной борщевой заправки - это единственное, чем мы могли поделиться, ибо все остальное было для нас слишком ценно. Также я повесил на гвоздик свой навороченный самодельный патронташ с лямками, и написал хозяевам записку со словами благодарности. На этом мы распрощались с гостеприимным домом и вскоре уже выходили в море.
Когда мы огибали песчаную косу, обозначающую вход в залив, то я увидел две лодки, спешащие сюда явно из Шойны. Без сомнения, это хозяева изб ехали проведать свои владения по случаю нормализовавшейся погоды. Мы разминулись с ними на каких-то пол часа. Ну и слава богу, с другой стороны - ведь встретившись с ними на берегу, мы могли застрять в гостях еще на пару дней. Мы поравнялись с лодками, помахали друг другу руками, и на этом общение закончилось.
А погода, и в самом деле стала значительно лучше, ветер ослаб и большой волны не было. Впрочем, термометр по-прежнему показывал всего лишь три градуса, но мы довольно быстро двигались на север. Скоро песчаные пустоши уступили место крутым берегам Канина, но они смотрелись настолько суровыми, что от этого становилось будто бы еще холоднее. В одном месте мы прошли мимо стоянки местных оленеводов, которые в этих местах пользуются обычными палатками-полусферами; чуть дальше я увидел на берегу чью-то мотолодку. По всему было видно, что жизнь, и в самом деле, налаживается.
Наконец, незадолго до того, как мы решили остановиться на ночлег, мое внимание привлекло какое-то движение у берега. Я посмотрел туда в трубу, и обомлел: с пляжа в море сползал самый натуральный морж! Откуда он тут мог взяться? Для полного счастья нам теперь тут только белых медведей и не хватало.
Мы прошли еще немного и остановились в удобном распадке с чистым ручьем, и там, уткнувшись носами катамарана в гальку, переночевали. Судя по картам отсюда до Канина Носа оставалось около семидесяти километров, и на следующем переходе, при удачном стечении обстоятельств, мы надеялись выйти в Баренцево море. А удача нам действительно требовалось, так как возле мыса нас могли подстерегать многочисленные сложности: там мог быть какой-нибудь ужасный сулой, или сильное течение, или вообще, бог его знает что.
И нам, в самом деле, очень повезло. К утру небо очистилось, на море опустился полный штиль, засветило солнце и стало как будто даже теплее. Мы двинулись дальше, и по зеркальной воде Горла отправились к границе двух морей. По правую руку от нас тянулись унылые ландшафты этого холодного спокойного мира. Надо признать, что Канин, конечно, красив. Однако, красота эта весьма однообразна, и ее хорошо увидеть раз или два, но не наблюдать непрерывно в течение нескольких дней, ибо это однообразие постепенно вгоняло нас в смертную тоску.
Берега были высокими: к морю спускались либо поросшие травой холмы, либо песчаный крёж: у самой воды виднелись черные скалы; а за холмами возвышалось высоченное, обрамленное величественными каменистыми склонами, плато - Канин Камень. Здесь не было видно совершенно никаких следов присутствия человека, и только пару раз я замечал на подмытых берегах старые, уже упавшие в море, полуразрушенные избы. Хотя, мы точно знали, что где-то там, на этих самых холмах идут оленеводческие тропы, все здесь казалось абсолютно необитаемым.
Ближе к концу дня, впереди, наконец, показался маяк. Это был Канин Нос. Я все разглядывал в трубу море, выискивая сулой или какую-нибудь другую напасть, но вода была совершенно гладкой. Течение нам, судя по всему, помогало, и очень скоро мы приблизились к мысу вплотную. Там стояли какие-то старые дома, виднелся новенький жилой модуль. Надо полагать, что тут живут люди, потому что строения выглядели довольно ухоженными.
И вот, скалы мыса проплывают мимо нас - мы оказываемся в Баренцевом море! Течение тут, и в самом деле очень сильное, мы проносимся мимо мыса с какой-то головокружительной скоростью. Слава богу, что сейчас тихая погода. Проходят считанные мгновения, и нас обдает волной теплого ветра. Как же тут хорошо!
Но еще через несколько минут мы попадаем во встречный ветер, который гонит нам в лицо мелкую, но очень неприятную волну. Идти становится трудно, и мы начинаем думать о том, что неплохо бы уже где-нибудь найти себе пристанище. На Канином Носу мы видели какое-то огромное стадо оленей, и я хочу отойти немного подальше, чтобы не пересечься с этим стадом и не помешать оленеводам в их работе. Скоро впереди показывается какое-то более-менее пригодное для стоянки место, и мы направляемся туда. Но уже отсюда видно, что характер берегов здесь сильно меняется по сравнению с Белым Морем: на скалы, поросшие морским виноградом накатывает с моря мощный прибой, и нам, явно, будет очень непросто высадиться здесь. Что ж, через пол часа мы обо всем этом узнаем.
Оригинал записи тут.
Вблизи избы были поистине огромны. Я не могу сказать точно, в метрах, какой размер имели эти строения, сложенные из толстых бревен, но на их фасадах помещалось целых шесть окон, а с другой стороны виднелись ворота и сходни для машин или телег, ведущие на второй этаж. Такого мы никогда еще не видели.
Дома оказались нежилыми, двери незапертыми, но сюда явно кто-то периодически приезжал поохотиться и порыбачить, и в домах поддерживал определенный порядок.
Между изб, как ни в чем не бывало, прохаживались огромные толпы казарок. Сперва я, было, опешил от такого птичьего изобилия, но потом снял с плеча ружье, и начал стрелять. Однако, к моему огорчению, стрельба не принесла никакого результата. Я выстрелил раз, другой, третий, прямо по сидящим в тридцати метрах от меня гусям.
Не знаю, сам господь толкнул меня под руку, или мои патроны были такими плохими, или, может, я разучился стрелять - но гуси даже не обратили на это никакого внимания. Стадо только немного забеспокоилось, птицы без особого интереса посмотрели на меня, а спустя мгновение снова занялись своими делами. Я занервничал.
Пришлось зарядить в магазин еще шесть патронов. Я подошел поближе, прицелился, и выстрелил раз. Потом еще раз. И еще, и еще. Наконец, гуси поняли, что что-то здесь не так, и принялись отходить всей своей несметной толпой.
Меня это начало страшно злить. Я снова стрелял, и снова безрезультатно. В конце концов, это вызвало у меня настоящую истерику, и я в сердцах бросил ружье с опустевшим магазином на землю. Никогда не думал, что смогу так сделать, но это получилось как-то само собой.
Это было просто невыносимо и ужасно! Я не могу попасть в гусей, сидящих на одном месте в двадцати метрах от меня. Это приняло масштабы личной драмы; я был в ярости. Расстрелял столько патронов, разогнал непуганых гусей, которые вряд ли теперь подойдут к нам близко. Эх я!
Расстраивался по этому поводу я очень долго, но потом все же мне стало противно от самого себя, и мы с Наташкой пошли к катамарану, чтобы взять кое-какие вещи, а потом выбрать, в какой избе нам будет лучше остановиться.
Тем не менее, я продолжал думать о своих охотничьих неудачах. Да, наверно во всем виноваты патроны. Промокший порох, плохие пыжи. Ведь порох, и в самом деле, был подмочен, а в прошлый раз, когда я стрелял по гусям, сидящим на песке, то было видно, что осыпь накрывала их, но не причиняла никакого вреда.
Что ж, у меня была еще одна, хорошая банка «Сокола» и пяток латунных гильз. Да-да, быть может, и мои старые полиэтиленовые гильзы тоже вносят свой отрицательный вклад в качество выстрела.
Так и оказалось. Немного погодя, когда мы уже расположились в избе, я нашел там еще одну латунку, шестую для меня. И с того самого момента охота у меня как-то сразу заладилась: весь мой носимый боекомплект теперь всегда составлял шесть патронов, а «помпа» сменилась двустволкой.
В соседней избе мы нашли какие-то старые сухари, печенье, и позволили себе сожрать эти продукты. Хлеб у нас уже закончился, поэтому удержаться мы не смогли. Наверняка, хозяева не особо рассчитывают на эти засохшие остатки, и при следующем своем визите привезут с собой всю необходимую еду. Да и мы в любом случае при отъезде оставим что-нибудь съедобное взамен.
А избы, стоящие в этом месте в количестве трех штук, надо сказать, были очень ухоженными и добротными. Все они были построены по одному принципу, но имели незначительные конструктивные различия.
Каждый дом был как бы разделен на две части, хозяйственную и жилую. С крыльца, пройдя мимо сортира, попадаешь в обширные сени, из которых ведет лестница на чердак.
Впереди находится небольшая комната непонятного мне назначения, с небольшой печкой и окошком; справа две двери в огромные хозяйственные помещения (склад, гараж, еще одно хранилище для чего-то); и слева - дверь в жилую половину, состоящую из двух больших комнат, каждая со своей индивидуальной печью.
В первой комнате стоит огромная русская печь, по стенам располагаются железные кровати, полки, стол, комод. Вторая комната светлая, аж с пятью окнами. В ней тоже стоит печка попроще, стол, две кровати. На стене на гвоздике висят старые вещи, какой-то форменный морской китель; под одной из кроватей лежит старый чемодан, также набитый старыми старушечьими вещами. В шкафчике у стены лежат всевозможные старые лекарства - то есть понятно, что раньше тут жили старые люди, но новые хозяева по прежнему блюдут здесь порядок, так как посуда вся чисто вымыта, аккуратно сложена, полы подметены, и в целом здесь царит почти идеальный порядок.
Попив чаю, мы отправились осмотреть ближайшие окрестности и сходили на кладбище. Здесь стояло три креста, под которыми покоятся члены одной семьи, когда-то жившие здесь. Все они были молоды, среди них был даже один ребенок, и все они умерли во время Великой Отечественной Войны и сразу после нее. Кто знает, от чего? От тяжелейшей жизни, от болезней, или от голода, или от всего сразу.
Кресты имели единообразный вид - выкрашены в синий цвет и с табличками, в отличие от других старых крестов, которые уже даже валялись на земле и никаких надписей не имели. Значит, кто-то сюда приезжал и кресты обновлял. Скорее всего, это были родственники умерших.
Смотреть на кресты было тяжело. Как эти люди оказались здесь, по своей ли воле? Почему они умерли в столь молодом возрасте, да еще и в разное время. Возможно, это была сущая ерунда, которую в случае существования поблизости больницы, можно было бы предотвратить.
А может, кто-то из них утонул, например. Такие случаи на севере - не редкость. К примеру, нам рассказывали что однажды - давно, в деревне Синькин нос пара детей (примерно 4х - 5и лет) играла на отмели во время отлива. Прилива они не заметили, и вода преградила им путь к суше. А родители в тот момент были заняты и на детей не обратили внимания. Так те и погибли. Кстати, отец рассказчика тоже утонул. Подробностей мы уже не помним, но произошло это совершенно нелепо, и никто подобного ожидать не мог.
К сожалению, никаких особенностей жизни в этих избах мы не знаем, и вряд ли сможем узнать, поэтому нам остаются только строить домыслы, и ничего более.
Мы побродили по округе еще немного, а потом вернулись в дом.
Этим же вечером я закрутил свои шесть патронов, с новым порохом и свеженарубленными пыжами. И хоть очередная прогулка на охоту не дала никакого результата, но пристрелявшись по песку, я убедился, что новый патрон из горизонталки бьет как надо, резко, кучно, и туда, куда я хочу. Все гуси к тому моменту ушли куда-то далеко, но среди песчаных круч я заметил зайцев, твердо решив добыть хотя бы одного. Однако, здешние зайцы, в отличие от тех, что обычно встречаются в других местах, были как-то особенно стремительны и осторожны. Даже Сева, едва погнав зверька, очень быстро терял его, а мне удавалось видеть их только доли секунды, и то, вдалеке. От этого охота становилась еще азартнее, а добыча еще желаннее.
Расстреляв все патроны, я вернулся в дом, переснарядил гильзы, и снова отправился на охоту. Со временем мне стали немного понятнее заячьи повадки, которые были обусловлены здешним ландшафтом. Рельеф этого места представлял собой несколько параллельных гряд песчаных холмов; ближе к морю находился песок и редкие кусты, а за грядами начиналась влажная травянистая тундра, сплошь покрытая кустарником. Зайцы, конечно, укрывались в этом кустарнике, а пастись, как обычно, выходили на песок, к редким кустам. Чтобы держать ситуацию под контролем, а так же, в случае чего, спастись от своих врагов, они пересекали возвышенности поперек, осматриваясь с самого гребня. Но если хищник или охотник застигал их внизу, то они очень шустро уходили, пользуясь складками местности, и догнать их не мог ни человек, ни собака, ни лиса. Едва ушастый скрывался за песчаной кочкой - сразу все надежды настигнуть его растаивали, потому что, хитро запутывая следы, он уходил на другую стороны гряды, и там растворялся в кустах. Потом он мог также незаметно выйти из этих кустов, и пока собаки, все в пене, тщетно пытались его найти, заяц спокойно перебегал опять на другую сторону гряды, и там уже исчезал окончательно.
Пользуясь своими тактическими изысканиями, я начал ходить строго по гребням холмов, так чтобы видеть обе стороны, и старался занимать господствующие кочки, пока собаки прочесывали кусты внизу. Иногда зайцы выскакивали из этих кустов и стремглав неслись к вершинам. Я стрелял по ним, но каждый раз промахивался. Сложность была еще и в том, что я очень отвык от двустволки и ее чрезвычайно кучного боя: иногда, стреляя по гонимому Севой русаку, я видел, как дробь попадает в песок буквально в каких-то сантиметрах от заячьих лап кучным плотным снопом - мне просто требовалось, наконец, пристреляться.
На следующий день мне, наконец повезло, и я смог добыть огромного зайца, которого я сам лично выгнал из кустов, и который с огромной скоростью метнулся вверх по склону, где и был настигнут моим выстрелом. Добыча еле влезла в мой рюкзак, и довольный я вернулся в дом. Теперь у нас было мясо на ближайшие дни, и я, наконец, избавился от своей навязчивой охотничьей идеи. Я совершенно расслабился, и все свое время мы посвятили праздности.
В этот день была просто невероятно солнечная погода, из-за чего тундра стала непривычно яркой и нарядной. А море цветов и огромное количество птиц только дополнили эту волшебную картину. Самое то для прогулок и фотографирования.
Ночью почему-то почти не спалось, мы просидели до утра. А утром увидели вот такой невероятный восход и радугу.
Наконец, еще через пару дней, ветер затих и переменился. Мы собрались в путь. Будучи очень благодарными хозяевам этих домов, мы оставили в ящике для продуктов пакет фасоли и банку консервированной борщевой заправки - это единственное, чем мы могли поделиться, ибо все остальное было для нас слишком ценно. Также я повесил на гвоздик свой навороченный самодельный патронташ с лямками, и написал хозяевам записку со словами благодарности. На этом мы распрощались с гостеприимным домом и вскоре уже выходили в море.
Когда мы огибали песчаную косу, обозначающую вход в залив, то я увидел две лодки, спешащие сюда явно из Шойны. Без сомнения, это хозяева изб ехали проведать свои владения по случаю нормализовавшейся погоды. Мы разминулись с ними на каких-то пол часа. Ну и слава богу, с другой стороны - ведь встретившись с ними на берегу, мы могли застрять в гостях еще на пару дней. Мы поравнялись с лодками, помахали друг другу руками, и на этом общение закончилось.
А погода, и в самом деле стала значительно лучше, ветер ослаб и большой волны не было. Впрочем, термометр по-прежнему показывал всего лишь три градуса, но мы довольно быстро двигались на север. Скоро песчаные пустоши уступили место крутым берегам Канина, но они смотрелись настолько суровыми, что от этого становилось будто бы еще холоднее. В одном месте мы прошли мимо стоянки местных оленеводов, которые в этих местах пользуются обычными палатками-полусферами; чуть дальше я увидел на берегу чью-то мотолодку. По всему было видно, что жизнь, и в самом деле, налаживается.
Наконец, незадолго до того, как мы решили остановиться на ночлег, мое внимание привлекло какое-то движение у берега. Я посмотрел туда в трубу, и обомлел: с пляжа в море сползал самый натуральный морж! Откуда он тут мог взяться? Для полного счастья нам теперь тут только белых медведей и не хватало.
Мы прошли еще немного и остановились в удобном распадке с чистым ручьем, и там, уткнувшись носами катамарана в гальку, переночевали. Судя по картам отсюда до Канина Носа оставалось около семидесяти километров, и на следующем переходе, при удачном стечении обстоятельств, мы надеялись выйти в Баренцево море. А удача нам действительно требовалось, так как возле мыса нас могли подстерегать многочисленные сложности: там мог быть какой-нибудь ужасный сулой, или сильное течение, или вообще, бог его знает что.
И нам, в самом деле, очень повезло. К утру небо очистилось, на море опустился полный штиль, засветило солнце и стало как будто даже теплее. Мы двинулись дальше, и по зеркальной воде Горла отправились к границе двух морей. По правую руку от нас тянулись унылые ландшафты этого холодного спокойного мира. Надо признать, что Канин, конечно, красив. Однако, красота эта весьма однообразна, и ее хорошо увидеть раз или два, но не наблюдать непрерывно в течение нескольких дней, ибо это однообразие постепенно вгоняло нас в смертную тоску.
Берега были высокими: к морю спускались либо поросшие травой холмы, либо песчаный крёж: у самой воды виднелись черные скалы; а за холмами возвышалось высоченное, обрамленное величественными каменистыми склонами, плато - Канин Камень. Здесь не было видно совершенно никаких следов присутствия человека, и только пару раз я замечал на подмытых берегах старые, уже упавшие в море, полуразрушенные избы. Хотя, мы точно знали, что где-то там, на этих самых холмах идут оленеводческие тропы, все здесь казалось абсолютно необитаемым.
Ближе к концу дня, впереди, наконец, показался маяк. Это был Канин Нос. Я все разглядывал в трубу море, выискивая сулой или какую-нибудь другую напасть, но вода была совершенно гладкой. Течение нам, судя по всему, помогало, и очень скоро мы приблизились к мысу вплотную. Там стояли какие-то старые дома, виднелся новенький жилой модуль. Надо полагать, что тут живут люди, потому что строения выглядели довольно ухоженными.
И вот, скалы мыса проплывают мимо нас - мы оказываемся в Баренцевом море! Течение тут, и в самом деле очень сильное, мы проносимся мимо мыса с какой-то головокружительной скоростью. Слава богу, что сейчас тихая погода. Проходят считанные мгновения, и нас обдает волной теплого ветра. Как же тут хорошо!
Но еще через несколько минут мы попадаем во встречный ветер, который гонит нам в лицо мелкую, но очень неприятную волну. Идти становится трудно, и мы начинаем думать о том, что неплохо бы уже где-нибудь найти себе пристанище. На Канином Носу мы видели какое-то огромное стадо оленей, и я хочу отойти немного подальше, чтобы не пересечься с этим стадом и не помешать оленеводам в их работе. Скоро впереди показывается какое-то более-менее пригодное для стоянки место, и мы направляемся туда. Но уже отсюда видно, что характер берегов здесь сильно меняется по сравнению с Белым Морем: на скалы, поросшие морским виноградом накатывает с моря мощный прибой, и нам, явно, будет очень непросто высадиться здесь. Что ж, через пол часа мы обо всем этом узнаем.
Оригинал записи тут.