В ДЕБРЯХ УССУРИСКОГО КРАЯ 2008 г. (часть 4)
Когда выхожу из избы к собранному в дорогу рюкзаку, на крыше бани вижу спокойно сидящую и разглядывающую меня с пяти метров горлинку. До этого, когда я встречался с ними в лесу, они обычно срывались с места так резво, что не всегда удавалось их и разглядеть. Ощущение, будто она хочет о чем-то меня предупредить.
Ухожу по бураннику, собираясь пройти по нему до конца и уже там забирать влево, на террасы выходящих к речной низине сопок. Но весь буранник пройти не удается. За его серединой, там, где тропа идет через густой не просматриваемый кустарник, в двадцати метрах впереди меня раздается, а затем и повторяется, угрожающее рычание медведя. Что там впереди мне не видно, но зверь однозначно предупреждает меня, чтобы я туда не ходил. Если бы он хотел со мной разминуться, он сделал бы это бесшумно. То же, если бы у него было намерение на меня напасть. Потихоньку сдаю назад и метров на пятьдесят поднимаюсь на склон сопки. В случае чего здесь на сотню метров вокруг меня есть просмотр, возможность прицельно выстрелить или успеть забраться на дерево. Пока перекуриваю, ничего не происходит, но продолжать свой путь по тропе было бы не правильно. Преодолев линию сопок и перейдя на террасы следующих, иду, не спеша, полной грудью вдыхая пряный запах листвы и наслаждаясь красотой еще нетронутой Уссурийской тайги.
На одном из привалов на куст напротив меня опять прилетает и садится горлинка. Наверное, это просто совпадение, но мне интереснее предположить, что это именно та, которая провожала меня в дорогу утром. Приветствую ее как старую знакомую, говорю, что у меня все нормально и благодарю за заботу. По пути рюкзак становится все тяжелее и, когда я в очередной раз перехожу низину, чуть потеряв равновесие, машинально хватаюсь руками за ближайший куст. Ладони обжигают густо, как мех, усеявшие его ветви тонкие колючки. Сухие они обламываются, оставляя в ладонях окончания шипов. Вместо того, чтобы выругаться, сдержавшись, говорю «спасибо», воспринимая доставленную мне лесом боль как наказание за какую-либо мою перед ним провинность. Или, если его отношение ко мне благосклонно, как предупреждение о тех неприятностях, которые могут ждать меня впереди. Привычка видеть и со вниманием относится к таким знакам пришла во время долгих одиночных путешествий по диким местам. Как-то так, наверное, и у наших предков возникла привычка одушевлять огонь, лес и воду, все живое и неживое вокруг себя.
На одном из следующих привалов, обойдя бурелом, скидывая с плеч рюкзак, ощущаю вдруг запах свинарника. С удивление оглядываюсь вокруг, но ничего, что могло бы быть причиной запаха, не вижу. А когда делаю пару шагов в сторону, чуть ли не из-под ног вскакивает и бросается прочь врассыпную плотно лежавшее стадо кабанов.
Мне же остается только удивляться выдержке кабанов, явно слышавших мое приближение, но продолжавших лежать недвижно, в надежде, что я пройду мимо. Там же, между речками Каялу и Малая Оморочка, я потерял свои часы. Пропажу обнаружил вскоре, но возвращаться и искать потерю в толстом слое сухой листвы затея бессмысленная. Благодаря влагозащите и свежей, на десять лет, батарейке, наверное, они будут там тикать долго. Это мне теперь позволяет шутить, что они символизируют собой часть моего сердца навсегда оставшегося в Уссурийской тайге. На самом деле это действительно так.
Близится вечер. Перехожу с одной сопки на другую, придерживаюсь направления, а до реки Оморочка все никак не удается дойти. Для более безопасного ночлега нужно бы выйти на основное русло Бикина. Спустившись с террас в низину, можно попробовать пройти туда напрямик, но кто знает, сколько по пути будет проток и трудно проходимых зарослей. Это на больших картах Бикин течет с востока на запад. Тут он местами меняет свое направление и под прямым углом, да и сам рисунок реки может меняться каждое половодье.
Выйдя на небольшую текущую по границе сопок и низины речку, решаю ночевать здесь. Не так просто найти правильное место для костра и палатки. Останавливаю свой выбор на каменистом островке-отмели. Если пойдет дождь, воды в реке прибавится и меня конечно зальет. Но это меньшее зло, чем лесной пожар. Разведя костер, первым делом сгребаю туда всю листву с засыпанного ей, как и весь лес вокруг, островка. Обрывистым берегом и сопкой я защищен от ветра, не на шутку разгулявшегося в верхах. Уносимый им дым предупредит находящееся в пойме зверье, что сюда ходить не надо. Разве что любопытный медведь или тигр мог пройти по моим следам и, возможно, наблюдает сейчас за мной из темноты. Если это так, надеюсь, что костер убедит зверя соблюдать дистанцию. Натаскав дров и поставив палатку, в крышке котелка готовлю жаркое на ужин, а в котелке тушу мясо в дорогу. За чаем несколько раз подкидываю в угли, за бревна нодьи, строительные патроны. Они выстреливают по очереди с салютным снопом искр и разносящимся по тайге треском. Сказать, что ночевать в тайге, где есть тигры и полно медведей, не страшно, было бы не правдой. Я здесь на тех же правах, как и все живое вокруг. Лес трещит падающими ветвями и шуршит листвой. По небу клочьями несутся подсвеченные луной облака. Но усталость дает себя знать, и сон смаривает меня. Прежде чем забраться в палатку, стреляю в воздух из ружья. Рюкзак в кавере подвешиваю на освещенное костром дерево. Засыпая, вижу картинки из фильма «Дерсу Узала». Те, где всю ночь вокруг их места ночевки ходил тигр. Все это было где-то здесь. Да и ночь с непогодой очень похожа.
Ночь прошла спокойно, хотя выспаться, как следует, так и не удалось. Приходилось подниматься, подкладывать в костер дров. Поправлять его так, чтобы завихрения иногда опускавшегося вниз ветра не несли искры на палатку. Шумела тайга, ревел в верхах ветер. К утру все стихло. К моей радости, так возможной перемены погоды к худшему не произошло. Наверное, кто-то, решающий все, дал мне еще время побродить по этим местам. И я ему благодарен.
Сомневаясь, что речушка, на которой я ночевал, именно та, за которую я её принял, а не одна из проток Бикина, поднимаюсь по ней немного вверх. Убедившись, что все правильно, забираю круто влево. Посвистывая и покрикивая время от времени, перехожу одну низину, вторую, когда вижу сидящего на поваленном дереве русского охотника. Задумавшись о чем-то, он смотрит в сторону, нервно курит. На коленях карабин «Тигр». Окликаю его, чтобы обозначить себя, подхожу, здороваюсь. Спрашиваю, далеко ли до метеостанции.
-Да. Здесь рядом. А ты-то откуда.
Рассказываю ему, кто я, откуда иду о своей ночевке в лесу.
- Так это ты, значит, ночью стрелял?
- Ну да, чтобы спокойнее спать.
Докурив одну сигарету, закуривает вторую.
- А ведь я тебя только что чуть не застрелил. Сначала стадо кабанов прошло стороной. А потом вижу, еще кто-то идет. Людей оттуда быть недолжно. Думал изюбрь.
После паузы продолжает:
- Уже на мушке держал. Потом увидел какой-то оранжевый цвет, засомневался. У изюбря такого нет.
Сергей тяжело вздыхает… Странно, но в момент, когда легкого нажатия спускового крючка было бы достаточно, чтобы весь этот мир вокруг меня кончился, не было никакого предчувствия, ни намека. Ни изнутри меня, ни извне. И сейчас никаких эмоций. Даже напротив, удивляющее меня полное спокойствие. Кроме, разве что, чувства вины перед человеком, который по нелепой случайности чуть не стал убийцей. Я сочувствую ему в том, что случайно чуть не стал грузом, который висел бы на его душе до конца жизни.
Повезло, что, собираясь в тайгу, я решил не покупать себе новый рюкзак, а починил и укрепил этот, с оранжевыми вставками.
Сергей провожает меня до бывшей метеостанции.
Теперь это метеопост и свежие постройки принимающей рыболовов базы. Здесь несколько работников, занимающихся строительством еще одного гостевого дома и приемом клиентов. Между постройками на цепях у конур-срубов несколько лаек. В стороне дымит завешанная рыбой коптильня.
Знакомлюсь с начальником метеопоста, Александром Самойленко. Александр хороший охотник. Зимой занимается промыслом. Отношение его ко мне вполне доброжелательное, и я предполагаю задержаться тут на день-два, в надежде на попутную лодку.
Туристов, нанимающих удэгейцев с лодкой до сюда, поднимается уже немного. Сказывается удаленность и стоимость бензина. От Красного Яра до бывшей метостанции Родниковой примерно сто сорок километров. Вверх, до Улунги, до которой отсюда около семидесяти километров, лодки и вовсе ходят редко. Метеостанция стоит на коренном берегу, метрах в двухстах от основного русла. С реки её не видно. С другой стороны тайга, в которую на шесть километров уходит буранник.
Около тропинки, рядом с берегом Бикина, огромный тополь с дуплом, куда ведет дверь, вырезанная из этого же дерева.
Чтобы не носить каждый раз туда и обратно, здесь оставляют рыболовные снасти, весла и лодочные моторы. На берегу водометный катер. Тот самый, который я видел у протоки Катэн. На перекате за отмелью ловит хариусов жена Александра, удэгейка, по совместительству - повар базы. Ловля простая. Мути воду, шевеля донные камушки ногами, и отпускай от себя мушку, по-местному - химию, на удочке с поплавком. Снасть грубая, но здесь это значения не имеет. Главное вовремя подсечь. Хариус не крупный, но наловить можно много. Сейчас время, когда с похолоданием воды он начал спускаться с верховий.
По тропе вдоль протоки ухожу посмотреть избушку, которая, по словам Александра, в трех километрах отсюда. Если она пустует, и есть возможность там пожить одному, возможно переберусь туда. Но у избы лодка. Это в преддверии скорого промыслового сезона с друзьями приехал хозяин охотничьего участка. Все русские. Пока один, самый молодой из них, на реке машет спиннингом, знакомлюсь с остальными. Все мужики в возрасте. У двоих под нательным бельем густая синева наколок. Купола, купола…. Но все доброжелательны. С ними несколько беспородных, лишь отдаленно напоминающих лаек, собак. Приглашают попить чаю, а потом и вовсе перебираться вместе с рюкзаком к ним. Поблагодарив, говорю, что их и так четверо, и что уже разместился на ночлег на метеостанции. Выходя, обращаю внимание на камень с дыркой, висящий над входом в избушку. Те, что в своем детстве мы называли куриный бог. Находка которого сулила исполнение желаний. Здесь, по местным поверьям, найти камень с дыркой обещало удачу в промысле. А камень, подвешенный над входом, защищает жилище и его обитателей от злых духов и лихих людей.
Тем временем подъезжает на бате еще один охотник. Молодой удэгеец из барака в устье Оморочки. Назад к базе уплываю с ним. Река здесь делает большой крюк, и, как мне кажется, на лодке мы добираемся не намного быстрее, чем пешком по срезающей крюк тропе.
Вечером по-настоящему хорошая баня. Сухая, держащая жар, с веничком из листьев местного дуба. На ночлег размещаюсь в ней же, на широкой лавке в предбаннике. Когда тушу свет, на террасе, где сейчас временная столовая, нагло шуршат мыши. А по чердаку и крыше бегает кто-то крупнее. Всю ночь во дворе беспокойно лают собаки. За завтраком работники базы говорят, что, скорее всего, рядом ходил тигр. Для них это вроде как обыденность, и переживают они разве что за собак, которых следующей ночью собираются запереть в недостроенном доме.
У выходящей из-под бани вентиляционной трубы кусок картона намазаный спецклеем. Это ловушка для мышей, которых привлекает его запах. Из трубы время от времени высовывается молодой горностай и пытается оторвать от картона одну из прилипших к нему намертво мышей.
Посмеявшись над его усилиями, убираем картонку, чтобы тот сам не влип в ловушку.
Ухожу прогуляться по бураннику. Чтобы было удобнее возить дрова, этим летом его немного расширили. На деревьях и кустах вдоль тропы время от времени попадаются капканы, оставшиеся здесь с прошлого сезона. Неподалеку справа шумит по камням река Оморочка. А вокруг окруженные более низким подростом мощные стволы корейского кедра. Сейчас их огромные шишки уже осыпались и валяются на подстилке вышелушенные лесными обитателями. Изредка попадется, в которой еще осталось несколько орехов. Да и те большей частью пустые.
Я не раз здесь слышал, что оттуда, где появляется тигр, кабаны уходят, но лес вокруг живой. Листва взрыта стадами кормившихся кабанов, попадаются следы изюбря.
Здесь, по левому берегу Бикина, предгорья Сихоте-Алиня уходят в сторону от реки. Дальше, вверх по течению, вдоль берега обширная труднопроходимая марь. Чтобы ее обойти, а заодно и срезать путь, логично идти тайгой и террасами сопок напрямик. С компасом и картой, умея с ними обращаться, заблудиться сложно, но того, какие сюрпризы могут ждать меня на пути, заранее не предугадать. В отличие от путешествия вдоль реки, там, в случае чего, помощи ждать будет не от кого. Если не будет попутного транспорта, лучше перебраться на противоположный берег и идти вверх по нему, там, где сто лет назад спускался отряд Арсеньева.
Уйдя километра на три, в стороне от тропинки слышу шорох. Замерев, понимаю, что это стадо кабанов. Не видимое за густым кустарником, оно, то шумно кормясь, шурша листьями и хрустя корешками, то разом замирая, чтобы прислушаться и принюхаться, медленно приближается к тропинке. Под шум их движения достаю фотоаппарат. Я уже вижу, как в двадцати метрах от меня шевелятся кусты. После очередного затишья кустарник, как-будто по нему идет нечто невидимое из фильма «Хищник», шевелится уже в десяти метрах прямо передо мной. Я знаю, что кабаны совсем близко, но пока не вижу ни одного. И вдруг, как на фотобумаге, они проявляются разом сразу в нескольких местах. Из кустов высовывается несколько кабаньих морд, различимы матерые кабаны, свиньи, подсвинки. Кто-то из них издает короткий звук, и они разом замирают. Несколько недобрых, исследующих пар глаз в упор смотрят на меня. Между нами шесть метров открытого пространства и тонкая березка. Ветер от них, и они не могут определить меня как опасность по запаху. Зная о подслеповатости кабанов, я стою, не шевелясь, наслаждаясь редкой картинкой. В моих руках фотоаппарат, но малейшего движения или чуждого лесу звука будет достаточно, чтобы их спугнуть. Нельзя даже пошевелить пальцами, чтобы перевести объектив на широкий угол съемки. Кроме того, я не знаю, ни того, как они поведут себя в следующее мгновенье, ни того, как вести себя мне. Все по ситуации.
Когда же они вдруг дружно вываливают из кустов, я уже машинально выпускаю из рук висящий на шейном ремешке фотоаппарат и подхватываю висящее на плече ружье.
Я предполагал, что, испугавшись, они рванут в сторону, но то, что произошло, превзошло все ожидание. Стадо разом рвануло вперед, и вот вокруг, мимо меня вскачь несется живая лавина. Чтобы не попасть под них, я, уворачиваясь, кручусь почти на месте, давая ей меня обтекать. Изменив направление и загородив собой подсвинков, матерый черный секачина пролетает в метре от меня. Я вижу его злобный взгляд и даже, кажется, слышу скрежет его подтачиваемых друг о дружку клыков. Успеваю довести ствол и взять его на прицел. Возможно, только это и убедило его отказаться от желания на ходу полоснуть меня клыками. Пробегают отставшие, и через несколько секунд в тайге вновь тишина. Как будто ничего и не было. Я даже не успел испугаться, но картина несущегося вокруг меня стада теперь со мной навсегда. Жаль, что не удалось это снять. Но, как показывает практика, проще добыть зверя, чем сфотографировать его. А для того, чтобы снять кадр уникальный, надо или потратить уйму усилий, или успеть воспользоваться случаем.
На обратном пути слышу шум вертолета. На подходе к базе встречаю одного из её клиентов с ружьем. Он идет встретить приятелей, рыбачивших на Оморочке. От него узнаю, что прилетавший вертолет привез на базу геодезистов. А еще он говорит, что на тропе рядом с базой егеря обнаружили тигровую метку, и даже возвращается со мной, чтобы показать её мне. То, что я вижу, выглядит как сбитая кем-то из проходивших по тропе и запнувшихся листва. Только царапины от широко расставленных когтей на земле убеждают, что это действительно мог сделать тигр. Так он заявляет о своих правах на свою охотничью территорию. Я почти убежден в том, что когда утром проходил по тропе в лес, этого здесь не было.
Узнав о том, как я разошелся с кабанами, хозяин базы Андрей говорит, что надо было стрелять. Что и лицензия незакрытая есть, и мясо на базе кончилось. А ему с хозяйственными делами все некогда сходить в лес её закрыть.
Геодезисты, пара молодых парней из Владивостока, прилетели чтобы делать здесь съемку, необходимую для официального закрепления земли под метеопункт. Через пару дней за ними прилетит вертолет и отвезет их на метеостанцию в Улунгу. Познакомившись с ними, спрашиваю, могу ли я подлететь вместе с ними. Парни не против, вопрос в том, захочет ли вертолетчик.
Вечером захожу на чай к Самойленко. Александр с женой заняты изготовлением хариусовых мушек, которые в Приморье называют «химия». Так и говорят:
- На что ловил?
- На химию….
Несмотря на то, что рыбы в реке пока хватает, для того, чтобы ловить лучше других, имеет значение и цвет, и размер, и форма мушки. Чаще используются мушки цвета моркови. Но у Саши свои секреты. Сидя за столом, он разбирает на капроновые нити кусок монтажного пояса. Зеленые нити в нем именно того оттенка цвета, которые любит хариус. Его жена, у которой страсть к рыбалке в крови, внимательно смотрит, как он наматывает волокна на крючок, и из простых компонентов рождается уловистая мушка.
Несмотря на то, что его жена выглядит очень молодо, в Улунге у них взрослый сын.
Александр оттуда родом и здесь живет относительно недавно. В рассказах о жизни этого села, он упоминается как хороший охотник и незаменимый хозяйственник. Как Саша говорит о себе сам: «Последний из рода Могильниковых». По факту это действительно так. Александр последний из основавших в двадцатых годах двадцатого века это большое село староверов.
Всю ночь опять лают собаки. Теперь уже запертые в недостроенном доме, в который наскоро вставили дверь и окна. Павел Фоменко, с которым мы познакомились во Владивостоке, рассказывал, что в этих местах живет тигрица, которая целенаправленно охотится на собак. Может несколько дней сопровождать сплавляющихся по реке туристов, чтобы выждать подходящий момент и утащить захваченную ими для компании собачку. Где-то здесь пару лет назад прямо из-под ног Павла тигр в один прыжок лишил его любимого спаниэля.
На следующий день вновь ухожу в лес. В ожидании вертолета надо чем-то заняться. А если повезет, то и помочь Андрею с закрытием лицензии. Прохожу чуть дальше того места, где накануне встретил стадо кабанов. Выхожу на Оморочку, в надежде перевидать зверей на более-менее открытом месте. Но, в отличие от дня предыдущего, лес как будто вымер. Нигде ни треска, ни шороха. Даже мигрирующие белки сегодня, кажется, идут другим путем. Похоже, присутствие тигра действительно вынудило зверье убраться подальше от такого соседства. Раздающийся неподалеку треск кедровки говорит о том, что там есть кто-то, раздражающий её. Может соболь, а может и кто другой.
Солнечная погода сменяется хмарью. Это последние дни осени. Сколько их еще будет мне неведомо, но я чувствую, что зима совсем близко.
Выходя от реки к тропе, поначалу промахиваюсь мимо. До нее по прямой менее двухсот метров, но под павшей листвой, она едва различима. В пасмурную погоду без компаса в тайге легко ошибиться с направлением и уйти далеко не туда даже в знакомых местах. Найдя тропу, я поначалу не узнаю её. И только попадающиеся на обратном пути, уже запомнившиеся мне ориентиры, убеждают меня, что я на верном пути. Неожиданно по тропе навстречу мне выбегают собаки. После моего окрика, следом за ними выходит и охотник. Судя по всему, это один из охотников из избушки ниже метеопоста, хотя по виду вовсе им не компания. Настроен он решительно и недоброжелательно. Сходу вопрос:
-Что тут делаешь, почему ходишь по нашему участку?
Хочу возразить ему, что промысловый сезон еще не начался. Да и не интересует меня объект их промысла, но не успеваю. Следом подходят другие, уже знакомые мне охотники, и разряжают обстановку, предложив их ретивому защитнику успокоиться. Перекуриваем вместе. Двое из четверых, те, что постарше, с наколками, явно люди опытные. Несмотря на то, что у одного из них обычная двустволка, а у другого и вовсе видавшая виды одностволка, с обтесанным до бела прикладом, потемневшим от времени стволом и погоном, почти распавшимся на отдельные пряди. Когда-то на Урале с такой я ходил на свои первые охоты. Заметив мой взгляд, Иван, хозяин одностволки, как бы невзначай говорит, что положил из нее не один десяток медведей. С понягой за спиной выглядит он очень колоритно. От моей просьбы сфотографировать его отказывается. Иван ругает расширивших буранник работников базы, сетует на то, что пропали его капканы. Когда предупреждаю их о бродящим в этих местах тигре, компания так переглядывается, что у меня возникают большие сомнения в том, что встреться он им, ему удалось бы унести свою шкуру целой. На такие мысли наталкивает и то, что в такую даль ими привезено несколько вроде как совсем не охотничьих собак. Чем не приманка для тигра, хоть в тайге, хоть в ящичной ловушке. Впрочем, я могу и ошибаться. У хорошего охотника бывает, что и дворняжки работают по зверю почище элиты.
Компания уходит дальше по тропе, к своей второй избушке, а я на базу.
Следующим утром небо завешено хмарью и вот-вот разродится затяжным моросящим дождем. Рюкзак собран и остается только ждать и гадать летная ли погода в Лучегорске, да согласится ли экипаж захватить попутного пассажира. Если не получится подлететь, попрошу перевезти меня на лодке на другой берег и дальше пойду им. Геодезисты свою работу закончили и тоже собирают вещи и оборудование.
Вертолет прилетает ближе к вечеру, когда его уже не ждем. Не Ми-2, которого ждали, а МИ восьмой. Не глуша двигатель, он ждет геодезистов. Самойленко представляет меня командиру экипажа. Выслушав мою просьбу, вначале тот смотрит на меня оценивающе, как бы гадая, какую цену мне назначить, но, подумав, выдает:
- Грузись. Что мне на себе везти….
Закидываю в нутро вертолета рюкзак, дожидаемся задержавшегося Рустама и взлетаем.
