Донбасские записки #6 (ретроспективная заметка. Конец октября 2014)
20-21 октября
Утро серое, холодное, глухое, будто его накрыли стаканом и заткнули ватой. Тишина давит не хуже гидравлического пресса, неизвестность кромсает сильнее шредера. Толпы в броуновском движении сбивают друг друга, пытаются быть поглощёнными железным брюхом электротранспорта. Мир куда-то несётся с невероятной скоростью, и единственное, за что можно зацепиться, - собственное пальто.
Небо сгущается. Свинцовая тишина заползает под перчатки. «Белая гвардия» осталась дома - носить с книгой прежнюю войну в условиях нынешней кажется бессмысленной затеей. «Нужно найти что-то в интернете - , думаю я, - что-то, чего бы хватило на сегодня». Люди усиленно толкают меня от одного края троллейбуса к другому, а день всецело обещает быть скучным. Складывается ощущение, что врёт, но это выяснится.
В небе проблеск. Косой луч разрезает тревожный воздух. «Нас, верно, уже не слышат, ведь время ушло вперёд... » - вспоминается детская реплика на давно забытую песню. «Возьму «Полковнику никто не пишет»,» - наконец решаю и ощущаю тупую боль в грудной клетке. Даю зарок о поездках в забитых троллейбусах и вываливаюсь на остановку.
Университет. Девять этажей пролетают быстро, остальные три всё пробуют застопориться. За окнами в пролётах мрачнеют крыши. Лестница чернеет, будто её обвели тушью. Тьма не липнет к ботинкам только потому, что я бегу слишком быстро для неё - для себя, конечно, тоже. Зачем, правда, понять сложно, но анализ лучше оставить для вечера, иначе станет совсем тошно.
Двенадцатый. Окно. Крыши, подёрнутые туманом.
Первый. Окно. Измученная женщина. Седой полковник. Толпы, следующие за гробом.
Толпа, следующая за куратором. Впереди - 160 минут английской фонетики, плюс перемена. Полковник и покойник последовательно растворяются, будто их никогда и не было.
Синие стены, сапфировые жалюзи, металлическое золото солнца разрезает комнату. Горло горит. Голоса в аудитории, в окне по правую руку - серо-голубая тишина; она душит, сводит с ума. Ощущаю, что теряю связь с внешним миром, - чувствую только уверенное продвижения жара из горла к голове. К семинару по зарубежке не готовилась - вспоминаю мучительно. Спишу на двухдневный обстрел - по прописке всё-таки Киевский район. Жар стирает и это воспоминание.
«Град» - залп. Не почудилось. Жар улетучился быстрее картин Маркеса. «Успокойтесь, это всего лишь ветер,» - говорит куратор. Благо, здесь нет клинических идиотов... Английский на исходе. Нетерпеливо поглядываю на время. Дальше должна быть лекция по безопасности жизнедеятельности. «Символично», - отмечаю про себя. Снова залп. Режут небо невидимые огненные хвосты.
909-ая. Небо высокое, как при Аустерлице. Катя в индиго ждёт меня на нашем обычном месте - две составленные парты у окна по правую руку, стена выступает вперёд, как колонна, на ней зеленеет «adventure time», а под нею - два стула. Укромный уголок.
Говорим об обстрелах, для чтения не остаётся времени. Возлагаю надежды на следующую перемену - осталось меньше половины повести, призывно хлопающей крыльями виртуальных страниц.
Залп. «Нет, это не ветер», - честно отвечает преподаватель. Продолжаем писать.
Окно по правую руку, видимо, одного возраста с корпусом. Грязно-васильковые лепестки жалюзи плавно колышутся рядом с моим локтем.
-Катя, если начнётся обстрел, сразу падаем под парту и тянем на себя стулья. Осколки могут запечься в подоконнике и крышке парты, как у моих родителей на работе, стёкла, по идее, полетят чуть дальше, а те, которые не решатся, останутся в стульях. И от волны, может быть, немного защитимся.
-А, хорошо, - как всегда флегматично отвечает Катрин.
Залпы, взрывы, залпы. В нескольких определениях встречается «оружие массового поражения». Елена Владимировна попутно рассказывает о сути теории относительности, антиматерии, угрозе, исходящей от неконтролируемого потока информации и главном пороке человечества - алчности.
-Мудрые люди всегда желают не богатства, а благополучия, т.е. иметь ровно столько, сколько необходимо для нормальной жизнедеятельности. Этот закон прекрасно отражён в дикой природе: когда лев поймает зверя, он съедает нужную часть, и больше к жертве не прикасается, за ним же приходят другие животные, которые не могут охотиться сами. А человек постоянно накапливает - и от этого теряет смысл жизни, - говорит учитель, - и часто бывает, что купят богатые себе яхту, ну, две, соберут автопарк - а жить незачем, скучно им.
-А ещё они могут спиться, - вставляет странный парень с немецкой филологии; он большой, краснощёкий, вечно курит и говорит невпопад - то ли шутник, то ли умалишенный.
«Это все его планы на жизнь?» - спрашиваю у Кати. Она довольно улыбается.
Я думаю о том, что нужно вытащить из сумки телефон и положить его в карман, а ещё лучше - поместить сумку и пальто под парту. Не хочу, чтобы их посекло осколками. Удивляюсь: «И откуда у меня такие мысли? Сюда ведь не доставало ни разу...»
Небо сгущается.
Новое определение: «ЧС - обстановка, складывающаяся в результате стихийных бедствий, крупных аварий, катастроф, общественно-политических конфликтов, применения современных средств поражения и требующая неотложных мер по спасению людей, материальных ценностей». Ставлю точку и мрачно думаю о том, что первыми спасают именно материальные ценности, люди же чаще остаются брошенными.
Не смотрю в окно, но спиной чувствую поток воздуха и немилосердное дребезжание стекла. Падаю под парту - по выработанному минут десять назад алгоритму. Взрыв смешивается со звуком падения тел всего потока. Ни черта не понимаю. Вылезаю из-под стола быстро, подталкивая Катю, и беру вещи. Две наши составленные парты развернуло примерно на тридцать градусов. Отталкиваю их, дабы расчистить проход, по пути надеваю пальто. Стекла целы - слава Богу. Девчонки истерят, все бегут вниз. Мы тоже ретируемся, и 909-ая вместе с Еленой Владимировной и зеленеющим «временем приключений» остаётся позади. Кажется, зачет по безопасности жизнедеятельности уже сдан.
-А у тебя быстрая реакция, - говорит мне Катя, пока мы сбегаем вниз с девятого этажа.
Я не чувствую ни усталости, ни недостатка воздуха. Сердце бешено колотится, ум ясен, как никогда прежде. Одногруппник Паша говорит, что в физ-техе вылетели стёкла. Это единственно верное и ясное утверждение на данный момент.
Мы не знаем, что делать. Бежать ли в убежище? Нет, сначала отойти от окон, быстро соображаю я и оттягиваю Катю ближе к стене.
Мобильное покрытие отсутствует. На лестнице у противоположной стены, похоже, есть. Звоню отцу: мама не воспримет с первого раза. Спрашиваю, что дома (всё нормально, позже выяснится, что окна в лестничных пролётах вылетели), прошу папу ехать к тёте, не заезжая за мной. Уверяю, что доберусь сама. Смутная мысль о том, что могут перекрыть город, и все мы окажемся отрезанными друг от друга, не покидает. Решаю, что отцу лучше быть с мамой и тётей - нужно их сориентировать в нужный момент.
Катя заканчивает разговор со своей мамой. В больнице на Калиновке вылетели стёкла, сообщила она.
-Что это могло быть? Это же не «Град»,- спрашивает и утверждает Катрин.
-Не знаю... Залпов не было, свиста мин тоже не слышно. Взялось из ниоткуда. Может, Точка-У? - размышляю я.
-Ну да, Точка.
И мы оказываемся правы. Засекаем десять минут, но выходим раньше их истечения: охранник трубно гудит «все студенты по домам». На крыльце главного корпуса - осыпавшиеся стёкла. Подбираю один осколок, предназначавшийся не мне. Memento mori.
Остановка забита студентами. Жду 17-го троллейбуса. Я совершенно уверена в том, что уеду раньше нового обстрела. Проходит минут пять - и я слышу разрывы мин недалеко от места дислокации, как мне кажется. Троллейбус материализуется. «Ты успел,» - произношу уже вслух.
Вокруг - страшные догадки и не менее страшные новости. Пострадала первая школа, корпус ДонНУЭТа, ранен преподаватель в ДонНТУ. Толпы за окном хаотично передвигаются.
Подъезжаем к цирку. Он, заполненный в обычные дни людьми, всё пытающимися получить гуманитарную помощь, пугающе пуст. Это отмечают и рядом стоящие парни.
-И гуманитарка не нужна...-скорбно обращаюсь к себе.
-Жизнь дороже, -говорит один из парней. -Посмотри, там одно стекло. Моментальная смерть.
-Но взрыв ведь был далеко...- произношу.
-Да не совсем, - отвечает мне парень и направляется к выходу.
Женщина, вошедшая в троллейбус, говорит по телефону о том, что остановка содрогнулась от силы ударной волны. «Может, ты и прав.. Но стёкла-то целы».
Мама встречает меня на остановке. Взъерошенная, испуганная, с развязанным шнурком на кроссовках. Она бегло рассказывает о том, как подпрыгнул от взрыва тяжеленный диван, как полетела штукатурка в глаза рабочему, занимавшегося в тот момент кухней. На остановке уже утвердительно упоминается падение Точки.
Спускаемся по улице. Дом. Комната. Кот. Я снимаю пальто, и моя правая рука начинает предательски дрожать. Я ищу новости. Взрыв на заводе химреактивов; последствия баллистического удара уже не абстрактные понятия, но что-то вполне пережитое.
Открываю недочитанную повесть. Картины оживают. Только финальная фраза полковника выбивается у меня из общего течения произведения: я почему то вижу пустые ступеньки цирка. «Дерьмо,» - повторяю я вслед за полковником.
А за окном ясно-желто светит солнце.
Автор: Жительница Донецка "Idinmor"
Утро серое, холодное, глухое, будто его накрыли стаканом и заткнули ватой. Тишина давит не хуже гидравлического пресса, неизвестность кромсает сильнее шредера. Толпы в броуновском движении сбивают друг друга, пытаются быть поглощёнными железным брюхом электротранспорта. Мир куда-то несётся с невероятной скоростью, и единственное, за что можно зацепиться, - собственное пальто.
Небо сгущается. Свинцовая тишина заползает под перчатки. «Белая гвардия» осталась дома - носить с книгой прежнюю войну в условиях нынешней кажется бессмысленной затеей. «Нужно найти что-то в интернете - , думаю я, - что-то, чего бы хватило на сегодня». Люди усиленно толкают меня от одного края троллейбуса к другому, а день всецело обещает быть скучным. Складывается ощущение, что врёт, но это выяснится.
В небе проблеск. Косой луч разрезает тревожный воздух. «Нас, верно, уже не слышат, ведь время ушло вперёд... » - вспоминается детская реплика на давно забытую песню. «Возьму «Полковнику никто не пишет»,» - наконец решаю и ощущаю тупую боль в грудной клетке. Даю зарок о поездках в забитых троллейбусах и вываливаюсь на остановку.
Университет. Девять этажей пролетают быстро, остальные три всё пробуют застопориться. За окнами в пролётах мрачнеют крыши. Лестница чернеет, будто её обвели тушью. Тьма не липнет к ботинкам только потому, что я бегу слишком быстро для неё - для себя, конечно, тоже. Зачем, правда, понять сложно, но анализ лучше оставить для вечера, иначе станет совсем тошно.
Двенадцатый. Окно. Крыши, подёрнутые туманом.
Первый. Окно. Измученная женщина. Седой полковник. Толпы, следующие за гробом.
Толпа, следующая за куратором. Впереди - 160 минут английской фонетики, плюс перемена. Полковник и покойник последовательно растворяются, будто их никогда и не было.
Синие стены, сапфировые жалюзи, металлическое золото солнца разрезает комнату. Горло горит. Голоса в аудитории, в окне по правую руку - серо-голубая тишина; она душит, сводит с ума. Ощущаю, что теряю связь с внешним миром, - чувствую только уверенное продвижения жара из горла к голове. К семинару по зарубежке не готовилась - вспоминаю мучительно. Спишу на двухдневный обстрел - по прописке всё-таки Киевский район. Жар стирает и это воспоминание.
«Град» - залп. Не почудилось. Жар улетучился быстрее картин Маркеса. «Успокойтесь, это всего лишь ветер,» - говорит куратор. Благо, здесь нет клинических идиотов... Английский на исходе. Нетерпеливо поглядываю на время. Дальше должна быть лекция по безопасности жизнедеятельности. «Символично», - отмечаю про себя. Снова залп. Режут небо невидимые огненные хвосты.
909-ая. Небо высокое, как при Аустерлице. Катя в индиго ждёт меня на нашем обычном месте - две составленные парты у окна по правую руку, стена выступает вперёд, как колонна, на ней зеленеет «adventure time», а под нею - два стула. Укромный уголок.
Говорим об обстрелах, для чтения не остаётся времени. Возлагаю надежды на следующую перемену - осталось меньше половины повести, призывно хлопающей крыльями виртуальных страниц.
Залп. «Нет, это не ветер», - честно отвечает преподаватель. Продолжаем писать.
Окно по правую руку, видимо, одного возраста с корпусом. Грязно-васильковые лепестки жалюзи плавно колышутся рядом с моим локтем.
-Катя, если начнётся обстрел, сразу падаем под парту и тянем на себя стулья. Осколки могут запечься в подоконнике и крышке парты, как у моих родителей на работе, стёкла, по идее, полетят чуть дальше, а те, которые не решатся, останутся в стульях. И от волны, может быть, немного защитимся.
-А, хорошо, - как всегда флегматично отвечает Катрин.
Залпы, взрывы, залпы. В нескольких определениях встречается «оружие массового поражения». Елена Владимировна попутно рассказывает о сути теории относительности, антиматерии, угрозе, исходящей от неконтролируемого потока информации и главном пороке человечества - алчности.
-Мудрые люди всегда желают не богатства, а благополучия, т.е. иметь ровно столько, сколько необходимо для нормальной жизнедеятельности. Этот закон прекрасно отражён в дикой природе: когда лев поймает зверя, он съедает нужную часть, и больше к жертве не прикасается, за ним же приходят другие животные, которые не могут охотиться сами. А человек постоянно накапливает - и от этого теряет смысл жизни, - говорит учитель, - и часто бывает, что купят богатые себе яхту, ну, две, соберут автопарк - а жить незачем, скучно им.
-А ещё они могут спиться, - вставляет странный парень с немецкой филологии; он большой, краснощёкий, вечно курит и говорит невпопад - то ли шутник, то ли умалишенный.
«Это все его планы на жизнь?» - спрашиваю у Кати. Она довольно улыбается.
Я думаю о том, что нужно вытащить из сумки телефон и положить его в карман, а ещё лучше - поместить сумку и пальто под парту. Не хочу, чтобы их посекло осколками. Удивляюсь: «И откуда у меня такие мысли? Сюда ведь не доставало ни разу...»
Небо сгущается.
Новое определение: «ЧС - обстановка, складывающаяся в результате стихийных бедствий, крупных аварий, катастроф, общественно-политических конфликтов, применения современных средств поражения и требующая неотложных мер по спасению людей, материальных ценностей». Ставлю точку и мрачно думаю о том, что первыми спасают именно материальные ценности, люди же чаще остаются брошенными.
Не смотрю в окно, но спиной чувствую поток воздуха и немилосердное дребезжание стекла. Падаю под парту - по выработанному минут десять назад алгоритму. Взрыв смешивается со звуком падения тел всего потока. Ни черта не понимаю. Вылезаю из-под стола быстро, подталкивая Катю, и беру вещи. Две наши составленные парты развернуло примерно на тридцать градусов. Отталкиваю их, дабы расчистить проход, по пути надеваю пальто. Стекла целы - слава Богу. Девчонки истерят, все бегут вниз. Мы тоже ретируемся, и 909-ая вместе с Еленой Владимировной и зеленеющим «временем приключений» остаётся позади. Кажется, зачет по безопасности жизнедеятельности уже сдан.
-А у тебя быстрая реакция, - говорит мне Катя, пока мы сбегаем вниз с девятого этажа.
Я не чувствую ни усталости, ни недостатка воздуха. Сердце бешено колотится, ум ясен, как никогда прежде. Одногруппник Паша говорит, что в физ-техе вылетели стёкла. Это единственно верное и ясное утверждение на данный момент.
Мы не знаем, что делать. Бежать ли в убежище? Нет, сначала отойти от окон, быстро соображаю я и оттягиваю Катю ближе к стене.
Мобильное покрытие отсутствует. На лестнице у противоположной стены, похоже, есть. Звоню отцу: мама не воспримет с первого раза. Спрашиваю, что дома (всё нормально, позже выяснится, что окна в лестничных пролётах вылетели), прошу папу ехать к тёте, не заезжая за мной. Уверяю, что доберусь сама. Смутная мысль о том, что могут перекрыть город, и все мы окажемся отрезанными друг от друга, не покидает. Решаю, что отцу лучше быть с мамой и тётей - нужно их сориентировать в нужный момент.
Катя заканчивает разговор со своей мамой. В больнице на Калиновке вылетели стёкла, сообщила она.
-Что это могло быть? Это же не «Град»,- спрашивает и утверждает Катрин.
-Не знаю... Залпов не было, свиста мин тоже не слышно. Взялось из ниоткуда. Может, Точка-У? - размышляю я.
-Ну да, Точка.
И мы оказываемся правы. Засекаем десять минут, но выходим раньше их истечения: охранник трубно гудит «все студенты по домам». На крыльце главного корпуса - осыпавшиеся стёкла. Подбираю один осколок, предназначавшийся не мне. Memento mori.
Остановка забита студентами. Жду 17-го троллейбуса. Я совершенно уверена в том, что уеду раньше нового обстрела. Проходит минут пять - и я слышу разрывы мин недалеко от места дислокации, как мне кажется. Троллейбус материализуется. «Ты успел,» - произношу уже вслух.
Вокруг - страшные догадки и не менее страшные новости. Пострадала первая школа, корпус ДонНУЭТа, ранен преподаватель в ДонНТУ. Толпы за окном хаотично передвигаются.
Подъезжаем к цирку. Он, заполненный в обычные дни людьми, всё пытающимися получить гуманитарную помощь, пугающе пуст. Это отмечают и рядом стоящие парни.
-И гуманитарка не нужна...-скорбно обращаюсь к себе.
-Жизнь дороже, -говорит один из парней. -Посмотри, там одно стекло. Моментальная смерть.
-Но взрыв ведь был далеко...- произношу.
-Да не совсем, - отвечает мне парень и направляется к выходу.
Женщина, вошедшая в троллейбус, говорит по телефону о том, что остановка содрогнулась от силы ударной волны. «Может, ты и прав.. Но стёкла-то целы».
Мама встречает меня на остановке. Взъерошенная, испуганная, с развязанным шнурком на кроссовках. Она бегло рассказывает о том, как подпрыгнул от взрыва тяжеленный диван, как полетела штукатурка в глаза рабочему, занимавшегося в тот момент кухней. На остановке уже утвердительно упоминается падение Точки.
Спускаемся по улице. Дом. Комната. Кот. Я снимаю пальто, и моя правая рука начинает предательски дрожать. Я ищу новости. Взрыв на заводе химреактивов; последствия баллистического удара уже не абстрактные понятия, но что-то вполне пережитое.
Открываю недочитанную повесть. Картины оживают. Только финальная фраза полковника выбивается у меня из общего течения произведения: я почему то вижу пустые ступеньки цирка. «Дерьмо,» - повторяю я вслед за полковником.
А за окном ясно-желто светит солнце.
Автор: Жительница Донецка "Idinmor"